Крысиная башня - Павел Дартс

Он взглянул на Лену. Эта женщина… Из-за нее он в свое время не спал ночами, из-за нее мчался за тысячи километров, чтобы увидать, в робкой надежде, что может быть?… Может быть у них получится? Из-за нее был готов драться на дискотеках. Вспомнил, как это было — как, когда уже поженились. Дикий, какой-то совершенно нереальный, ни на чем не основанный страх, что она — вот-вот умрет! Почему, зачем, отчего?? Ничего этого не предвещало. Но он сбегал с работы пораньше, чтобы увидеть ее, прижать к себе, защитить от чего-то… Почему ТОГДА он боялся, что она умрет? Значительно позже он понял для себя это, — потому что счастье было настолько полным и всеобъемлющим, что он был уверен — такое не может длиться долго! Нет. Это был просто водопад, оазис счастья — она, его радость, его Лена была рядом с ним, она любила его — он верил в это! Это было настолько всепоглощающе хорошо, что… что это не могло длиться долго. А за себя он никогда и ни в чем не боялся.

Но оно, счастье, все длилось и длилось. Потом родился сын. Он стоял, прижимая к себе ворочающийся маленький сверток, и слезы счастья душили его.

А потом вдруг оказалось, что ее любви никогда и не было. Была ложь, было предательство, была приспособляемость — просто ради удобства.

Тогда — два года назад, когда он это понял; когда она выкрикнула ему в лицо ужасные слова; и главное — он понял, что это не для того, чтобы обидеть, не в пылу ссоры, как это бывает, нет, — это была правда: она никогда не любила его. Тогда сложились в один единый паззл те мелкие детали, которые только любящий человек может улавливать, чувствовать, — но до последней минуты не пускать в себя это знание, отталкивать его… Он чуть не умер тогда. Его убивало даже не отсутствие ее любви, в чем он за годы, чувствуя, привык обманывать себя. Его убивала та расчетливая подлость, с которой это было преподнесено — в самый удобный для нее момент, когда он стал больше не нужен, — в ее понимании. Бизнес был в ее руках. Машина. Квартира, в которую он, считая своим Домом, Домом Семьи, вложил все свои и деньги, и душу.

Ему казалось, что за два года он уже переболел. Все прошло. Нет? Видимо нет. Все нахлынуло болезненно-сильно. И вот — семьи нет, любимого человека нет. Есть расчетливая дрянь, обманывавшая всю жизнь. Вот она — сидит, раскрасневшись, напротив, и что-то говорит — но слов не слышно, только виден открывающийся рот. До сих пор красивая в свои 40 с лишним…

Дикая мысль мелькнула в его мозгу — рывком достать верный люгер (всегда наготове, всегда за поясом, всегда надежен, безотказен), — мгновенно, движение отработано тысячами повторений, никто даже понять ничего не успеет, — и прострелить ей голову! Потом — ствол себе в рот…

Зачем жить??

Зачем жить, если все кончено? Сколько можно терпеть, надеяться? Ведь все кончено — неужели непонятно??

Она так и не поняла, что только мгновение отделяло ее от небытия.

— Бать, пошли, а? Или я пойду — а ты дай мне свой ствол? Ну? На ночь — дай? Я тебе завтра верну… — канючил что-то почувствовавший Сергей.

Взгляд Олега упал на сына. Тот тоже что-то говорил, но слов не было слышно.

Нет. Рано еще уходить. Впереди… Да. Семьи нет, будущего нет. Но есть интерес. Просто интерес — жить дальше, и смотреть — до чего же мы все, черт подери, докатимся? И это, черт подери, интересно! И потому…Потому можно и подождать. Куда спешить? Всегда успеем! Кто сказал, что будущего нет??

Кто сказал, что цели нет? А просто жить, — разве не цель?

Слегка пошатываясь, больше не сказав ничего, он пошел спать.

— Лена, зачем ты так?… — подсела к столу Люда, когда кроме них с Леной и Володи, убиравшего со стола, никого в комнате не осталось.

Лена только всхлипывала, уронив голову на стол. Люда стала гладить ее по спине, успокаивая. Обернулась к Володе:

— Что ты? Ты не убирай, оставь, я сама сейчас помою, пока вода горячая.

— Я парафин пока потоплю. Свечки поделаю.

— Да что на ночь глядя-то? Горит, что ли?

— Так недолго ведь. Пусть застывает пока. Чтоб формы не простаивали…

Литье свечей стало для Володи своего рода хобби в постБПшной Башне. Деятельная натура требовала дела. Он уже не мог позволить себе бегать, тренироваться на улице, и потому бегал, нарабатывая сбитые за время скитаний и голода, навыки, по этажам Башни. И весь день он был занят, упорно трудясь на большом хозяйстве Башни, а вечером, больше «для души», лил свечи.

Прочесывая окрестности с мародерскими целями, Олег, Толик и Сергей не миновали и 118-ю поликлинику, теперь — с выбитыми стеклами на первых-вторых этажах, с сорванными зачем-то входными дверями. Собственно, для мародеров там не было ничего интересного, — лекарственные лотки, процедурные и аптеку разорили гопники в поисках наркоты и спирта еще в первые недели безвластия. Но Олег знал, что искать — в кладовой он обнаружил запасы медицинского розового парафина, применявшегося в процедурах. Его было много — порядка 20 килограмм в 500-граммовых кирпичиках, завернутых в пергаментную бумагу, и он был никому тогда не нужен… Сейчас Володя освоил из него производство свечей.

Технология была несложной, но не без хитростей: в конусного вида форму, склеенную из бумаги, натягивался вымоченный в растворе буры и высушенный хлопчатобумажный фитиль. Потом туда заливался расплавленный парафин.

Вообще с освещением было и так нормально, — раз в день на пару часов заводили один из генераторов, затащенный, для глушения звука, в находящийся в изоляции туалет одной из квартир; пока он охлаждал пару холодильников со скоропортящимися продуктами, заряжали аккумуляторы светильников и ноутбуков.

У Олега и без того были большие запасы уже готовых, фабричных свечей — как «длинных», так и «чайных», в алюминиевых чашечках; а в период всеобщего развала и мародерства сувенирные самые разнообразные свечи в разбитых магазинах и ларьках просто валялись под ногами, никому не нужные. Олег с Крысом натаскали их запас не на один год; кроме того у Олега было запасено и несколько керосиновых ламп с запасом керосина — но их пока не зажигали во избежание керосиновой вони. Собственно, хватало и фонариков на аккумуляторах, и аккумуляторных светильников, свечи же по вечерам зажигали больше «для антуража»; Володя даже, сделав переучет свечей, предлагал продавать их на рынке, поскольку после исчезновения электричества свечи неизмеримо выросли в цене; но Олег не одобрил:

— Чего ради? За что продавать? — за бумажки? Хватит уже верить бумажкам, пора это было уяснить еще «в том» мире. Свечи — вещь нужная в новом мире, и дешевле они не станут. Пусть лежат…

Теперь Володя чисто для души каждый вечер лил свечи, подбирал состав, менял фитили, добиваясь ровного приятного глазу окраса и надежного горения без копоти, что было не так и просто самоучке. Но дело раз за разом шло на лад, и он гордился шеренгами новых свечек, пополнявших кладовую Башни благодяря его усилиям.