Плавания вокруг света и по Северному Ледовитому океану - Федор Литке

В прежнее время составлялась подобная же партия из обитателей Чугацкой губы, но когда не стало бобров близ их мест, то перестали их и посылать. Теперь они промышляют только земных зверей – выдр, лисиц, медведей, речных бобров – и продают их компании.

В Атхинском отделе алеуты весь свой промысел сдают сначала главному тайону, который его разделяет на всех, соображаясь с прилежанием или счастьем каждого. Кто добыл 5 или 6 бобров, должен уделить часть тому, кто не получил ничего или очень мало, который в другое время воздаст ему в свою очередь тем же, так что никто не остается с пустыми руками и все бывают довольны.

Промысел лисиц. По окончании бобрового промысла приступают к лисьему. Лисиц ловят иногда собаками, но большей частью кляпцами, для коих материалы, то есть зубцы железные и китовые жилы, рассылаются заблаговременно по артелям. Лес для них употребляется выкидной.[342] На опытного и проворного ловца дают по 25 кляпцев. Лисицами изобилуют все острова Лисьей гряды, более всего черно-бурыми и сиводушками; на Аляске бывают только красные, отличающиеся нежностью своей шерсти; самые дурные – кадьякские, где их и мало. На островах Атхинского отдела нет наземных зверей, даже мышей; на одном острове Атту водятся песцы. Лисий промысел начинается с октября и кончается в ноябре или декабре. Добытые звери сдаются начальникам артелей, которые за них расплачиваются.

Еврашки[343] ловятся преимущественно на острове Укамок, где для промысла их живут несколько алеутских семейств. Ловят еврашек собаками, которые выслеживают зверя и указывают его норы; охотник разрывает землю и убивает зверя. Этот промысел начинается также с октября и продолжается месяца три; за это время искусный ловец добывает от 1000 до 1200 зверьков. Алеутки в то же время выделывают меха и шьют из них парки.[344] На Укамоке убивается в год до 25 000 еврашек.

Для птичьего промысла, как и для бобрового, тайон набирает вольных алеутов, которые в апреле съезжаются в главные места по отделам и, получив от компании огнестрельные и другие снаряды и припасы и на каждого охотника по фунту табаку, отправляются на промысел – с Кадьяка на Аляску, с Уналашки на Шумагинские острова – и возвращаются в августе и сентябре. Шкуры птиц сдаются в компанию, которая раздает их женщинам для выделки и шитья парок. На парки употребляются топорки, ары и ипатки; другие птицы – только в пищу. На парку идет от 30 до 50 шкур. Промышленник, доставивший 12 парок, получает сверх платы две парки себе. Мясо убитых птиц, кроме употребляемых в пищу на месте, алеуты в продолжение промысла сушат на зиму.

Моржей промышляют в конце июля из Унгинской артели на песчаных банках по северную сторону Аляски, где моржи ложатся в великом множестве. Обойдя их со стороны моря, промышленники бросаются на них с криком и гонят все лежбище на середину банки, где нападают на него с копьями и колют в те места, где тоньше кожа. Одна из главнейших предосторожностей в том, чтобы ни один зверь не ушел в море, ибо за одним бросятся все, и тогда трудно избежать клыков раздраженного зверя или не быть им задавленным, или увлеченным в море. Этот опасный промысел продолжается около десяти дней. Алеуты, готовясь к нему, прощаются друг с другом.

У убитых моржей вырубают только клыки. В счастливые годы получают до 2500 клыков, на что приходится положить от 3000 до 4000 моржей, потому что они в побоище сваливаются такими грудами, что, по уверению охотников, не более как из одной трети добываются клыки. В обыкновенные годы промысел бывает гораздо менее. Добытая кость переносится через перешеек на южную сторону, а оттуда свозится в артель.

Сивучей промышляют для компании на берегу Аляски в июне месяце и выделывают из них лахтаки для байдарок, а кишки и горла – для камлей, но большее число этих вещей доставляется вместе со шкурами морских котиков с островов Прибылова, о которых будем говорить ниже.

Промысел китов производится с июня по август. Не следует воображать, что это то опасное предприятие, которое у нас понимается обыкновенно под названием китового промысла. Дороговизна снаряжения китобойных судов, а главное, недостаток знающих это дело людей не позволяют компании за него взяться, хотя, вероятно, оно оказалось бы и выгодным, потому что между здешними китами есть много кашалотов (плавунов, как их здесь называют), дающих спермацет. Алеуты бьют китов с байдарок стрелами, на которых каждый имеет свое клеймо. Раненый кит обыкновенно через несколько дней издыхает и ветром и течением выбрасывается на ближайший берег. Больше всего выкидывает их на берега Уналашки и Акуна и на юго-западный берег Кадьяка.

Иногда случается алеутам взять кита и с бою, бросая в него стрелки с пузырями на веревках из китовых жил. Убивший кита, что узнается по клейму на стрелке, получает половину его и сверх того 30 рублей за большого и 15 рублей за малого.

Из краткого изложения производимых компанией промыслов видно, что из снаряжаемых на это дело алеутов ни один не служит ей по вынуждению, а все за плату, при установлении которой обращено равное внимание на интересы обеих сторон. Кроме этих, снаряжаемых, весьма многие служат в компании по найму. За всякую особую работу, как сбор ягод, кореньев, ловлю рыбы, нерп, как мужчины, так и женщины получают установленную плату.

Из алеутов, составляющих помянутую выше ситкинскую бобровую партию, около 150 человек остаются по охоте зимовать в Ново-Архангельске. Не знаю, имеет ли компания средства по окончании промыслов отправлять всех домой на Кадьяк, но житье праздных алеутов в Ново-Архангельске вредно сколько для них самих, столько и для компании. Здесь в весьма уменьшенном размере отражается действие больших городов на селения – привлекать к себе народ и портить его роскошью.

Остающиеся в Ситке алеуты март и апрель готовятся к промыслам, с мая по август промышляют бобров, в августе и сентябре запасают рыбу на зиму, а остальные затем пять месяцев, вместо того чтобы на родине заниматься промыслом земных зверей, проводят в совершенной праздности, со всеми ее последствиями. Привыкнув в общении с русскими к их пище, к чаю и особенно пристрастившись без меры к горячим напиткам, употребляют они все средства, хотя бы и непозволительные, к удовлетворению этих новых потребностей. По примеру супруга, променявшего спокойную и удобную птичью парку на фризовый или суконный сюртук или фрак, смешной даже в Европе, алеутка не хочет смотреть на еврашечью парку или китайчатую камлею,[345] в которых прежде щеголяла, а требует непременно ситцевое платье, шаль и т. п., которые приобретает средствами, нимало не двусмысленными. Следствием этого бывают болезни, слабое потомство, испорченное уже при самом рождении. Теряясь сами, алеуты пребыванием в Ситке затрудняют и компанию, ибо увеличивают расход товаров и припасов, которыми компания с таким трудом снабжается.