Игра Бродяг - Литтмегалина

— О чем ты думаешь?

— Я не знаю, — повторила Эхо его недавние слова. — Это действительно страшное море. Не стоило нам приходить сюда. Хотя, я думаю, он был здесь. Он смотрел на воду и представлял, как прыгает вниз.

— Прыгает вниз?

Вогтоус встал, на стертых, разболевшихся ногах проковылял к Эхо и обнял ее своими мягкими руками, уводя от края.

— Что? — Эхо рассмеялась. — Я не собираюсь прыгать, Вогт.

— Наверное. И все же тебе лучше не стоять так близко. Это же только один раз.

— Что — один раз?

Вогтоус не смотрел на нее.

— Мы умираем. Сейчас, когда я вспоминаю себя прежнего, я понимаю, что раньше я верил в то, что это можно делать неоднократно, и, умирая — не исчезаешь. Может быть, начинаешь все заново. Просто неудачная попытка, дождь, который проходит, понимаешь? Это настолько глупо, да?

— Не так уж, — покачала головой Эхо, припомнив свой разговор с Человеком Игры.

— Вот только смерть — это навсегда, ничего не исправишь. Однажды я проснулся и впервые в своей жизни осознал, что это так, — он почувствовал ее взгляд. — Что?

— Ничего, — быстро ответила Эхо, отворачиваясь. Сердце стучало прямо-таки бешено.

— Пойдем, — поторопил ее Вогт. — Здесь нечего делать и здесь плохо.

Во взгляде Эхо вновь взметнулось разочарование.

— Но где-то же мальчик должен быть? Мы все осмотрели, везде искали. Мы так устали, но не нашли его.

Уходя, Вогтоус оглянулся и сказал:

— Когда бог хочет узнать, что происходит в одном из его миров, ему достаточно глотка воды, и он узнает все. Что он поймет об этом мире, попробовав такую воду?

— Какой бог? — устало спросила Эхо. — Их так много. Я запуталась.

— Самый первый. Тот, кто когда-то начал все это. И, возможно, пожалел об этом.

Эхо недоуменно посмотрела Вогту в спину и начала осторожно спускаться.

***

Эхо ободрала локоть, но в целом спуск был удачным.

— Ужасные скалы, — все-таки сказал Вогт. — Ужасные.

Косолапый и Лысый спали, сладко вытянувшись на траве и раскрыв рты.

— Это настолько трогательно, — сказал Вогтоус. — Прекрасны их сны или ужасны, мы оставим их с ними.

Эхо подумала, что этим двоим грозят большие неприятности за то, что они вырубились и не уследили, но вслух она ничего не решилась сказать сердитому Вогту.

— Куда теперь?

— К старому пройдохе.

— К Майлусу?

— Да. Попробуем расспросить его.

— О чем расспросить? Да и сумеем ли мы чего-то от него добиться? Он скользкий, как угорь.

— Мы прижмем ему хвост. Идем.

— Я и так иду, — Эхо бегом догнала его. — Послушай, мы весь день бродили по деревне, расспрашивая всех встречных и поперечных о мальчике, и большинство из них даже не удосужилось нам ответить.

— Они боятся сболтнуть то, чего нам знать не позволено. А позволения здесь раздает Майлус.

Вогтоус постучался в большие ворота. Прошлый раз бродяг втащили в деревню волоком, в этот раз они вошли важно, как гуси.

— Каким бы жутким и мерзким ни был этот мир, — сказал Вогтоус, — в нем все же можно освоиться. Только это и утешает.

— А как мы найдем дом Майлуса? — спросила Эхо.

— Просто это самый большой дом, — ответил Вогтоус, и они тихо, устало пошли по пустой улочке, утопающей в холодных сумерках, словно в морской воде.

***

У дома старосты были синие ставни и крыша, надежные толстые стены сложены из массивных блоков — единственный каменный дом во всей деревне. Дом окружал высокий забор, выкрашенный синей краской, у калитки стояла разгруженная телега.

Калитка была приоткрыта, и бродяги пошли к дому по дорожке, посыпанной песком. Эхо было неуютно, и она сказала об этом Вогту, а он ответил, что чувствует то же и как было бы хорошо отсюда уйти, но Эхо не поняла, что он имеет в виду, говоря «отсюда». Покинуть дом старосты? Или деревню? Или же вовсе сбежать из этого недоброго мира? Они поднялись на крыльцо и постучались, но никто не отозвался.

Вогтоус прижался ухом к двери.

— Староста с кем-то разговаривает. Слов не разобрать, но интонации мне не нравятся.

— Придем завтра?

— Нет уж. Я не хочу, чтобы этот день закончился совсем безрезультатно.

Эхо с легким беспокойством посмотрела на него.

— Что ты намерен делать?

— Для начала проберусь в дом. Если хочешь, оставайся здесь.

— Я лучше с тобой.

Все окна на обращенной к ним стороне были заперты. Бродяги прошли вдоль стены, обогнули угол и здесь к ним прыгнула толстая коротконогая собака, черная, в рыжих подпалинах, и, замотав тупоносой головой, уже навострилась поднять лаем всю деревню. Эхо испуганно отступила за Вогта.

— Тихо, — небрежно приказал Вогтоус собаке.

Та немедленно захлопнула пасть и плюхнулась на брюхо. Эхо не знала, как Вогтоусу удается такое, у нее бы не получилось. Собака ткнулась носом в землю, словно вдруг совсем обессилила, но, когда Эхо прошла мимо, через силу подняла губы и с тихим рычанием показала желтые зубы.

— Не сметь рычать на мою подругу, — строго сказал Вогт.

Собака ползком попятилась и исчезла в большом зеленом кусте.

На окне, оглядывающем задний двор, ставни были приоткрыты, впуская в дом свежий воздух. Вогтоус внезапно рассмеялся, и его короткий смешок прозвучал в фиолетовой тишине пугающе громко. Вогт поспешил зажать рот руками.

— Вылитый староста, — шепотом объяснил он сквозь пальцы. — Сплюснутый нос, отвислые губы и такие же пустые глаза навыкате.

— Ты о собаке?

— Ну не о кусте же. Тише, — сказал Вогт, хотя шумел здесь в основном он. — Послушаем, о чем они говорят.

— Невероятная наглость, — прохрипел, будто его душили, староста Майлус. — Продавать то, что вам не принадлежит.

— Все хотят подзаработать, вы же понимаете, — ответил кто-то заискивающе, но твердо.

— Это вымогательство… вы должны были только доставить, вот и доставляйте. Я еще сообщу куда следует…

— Да ладно вам, — примирительно сказал кто-то. — Если уж взялись таскать сено с чужого сеновала, не мешайте это делать и другим, пусть даже это будет вам чуточку в убыток. Рука руку моет.

— Сено с чужого сеновала? — с надрывом в голосе повторил староста. — Что вы подразумеваете под этим выражением, хотел бы я знать?

Если староста надеялся, что его собеседник не осмелится, то его надежды были тщетны.

— Ну что же вы, — тоном, претендующим на приятельский, ответил тот. — Вы же закупаете в Торикине по одной цене, а продаете своим не втридорога, но еще дороже.

— Откуда вы узнали? — ляпнул глупый староста, не сообразив, что выдает себя с головой.

— Да так уж… узнал. И вино вы водой разбавляете… Это уже совсем не хорошо.

— Какая наглость, слышать такое, в моем собственном доме! — староста