Речные заводи. Том 1 - Ши Найань
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вы совершенно правы, – согласился У Сун. – Мне тоже приходила в голову эта мысль, но, к несчастью, не представлялось удобного случая. Однако, раз я уж совершил убийство и все обнаружилось, мне некуда больше податься. Ваш план – самый лучший выход для меня, брат мой. Напишите письмо, и я сегодня же отправлюсь туда.
Чжан Цин взял лист бумаги и, подробно обо всем написав, отдал письмо У Суну, а сам стал готовить вино и закуски, чтобы устроить ему проводы.
– Как можешь ты посылать нашего брата в таком виде? – с укором заметила жена Чжан Цина. – Ведь его сейчас же схватят. – Дорогая сестра, – удивился У Сун, – почему вы думаете, что в таком виде меня обязательно схватят?
– Брат мой, – отвечала женщина, – сейчас власти повсюду развесили приказ, в котором предлагают три тысячи связок монет за вашу поимку. К бумаге приложено описание примет и ваше изображение, а также сказано, откуда вы родом и сколько вам лет. К тому же на вашем лице отчетливо видно клеймо. Как только вы выйдете на дорогу, вас, разумеется, узнают.
– Он наклеит на лицо два пластыря – и все будет в порядке, – сказал Чжан Цин.
Но женщина рассмеялась и сказала:
– Как же, один только ты умный на свете! Этакую чушь несешь! Разве так проведешь стражников?! Я придумала другое средство, только не знаю, согласитесь ли вы?
– Когда речь идет о жизни или смерти, то выбирать не приходится! – воскликнул У Сун.
– Только вы не обижайтесь на меня! – смеясь, говорила женщина.
– Я на все согласен, сестра! – сказал У Сун.
– Два года тому назад, – начала она, – проходил здесь странствующий монах. Я убила его и несколько дней начиняла им пампушки. Но у меня до сих пор сохранились железный обруч, что он носил на голове, черная ряса, многоцветный пояс, его монашеское свидетельство и четки из ста восьми бусин, выпиленных из человеческого черепа. Еще имеется два кинжала из прекрасной стали, с резными изображениями снежинок, в ножнах из кожи акулы. Теперь частенько слышно по ночам, будто кинжалы эти стонут. Вы уже видели их, дорогой брат, когда были здесь в прошлый раз. Так вот, если хотите спастись, подстригитесь по-монашески, переоденьтесь странствующим монахом, прикройте волосами клеймо на лице и захватите свидетельство монаха. По возрасту и внешности он на вас походил, словно сама судьба этого хотела. Вы примете его имя, и никто вас не остановит. Ну как вы находите мой план?
Тут Чжан Цин захлопал в ладоши и воскликнул:
– Ну и здорово придумала! А я ведь совсем забыл про этого монаха. Что ты думаешь на этот счет, дорогой брат мой?
– Это было бы неплохо! Только боюсь, что не очень-то я похож на монаха.
– Сейчас я наряжу тебя, поглядим, что получится, – сказал Чжан Цин.
Женщина пошла в другую комнату и скоро вернулась с большим узлом. В нем оказалась груда одежды, нижней и верхней, которую она предложила У Суну.
– И верно, будто на меня сшито, – сказал У Сун, примеряя одежду.
Надев поверх своего платья черную рясу, он повязался поясом, снял войлочную шляпу и распустил прическу. Потом он начесал волосы на лоб, на голову надел железный обруч и привесил к поясу четки и кинжалы. Осмотрев У Суна, Чжан Цин и его жена одобрительно воскликнули:
– Точно сама судьба тебе это предназначила!
У Сун попросил зеркало и, взглянув на себя, расхохотался.
– Чему ты смеешься, дорогой брат?
– Да как же тут не смеяться? – сказал У Сун. – Надо же было мне превратиться в странствующего монаха! Остриги меня, дорогой брат! – попросил он Чжан Цина.
Тот взял ножницы и подстриг его спереди и сзади. После этого У Сун, не мешкая, увязал свои вещи в узел и собрался в путь. – Дорогой брат, – вновь обратился к нему Чжан Цин, – послушай, что я тебе скажу. Не подумай, что мной руководит алчность, но все же оставь здесь серебряные сосуды командующего Чжана, а вместо них я дам тебе на дорогу немного серебра. Не вышло бы из-за них какой беды!
– Дорогой брат мой, хорошая у вас голова! – сказал У Сун и, вынув сосуды, отдал их Чжан Цину, получив в обмен мешочек с серебром и золотом, который и положил в свой мешок, висевший у пояса. Потом У Сун сытно поел и выпил, простился с Чжан Цином и его женой и, сунув за пояс оба кинжала, приготовился в дорогу. Жена Чжана принесла свидетельство монаха в специально сшитом шелковом мешочке и сказала У Суну, чтобы он хранил его на груди.
– Дорогой брат, – напутствовал его Чжан Цин, – будь осторожен в дороге, сдерживай себя и не проявляй своего характера. Вина пей поменьше, ни с кем не затевай ссоры и веди себя как положено монаху. Укроти свой нрав, чтобы тебя не признали. А когда придешь на гору Двух Драконов – Эрлуншань, напиши нам. Мы не думаем здесь долго оставаться, может, тоже соберем пожитки, да и отправимся туда. Береги себя, брат, будь осторожен! Передай от нас тысячу приветов обоим вождям.
И, простившись с ними, У Сун ушел. Выйдя за ворота, он засучил рукава и зашагал вперед. Полы его рясы развевались на ходу.
Чжан Цин с женой, смотревшие ему вслед, воскликнули:
– Ну прямо вылитый монах!
Итак, в тот вечер новый странствующий монах У, покинув дом своих друзей, пустился в путь. Шла десятая луна, дни были короткие, смеркалось рано. Не прошел он и пятидесяти ли, как впереди показались горы. Дорогу освещала луна, и он медленно поднимался вверх по склону. Было уже около первой стражи, когда он взобрался на вершину и, остановившись, огляделся. Луна ярким светом заливала кусты и деревья вокруг. Пока У Сун озирался по сторонам, из леса неподалеку донесся смех. «Опять чудеса какие-то! – подумал он про себя. – Кто бы мог разговаривать и смеяться на этой высокой и уединенной горе?»
Подойдя ближе, он увидел среди сосен маленькую кумирню и с десяток домов, крытых соломой. Два маленьких окошка кумирни были открыты настежь, и в одном из них У Сун увидел монаха, обнимающего женщину. Монах и женщина сидели у окна и смотрели на луну, время от времени пересмеиваясь. При виде этого У
