Укрощение любовью, или Уитни - Джудит Макнот

— Ваша светлость!

Присутствующие уставились на Хью Уиткома, стоявшего в дверях. Только сейчас стало видно, как он устал и осунулся. Клейтон оцепенел.

— Да? — выдавил он.

— Не хотите подняться наверх и взглянуть на своего сына? Но Клейтон, похоже, примерз к ковру. Ноги не слушались. Пришлось сглотнуть застрявший в горле комок, прежде чем он смог спросить:

— А как моя жена?

— Все благополучно, слава Богу.

Клейтон бросился вон из комнаты, борясь с безумным порывом обнять чудесного человека и опытного врача Хью Уиткома.

После его ухода Хью налил себе бренди и вытер вспотевший лоб платком. Вдовствующая герцогиня мгновенно оказалась рядом:

— Тяжело пришлось? — тихо шепнула она.

— У меня до сих пор руки от страха дрожат, Алисия. Она потеряла довольно много крови, но, кажется, все обошлось. Даже если бы кровотечение не началось, я все равно уехал бы не раньше завтрашнего вечера, и вы это знаете.

— Ну конечно, — всхлипнула она и, поддавшись тому же самому порыву, который так мужественно проигнорировал Клейтон, крепко обняла доктора. — Спасибо, Хью! Я была вне себя от ужаса.

И, оглянувшись на остальных, добавила:

— У меня глаза закрываются. Пожалуй, стоит немного отдохнуть.

— И мне тоже, — поддержала леди Джилберт.

Лорд Джилберт вежливо поднялся и, наклонившись, чтобы поцеловать жену, увидел слезы облегчения, блестевшие во все еще красивых глазах.

— Успокойся, дорогая, — попросил он, — ведь я же говорил, что волноваться нет причин, не так ли?

— Да, Эдвард, — пристыжено улыбнулась леди Энн. — Ты, как всегда, был прав.

Лорд Джилберт устремил взгляд на Стивена, внезапно помолодевшего лет на пятнадцать.

— Посмотри на Стивена. Он с самого начала был совершенно спокоен. Это вы, дамы, чересчур волнуетесь. Но роды — самая естественная вещь в мире, не так ли, Стивен?

— Разумеется, — кивнул тот, улыбаясь супругам, и, встав, подошел к боковому столику. — Пожалуй, выпью что-нибудь, прежде чем идти спать. Нужно же отпраздновать такое событие!

— Прекрасная идея! — воскликнул Эдвард. Оглянувшись, он заметил, что дамы уже ушли и доктор последовал их примеру. Они остались вдвоем.

— Что будете пить? — осведомился Стивен, показывая на строй хрустальных графинов.

— Бренди, пожалуй, — решил Эдвард.

— Превосходный выбор, — одобрил Стивен, вручая ему бокал и графин. Сам он предпочел виски.

Мужчины в полном молчании устроились на диване, время от времени подливая себе напитки. Стивен откинулся на спинку и скрестил вытянутые ноги. Лорд Джилберт проделал то же самое, и оба продолжали потягивать из бокалов, изредка понимающе переглядываясь.

Вскоре жгучая жидкость вытравила последние остатки пережитого ужаса. Стивен пил гораздо больше гостя, но и причин забыться было куда больше, чем только страх за Уитни и ребенка. Днем Эмили прислала ему записку, в которой сообщала, что вышла замуж за Гленгармона.

Глава 42

Через три дня после прихода в этот мир Ноэля Уэстморленда Уитни уже сидела в постели, обложенная подушками, и удивлялась, почему ни свекровь, ни муж ни разу не навестили ее с самого утра.

Клейтон появился, когда часы пробили три раза.

— Где ты был весь день? — упрекнула она, отвечая на поцелуй.

— Пришлось съездить в Клеймор, — пояснил Клейтон, садясь на постель. — Как ты себя чувствуешь:

— Счастлива и здорова.

— Превосходно. А мой сын и наследник?

— Голоден и не стесняется громко выражать недовольство, — засмеялась Уитни. — Кларисса настояла на том, чтобы отнести его в детскую, и умоляла меня отдохнуть, но я не хочу спать.

— Я привез тебе подарок из Клеймора.

— Ты проделал такой путь только ради того, чтобы привезти мне подарок? Я предпочла бы вместо этого видеть тебя рядом.

— Крайне польщен таким заявлением, — ухмыльнулся муж, — но ничего не поделаешь, пришлось исполнить свой долг, и, к сожалению, мы с матушкой не сразу нашли то, зачем приехали.

Уитни уже хотела было потребовать объяснений, но тут появилась свекровь в сопровождении дворецкого, который нес тяжелый на вид предмет, покрытый красным бархатом с золотой бахромой.

— Это моя затея, — покаянно призналась вдовствующая герцогиня. — Не могла точно вспомнить, куда его положила, и Клейтону пришлось долго искать.

Она жестом приказала дворецкому поставить предмет справа от Уитни.

— Что это? — полюбопытствовала Уитни.

— Самая трогательная из всех традиций нашей семьи, которой должна следовать каждая герцогиня Клеймор после рождения наследника.

С этими словами она наклонилась и осторожно подняла ткань, открыв поразительной красоты ларец с золотыми замочками, инкрустированный перламутром. На взгляд Уитни, ему было несколько сотен лет.

Блестя глазами от любопытства, она потянулась к крышке.

— Похож на сундучок с сокровищами!

— Именно, только с одной разницей. После того как ты ознакомишься с содержимым, будешь должна добавить кое-что сама, причем вместе со своим портретом. Пока ты лежишь в постели, ларец останется у тебя, но потом его снова спрячут и извлекут на свет Божий, лишь когда твоя невестка принесет Клейморам нового наследника.

Уитни удивилась такой таинственности, но в эту минуту ее куда больше волновало то, что она не сумеет продолжить традицию.

— Сокровища? Портрет? — переспросила она. — Но я ничего не приготовила. Никто меня не предупредил.

— Совершенно верно, — кивнула вдовствующая герцогиня, любовно погладив Уитни по щеке. — Однако я открыла секрет Клейтону, и он заранее заказал твой портрет, который ты и положитшь в ларец.

— Но откуда я возьму драгоценность, чтобы добавить к тем, что внутри?

— Открой и сама увидишь, — велела герцогиня. — Мы с Клейтоном оставим тебя, чтобы ты смогла без помех рассмотреть содержимое.

Совершенно сбитая с толку и донельзя заинтригованная, Уитни открыла замок и обеими руками подняла тяжелую крышку. Восторженный озноб пробежал по спине.

— Письма! — воскликнула она, поднимая сияющие глаза на свекровь. — Письма и миниатюры! О, взгляните, веер из слоновой кости… а вот и лента. Должно быть, они связаны с какими-то прекрасными воспоминаниями.

Она так разволновалась, что почти не заметила, как муж со свекровью вышли, закрыв за собой дверь.

Уитни с бесконечной осторожностью вынимала каждый предмет и раскладывала на постели. Всего писем оказалось восемь, по большей части пожелтевших и ветхих от времени, бумага крошилась под пальцами. Очевидно, именно поэтому ларец позволяли открывать всего на несколько дней, прежде чем снова запереть в шкафу на два десятилетия. Одно было написано на пергаменте и скручено в толстый свиток. Сообразив, что оно, должно быть, самое древнее, Уитни старательно развернула его и увидела, что не ошиблась. Послание, датированное шестым января 1492 года, было начертано изящным почерком первой герцогини Клеймор: