Марина Цветаева. Письма 1933-1936 - Марина Ивановна Цветаева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но ты это — забудь, ты мне ответь:
1) что* показал снимок,
2) есть ли, в связи с этим, надежда на приезд в S<ain>t Pierre не позже 15-го (позднее — боюсь — будет мой отъезд).
3) что* решаешь: мо*й Берн или тво*й Париж.
4) если Берн, т. е. Schwendi — ка*к там устроиться (цены).
Всего 4 вопроса и умоляю тебя ответить на них возможно скорее и точнее: можно вместить ровно в 8 строк. 5) Как ходишь? (Тогда — 10.)
_____
Теперь жди — с завтрашнего дня — ряда приятных вещей, все дни подряд, ибо я тебе не писала только потому, что не знала, нужно ли тебе это, не слишком ли много? трудно? — вся я (хотя и пытающаяся уменьшить свой вес, как в детстве — физически — 17 вёрст в тарантасе, на чьих-то коленях — не давить, не весить, сплошь на мускулах сердечного страха).
Убеди меня, что я тебе — нужна. (Господи, в этом всё дело!) раз-навсегда убеди, т. е. сделай, чтобы я раз-навсегда поверила, и тогда всё будет хорошо, потому что я тогда могу сделать — чудо.
Итак, я жду — делового ответа, а ты жди — ряда непременных радостей.
(Знаешь сонет у Гёте, который называется:
Sie kann nicht enden…[1827]
(гениально, что он с этого — начинает! И гениально, что это самая законченная форма — сонет).
О твоих стихах (только сейчас, после перерыва Гёте, заметила, что всё время писала ты) напишу отдельно и внимательно.
Я всё делаю (пишу, перевожу, читаю, хожу, говорю) и у меня ни одной мысли в голове нет, кроме тебя и твоего здоровья.
Ты думаешь — я не писала «случайно»? П<отому> ч<то> чем-нибудь была «занята»? Мне это неписание тебе стоило бо*льших усилий, чем все мои писания вместе взятые: других усилий: другие мускулы работали: обратное.
Ну, жду, обнимаю, люблю — но не даром я не люблю глаголов (страшная грубость!), но чтобы обходиться бе*з — нужны стихи или присутствие. Будет и то и другое.
А завтра тебя ждет — верная радость.
М.
<Приписка на полях:>
Я больше не хочу писать Вам Monsieur[1828] — какой вы Monsieur? — Вы гораздо больше Herr[1829], чем Monsieur — только вспомните производные: herrisch, herrlich, Herrlichkeit[1830] — и Heer[1831] по соседству (himmlische Heere[1832])
Впервые — Опыты. VII. С. 14-18. СС-7. С. 589–592. Печ. по СС-7.
76-36. А.С. Штайгеру
S<ain>t Pierre-de-Rumilly
Haute Savoie
Ch*teau d’Arcine
1-го сентября 1936 г., среда.
Письмо о стихах[1833]
— Что* я об этих стихах думаю?
Первое и резкое: убрать кавычки — отличные стихи[1834].
Зачем и откуда — с Вашим чудесным сердцем — кавычки на таких чудесных, чудодейственных вещах, как жалость, груд, страдание, любовь, подвиг?
Что такое кавычки? Знак своей непричастности — данному слову или соединению слов, как знак его условности в наших устах. Подчеркнутая чуждость их простому употреблению и толкованию. Знак своего превосходства — над той простотой. Кавычки — ирония. То же самое, что «так называемая жалость». Так называемая, а мною так не называемая, мною не та*к называемая, мною называемая — слабость (либо глупость).
Но, родной мой, вычеркнув из своего душевного обихода и словаря — слова (и понятия) — совесть, расплата, нищенство, больница, тюрьма, братство, любовь, труд — что* тогда от мира и от сердца останется?
Вы скажете: — М<арина> И<вановна>, Вы передернули. Вы подменили пошлые (ставшие пошлыми) словесные соединения — именами существительными, пошлыми быть не могущими.
Но, мой друг: что пошлого — в больничной палате? Это не пошло, — а точно. То же и о нищенской суме (я, кроме этой нищенской сумы, в России, с 1917 г. по 1922 г. ничего не видала, но ее зато — непрерывно). И расплата за день — не пошлость. М<ожет> б<ыть> немножко общё. Беря эти слова в кавычки, Вы в кавычки берете не словесные трафареты, ибо эти слова — не трафарет: слишком уж насущны, как слово «черный хлеб», как сам черный хлеб. Остаются другие: «равенстве, братстве, и труде» (привожу из памяти)[1835] и «мысли о ме*ньшем, страдающем брате» — да, эти слова — трафарет, но зачем же Вы их берете? Зачем же Вы пользуетесь грошовым орудием чужого неумения — чтобы разбить бессмертные вещи?
Ведь два вывода: либо Вы, в этих стихах, сражаетесь с словесными трафаретами, а не вещами, тогда — сто*ит ли? Либо Вы наивно отождествляете бессмертные понятия с пошлыми наименованиями (из которых половина не пошла,* а — до ужаса <не>выразительна). По* чему* Вы в этих стихах бьете? По громким фразам 60-тых годов? Но для них это не были фразы, они за них — умирали (вспомните последнее письмо Софии Перовской[1836] — матери — о «воротничках», сто*ящее последнего: «Mon cher Papa»[1837] …Шарлотты Кордэ)[1838]. По самим вещам (жалость, любовь, труд)? По себе — такому дураку, что в них — поверили и на них — оборвались?
Стихи эти я читаю — наоборот: без кавычек, и — честное слово — даже в «ме*ньшем брате» никакого трафарета не чувствую. Простая болевая правда их — уничтожает их некоторую о*бщесть, слова эти здесь (д<олжно> б<ыть> от Вашей внутренней правды) звучат за*ново, совершенно не смешно, — в полный и смертный серьез. (Как я хотела бы — чтобы они та*к были написаны, и до чего они та*к — внутри — написаны!)
Конечно (и в этом сочувствую Вам — как пишущий) куда тогда девать дребедень и ерунду (которым, кстати. Вы противупоставляете какую не-дребедень и не-ерунду?) Заметьте, что Вы здесь, в 8-ми строках израсходовали всё человеческое величие,
