Путешествие вокруг света - Георг Форстер

После завтрака мы опять поспешили заняться своими исследованиями на берегу, но не стали задерживаться у моря, где снова собралась толпа людей обоего пола. Первым из растений нам попался прекрасный вид лилии (Crinum asiaticum); этих ценных цветов мы встретили вскоре еще много. Дорога привела нас к месту, где наполнялись водой бочки. Это был тихий пруд длиной шагов в сто-полтораста и шириной в полсотни шагов. Вода в нем имела солоноватый привкус, так что, возможно, этот пруд был связан под землей с близлежащим соленым озером. Лейтенант Клерк[447], командовавший водоносами, рассказал нам, когда мы проходили мимо, как один индеец с большой ловкостью выхватил у него мушкет и убежал с ним.

Отсюда начинался темный лес из мангровых деревьев, окружавший берега соленого озера. Эти деревья занимают очень много места и чем дальше, тем больше переплетаются друг с другом. С них не падают, как с других деревьев, семена; они просто склоняются к земле плодоносными концами ветвей, пускают новые корни, и из земли поднимаются новые стволы, на коих опять появляются зеленые ветви.

Пока мы искали здесь новые растения, нам послышалось, будто трижды выстрелила пушка. Но так как деревья сильно заглушали звуки, мы приняли это за ружейные выстрелы, какие нередко случались по неопытности наших молодых, необученных стрелков.

Возвращаясь от этого соленого озера, мы прошли через сад, где нас дружелюбно приветствовали индейцы. Они пригласили нас сесть, но мы не стали задерживаться, ибо хотели еще поохотиться на уток, и поспешили к месту, где наполнялись водой бочки. Там нас встретил штурман Гилберт с известием, что три пушечных выстрела, как и мушкетные залпы, были сигналами, призывавшими нас вернуться ввиду возникшего раздора с индейцами. Капитан во главе отряда морских пехотинцев уже находился неподалеку. В стороне сидели на корточках два туземца, которые робко приветствовали нас возгласами «воа!», то есть «друг!». Поначалу мы решили, что поводом для недоразумения послужило похищение мушкета господина Клерка, и были удивлены, что оно вызвало такие грозные меры. Однако причина оказалась, в сущности, еще более мелкой.

Наш бочар, чинивший бочки, не уследил за своим теслом. Какой-то индеец улучил момент и убежал с ним. Чтобы вернуть ценный инструмент, каких на корабле было всего двенадцать, капитан тотчас велел захватить несколько больших двойных каноэ, хотя они принадлежали даже и не здешним жителям, а туземцам, приплывшим сюда ради тор­говли с близлежащих островов и, следовательно, никак не повинным в случившемся. Индейцы были озадачены, и это принесло плоды: они отдали мушкет Клерка.

Чтобы вернуть теперь тесло бочара, пришлось конфисковать еще одно каноэ. Находившийся в нем туземец, не зная за собой никакой вины, решил было защищать свою собственность: он схватил копье и замахнулся им на капитана. Но тот вскинул ружье и приказал индейцу бросить копье в сторону. Поскольку тот не проявил такого желания, капитан без промедления выпустил по нему заряд дроби. Расстояние было маленькое, и туземец от боли упал. Мало того, был дан приказ выстрелить из трех корабельных пушек, одна за другой в сторону самой высокой горы. Можно было ожидать, что индейцы поспешат скрыться, однако часть их, вполне полагаясь на свою невиновность, осталась на берегу, а несколько каноэ продолжали как ни в чем не бывало ходить вокруг корабля.

Особенно стоически проявил себя в этих обстоятельствах один индеец. На своем маленьком каноэ он встречал другие лодки, шедшие к нам от берега, выменивал на полученные от нас бусы и гвозди то, что ему больше всего нравилось, и продавал нам этот новый отобранный товар с немалой прибылью. Редкое каноэ могло добраться до нашего корабля без того, чтобы он его не обыскал; за это наши матросы прозвали индейца таможенным чиновником. Сей малый как раз находился у самого нашего корабля и вычерпывал набравшуюся в капоэ воду, когда футах в шести над его головой выстрелили пушки. Можно себе представить, как должен был испугать, едва ли не оглушить его внезапный грохот столь мощного выстрела. Но ничуть не бывало. Он даже не поднял головы и спокойно продолжал себе вычерпывать воду, а потом возобновил свой торг, словно ничего не случилось.

Прошло немного времени после того, как мы встретили капитана с его отрядом, когда тесло бочара, несчастная причина всего этого переполоха, было возвращено. Какая-то женщина средних лет, по-видимому пользовавшаяся уважением, послала за ним нескольких своих людей, и они принесли не только его, но и патронташ и дробовик господина Паттена, который, как можно было понять, был спрятан в воде.

Скоро несколько индейцев принесли нам на доске своего раненого земляка, который был, видно, без сознания. Поэтому сразу послали за лекарем господином Паттеном, а беднягу велели опустить на землю.

Туземцы тем временем стали возвращаться. Особенно старались восстановить мир и спокойствие женщины, но в их испуганных взглядах читался укор за столь жестокое с ними обращение. Наконец с полсотни их или больше уселись на зеленую траву и знаками пригласили нас сесть с ними рядом. Каждая красавица принесла несколько пампельмусов, которые они с дружескими и ласковыми ужимками разделили по кусочку между нами.

Среди женщин выделялась своей юной красотой приятельница господина Паттена. Кожа у нее была светлее, чем у других, сложение пропорциональное, черты лица на редкость правильные и приятные. Живые темные глаза ее сверкали, черные вьющиеся волосы ниспадали на плечи. Одежда ее представляла собой кусок коричневой материи, обернутой под грудью вокруг тела, а от бедер расширявшейся, и этот безыскусный наряд украшал ее лучше, чем могло бы украсить самое изысканное европейское платье.

Тем временем прибыл господин Паттен с необходимыми инструментами и перевязал раненого. Когда перевязка была готова, туземцы положили на нее вдобавок сверху банановых листьев, и мы предоставили им возможность лечить его дальше по-своему, только дали больному еще флягу водки, велев время от времени промывать ею раны. Бедняга натерпелся боли, ведь выстрелили в него с расстояния всего в несколько шагов, и там, куда попала дробь, все было словно растерзано; однако опасности для жизни не было, так как задета была только мякоть. Что­бы окончательно покончить дело добром, мы раздали всем бусы и после взаимных заверений в дружбе возвратились на корабль.

Жители этого острова столь же миролюбивы и притом столь же корыстолюбивы, как и жители Тонгатабу. Они не стали обижаться на наши поспешные действия, а продолжали, как прежде, торговать возле корабля. Казалось, народ этот был рожден для торговли. Каждый спешил обменять на что-нибудь наши товары и диковины. Особенно интересовали их молодые собаки, которых мы везли на борту с островов Общества, намереваясь выпустить их на тех островах, где этих животных прежде не было. Две пары собак мы оставили туземцам, и они обещали нам заботиться о них.