Записки солдата - Омар Брэдли

Удрученный ненастьем, уже и так задержавшим наступление более чем на полторы недели, Ходжес все же принял решение начать операцию 17 ноября.

- С авиационной поддержкой или без нее, - сказал он, - мы все равно начнем.

- Не беспокойтесь, генерал, - заверил его Квесада, - когда вы начнете наступление, наши самолеты поднимутся в воздух, даже если им придется совершить вынужденную посадку на обратном пути.

Вечером 15 ноября я сидел с офицерами штаба Ходжеса в оперативной комнате в отеле "Британик". Ходжес и Кин курили, пуская кольца дыма. Торсон выглядел усталым, лицо его осунулось.

- Кортни, - сказал я, - когда выйдешь к Рейну, отправь Табби в отпуск в Англию.

Кин бросил недовольный взгляд. Торсон перехватил его и отпарировал:

- Генерал, может быть, вы дадите письменный приказ, так будет надежнее.

В час ночи была получена очередная метеосводка. Наконец-то мы были вознаграждены за свое терпение; на следующий день в полдень мы могли начать наступление.

Утром во время завтрака в доме бельгийского стального магната, где Ходжес разместил своих генералов, мы смотрели в окно; за зеркальными стеклами виднелись голубоватые холмы, уходившие на восток. Свинцовые облака поднимались, словно театральный занавес, и сквозь туман просвечивало голубое небо. Вскоре из-за облаков показалось солнце.

- Друзья, взгляните на этот огненный шар! Нет, вы только посмотрите на него, - кричал Ходжес. - Но не слишком пристально смотрите, - взывал он, когда мы прильнули к окну, - а то он померкнет или, еще хуже, вы спугнете его.

В 12 час. 45 мин. оглушительный рев моторов возвестил, что самолеты поднялись в воздух строго по расписанию. Тысяча двести бомбардировщиков 8-й воздушной армии летели в сомкнутом строю; такое же количество английских тяжелых бомбардировщиков летело в рассредоточенных боевых порядках, подобно ночным бомбардировщикам. Во избежание бомбардировки своих войск, как это было в Сен-Ло, мы установили джипы с маркерными радиомаяками, чтобы обозначить линию фронта с помощью вертикально направленных радиолокационных лучей. Для визуального наведения на цель мы подняли на высоту 450 метров аэростаты заграждения с прикрепленными к ним красными полотнищами. Кроме того, 90-миллиметровые зенитные пушки обозначали линию фронта специальными дымовыми снарядами, разрывавшимися на 600 метров ниже высоты, на которой летели бомбардировщики. В результате этих мер предосторожности в расположение наших войск упали лишь несколько бомб, да и это было вызвано неисправностью бомбодержателей. Наши потери исчислялись одним легко раненным.

Хотя нашим бомбардировщикам удалось расстроить боевые порядки дивизии противника и изрыть землю воронками, но они не смогли пробить брешь, через которую пехота и танки могли бы прорваться к Рейну. Немцы умело эшелонировали свою оборону в глубину, прикрыв ее минными полями и оборонительными сооружениями. Зная, что у них за спиной Рейн, они с таким отчаянием дрались за каждую паршивую деревушку на перекрестках дорог, словно это были по меньшей мере Бранденбургские ворота в Берлине. Тем временем Геббельс обратился к армии фон Рундштедта в Рейнской области с призывом стоять не на жизнь, а на смерть. Он заявил, что стоит немецким солдатам дрогнуть - и поражение неизбежно. Тогда их ожидает ссылка в трудовые лагери Сибири.

Отходя, противник оставлял после себя сплошные развалины; он отчаянно цеплялся за каждую позицию, пока мы не уничтожали ее. Когда во время допроса начальник разведки спросил молодого немецкого офицера, неужели им не жаль родной земли, которую они обрекают на ненужные страдания, пленный пожал плечами и ответил:

- Может быть, после войны она уже не будет нашей, так не все ли равно?

За первые две недели наступления на северном направлении мы продвинулись вперед менее чем на 11 километров. К тому времени, когда обе американские армии вышли, наконец, с боями по изрытой бомбами равнине к предместьям Дюрена и Юлиха, стало совершенно очевидно, что мы втянуты в дорогостоящую войну на истощение. Но мы подсчитали, что за каждого нашего раненого или убитого солдата, которого санитары несли под дождем на промокших одеялах, противник расплачивался двумя или более убитыми, взятыми в плен, тяжело раненными.

Несмотря на наши успехи в этой изнурительной войне на истощение, я ненавидел бойню, в которой мы были вынуждены поливать кровью каждый шаг нашего продвижения вперед. Однако именно здесь противник решил ввести в действие свои последние резервы, и поэтому именно здесь мы должны были сломать ему хребет, если хотели форсировать Рейн. Отсюда следовало, что если бы нам удалось разгромить немцев западнее Рейна, то они не смогли бы остановить нас и восточнее его.

Наступление на северном направлении продолжалось в течение всего ноября. Тем временем разведка доносила, что противник сосредоточивает сильные танковые резервы на нашем пути. Некоторые танковые части были опознаны: они входили в состав 6-й танковой армии СС. Мы пришли к заключению, что эти танки, возможно, будут поджидать нас у реки Рур и нанесут нам удар во время переправы, так как именно в этот момент они могли привести нас в замешательство и расстроить наши планы. Мы уже смирились с перспективой кровопролитных боев между реками Рур и Рейн.

Я рассказал Смиту о сосредоточении резервов противника.

- Я бы только приветствовал контрудар противника, - сказал я. - Мы могли бы уложить гораздо больше немцев и ценою значительно меньших затрат, если бы они вылезли из своих нор и бросились на нас в попытке изменить ход войны в свою пользу.

Сосредоточение противником крупных резервов заставило меня пересмотреть первоначальный план выхода к Рейну через 30 суток. Если нам придется идти по трупам немцев, наше продвижение займет несколько больше времени. Но зато потери противника с лихвой оплатят эту задержку.

Между реками Рур и Рейн пролегает плато шириной до 50 километров, образующее Кёльнскую равнину; оно представляет собой идеальное место для массированного танкового контрудара. Если фон Рундштедт нанесет удар во время переправы через реку Рур, ему, возможно, удастся приостановить наше продвижение к Рейну и даже задержать нас на этом рубеже в течение всей зимы. Безусловно, он не мог упустить такую возможность.

При любом контрударе на Кельнской равнине фон Рундштедт мог рассчитывать на такое мощное средство, как взрыв плотин на реке Рур. Пока эти гигантские сооружения были в его руках, он в любой момент мог их взорвать, и тогда наши мосты были бы снесены бурным потоком. Изолированные плацдармы союзников в Кёльнской равнине оказались бы под ударом. По утверждению инженеров, взрыв плотины Швамменауэль высотой 54 метра повлек бы за собой подъем уровня воды в реке Рур у Дюрена на 8 метров, причем бурные потоки воды разлились бы на 2,5 километра. Само собой разумеется, мы не могли отважиться на какую-либо операцию западнее реки Рур, предварительно не захватив или не разрушив эти плотины.