Настоящая фантастика – 2011 - Александр Николаевич Громов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глядя на нарциссы, девушка сердилась все сильнее и сильнее.
«Я ведь их представила себе всего два или три раза! А они уже тут как тут. Сбежали, не успев толком появиться даже в моей голове! Каковы предатели».
Над самым большим и красивым нарциссом появился шмель. Деликатно прилепесточившись, он извинился перед цветком за беспокойство и полез в сердцевинку.
Это зрелище заставило Анну топнуть ногой. Она вскричала:
– Не летают шмели в такое время года!
Хуже всего было то, что в ее мечтаниях вокруг бархатных нарциссов как раз вились шмели. Много больших медлительных шмелей. И время года стояло самое для них подходящее.
Если стерпеть такую пощечину, как жить дальше?
Анна Харфагра вскочила на крыльцо и принялась что есть силы молотить в дверь. «Я тебе покажу, как тырить чужих шмелей! Я т-тебе…» Тут она заметила ярко начищенный медный колокольчик и длинную веревку. Девушка схватила было веревку, но… между пальцами у нее остался лишь воздух. Она схватила еще раз, еще, еще… Веревка отклонялась в последний момент от ее ладони, совсем не желая попадаться. Тогда дочь художника потянулась к самому дверному колокольчику. Но он неожиданно перепрыгнул на другое место и повис там как ни в чем не бывало.
То ли хозяин дома отсутствовал, то ли он сейчас забавлялся, глядя на нее из-под шапки-невидимки. Или из-под какой-нибудь другой магической гадости, изобретенной только для того, чтобы морочить добрым людям голову.
Анна повернулась спиной к двери и, гордо подбоченясь, сказала в сторону сада:
– Ты, наверное, боишься меня.
Сад не ответил ей. Волшебник, если он хоронился где-то поблизости, тоже не проявил никаких признаков своего присутствия. Тогда она сказала громче, вернее, она сказала очень громко и отчетливо:
– Ты просто трус! Именно так! Ты жалкий трус, господин волшебник!
Если наглый чародеишка неподалеку, то потом он ни за что не посмеет врать, будто не расслышал ее слов. Все расслышали! Вон Гуг от испуга чуть с ветки не свалился.
Хочет воровать ее цветы? Пусть! Она ему сейчас напридумывает! О, сейчас она ему такого напридумывает! Не обрадуется, вор и трусишка.
Дочь художника представила себе цветы, похожие на страшные маленькие скелетики, с лепестками, острыми, словно лезвие бритвы. И пусть еще будут соцветия, точь-в-точь навозные мухи! И еще пусть будут цветы как кроваво-красная паутина. И как разбитое зеркало.
А посередине пусть вырастет самый главный, самый высокий цветок, которого не отличить от огромной бабочки с угольно-черными крыльями.
– Воруй себе на здоровье! Пожалуйста. Мне такого добра не жалко. – С этими словами она направилась к дырке в ограде, твердо решив никогда не возвращаться в украденный сад.
Все. Ее тайное царство пало. Поэты, сложите о нем печальные песни, оплачьте его, не пожалейте лучших слов.
На следующий день Анна Харфагра опять пролезла в сад волшебника.
Белки, пожелавшие свою порцию орехов, даже не осмелились приблизиться к девушке. Нур поглядел на Анну издалека и по виду ее понял: сегодняшняя рыбка уплыла от него в далекие края. На оленя дочь художника просто не обратила внимания: был там олень или вовсе не было никакого оленя – какая разница! Есть вещи гораздо более важные, чем олени, даже если олени такие красивые.
На сей раз волшебник от нее не прятался.
У него были дела посерьезнее.
А что это именно волшебник, Анна поняла сразу: кто еще будет с хозяйским видом стоять над клумбой, держа косу в руках. Кстати, дочь художника видела косцов в окрестных селах, так вот, по сравнению с ними волшебник взялся за инструмент столь неумело и столь нелепо, что она едва не рассмеялась.
Впрочем, не время смеяться. У нее тоже есть дела посерьезнее.
Коса посверкивала очень грозно. Но даже с нею волшебник опасался подойти к цветам. Клумбу наполняли уродцы – скелетники, паутинники, зеркальники, мушники, а за вожака у них была угольная бабочка. Все цветы, как один, шипели на хозяина сада и тянулись к нему, словно змеи, твердо решившие ужалить незваного пришельца. Цветок-бабочка хлопал на волшебника крыльями, и крылья сухо стукались друг об друга, будто две вставные челюсти. Только сунься! Такими крылышками можно запросто оттяпать палец, а при удаче – нос или даже ухо.
Волшебник явно робел. Он делал то пару шагов направо, то пару шагов налево, пытаясь обойти клумбу по флангу. Но цветы заняли круговую оборону. Куда бы он ни двигался, они сейчас же поворачивались в его сторону с самым угрожающим видом.
Наконец, цветок-бабочка сменил тактику. Он застыл вертикально и сделал несколько хлопательных движений листьями, будто помогал себе расти. Сию же минуту и впрямь его росту добавилось вершков на пять! Тогда хитрец изогнулся и ловко цапнул волшебника за штанину.
Маг уронил косу и подпрыгнул с воплем обиды. Как видно, не одни штаны пострадали…
– Ах так! – вскричал он. – Ах вот вы как! И особенно ты! Тебя-то я хотел сохранить, а ты – кусаться?! Бабочки не кусаются! Да-да.
Цветы на миг прекратили шипеть, а потом разом издали тот скрипучий звук, который донельзя рассерженная кошка производит утробой, если рассчитывает предупредить кого-то в последний раз.
– Ну еще чего! Придется кое-что потратить на вас, хотя оно и предназначено против латной пехоты, штурмующей крепостные стены…
Достав из мешочка, привешенного к поясу, щепоть порошка, волшебник подбросил его над клумбой. Цветы строем, как рота латных пехотинцев, застывших в строю перед полководцем, повернулись кверху, в направлении густо-шафранного облачка, медленно опускавшегося на них. Как только первые летучие частички коснулись лепестков, вся цветочная шайка заметалась, пытаясь убежать, сгинуть, пропасть с клумбы. Ан нет, корни помешали.
Анна в оторопении глядела на туман, окутавший население клумбы. Из него доносились приглушенные писки и визги. А когда облачко осело на землю, клумба напоминала поле, где недавно шел жестокий бой. Тельца растений распластались одно на другом, листочки едва заметно подрагивали, застывая.
– Цветочная война окончена, – удовлетворенно произнес волшебник.
Тогда дочь художника вышла из-за дерева и дерзко сказала ему:
– Что, справился! С маленькими-то.
Тот, не задумываясь, ответил:
– Да они сами первыми нача…
Осознав, что у него появился собеседник, маг повернулся на голос и заговорил в очень любезном тоне:
– Здравствуй, прекрасноволосая дева. Я давно поджидаю тебя.
«Какая я тебе дева! – мысленно возмутилась дочь художника. – Я пришла обличить твои темные делишки, и не смей называть меня девой!» Она постаралась придать своему голосу взрослость
