Путеводитель по Библии - Айзек Азимов

Особенно интересно здесь упоминание о Десятиградии («десять городов»). Во время завоеваний Александра Македонского повсюду, где прошли его армии, возникали греческие города; и эта тенденция, продолжалась и при македонских царях, которые унаследовали его власть. При Селевкидах область к востоку от реки Иордан и Галилейского моря была усеяна греческими городами.

На пике расцвета Маккавейской монархии эта область была завоевана Александром Ианнеем, но, когда Помпей совершил поход в Иудею и реорганизовал эту область, греческие города были освобождены. Они образовали между собой союз и во времена Иисуса наслаждались значительной независимостью. Десять городов, которые образовывали часть этого союза, управлялись различными властями по-разному, но, очевидно, самым северным городом был Дамаск, в 60 милях к северо-востоку от Капернаума. Это тот же Дамаск, который был столицей Сирийского царства, против которого воевал Ахав.

Если люди приходили из Десятиградия, чтобы послушать Иисуса, то они, возможно, включали в свое число и некоторое количество язычников. Об этом конкретно не говорится, но в этом нет ничего невозможного. Точно так же, как некоторых иудеев сильно привлекала греческая культура, так и некоторых греков сильно привлекал иудаизм. Даже если такие греки воздерживались от обращения, тем не менее, они могли быть достаточно заинтересованными в том, чтобы прийти послушать некоего выдающегося проповедника.

В свете более поздней истории христианства чрезвычайное значение имеет тот факт, что проповедь Иисуса, возможно, вначале распространялась среди греков и вообще язычников.

Закон

В этом пункте Матфей считает уместным привести примеры тех учений, которые проповедовал Иисус и которые так широко привлекали к ним внимание. Он делает это в проповеди, занимающей три главы повествования. Возможно, отрывок, приведенный Матфеем, в действительности был не единственной проповедью, которая была произнесена за один раз, а собранием показательных «изречений». Проповедь начинается следующим образом:

Мф., 5: 1–2. Увидев народ, Он взошел на гору; и, когда сел, приступили к Нему ученики Его. И Он, отверзши уста Свои, учил их…

В 394 г. христианский епископ Августин Блаженный написал комментарий к этой проповеди, которую он назвал «О нагорной проповеди Господа», и с тех пор эти главы Евангелия от Матфея упоминаются как «Нагорная проповедь».

Были попытки найти вблизи Капернаума какой-нибудь конкретный холм, на котором могла быть произнесена проповедь, но, по-видимому, таким образом найти решение не удалось.

Нагорная проповедь, данная в Евангелии от Матфея, как и можно было ожидать, тесно связана с учением Ветхого Завета.

Много фраз, которые мы накрепко связываем с Нагорной проповедью и с учением Иисуса, имеют близкие параллели в Ветхом Завете. Таким является часто цитируемый отрывок в начале проповеди, в котором благословляются различные группы людей, и поэтому называется «заповедями блаженства». В нем говорится:

Мф., 5: 5. Блаженны кроткие, ибо они наследуют землю.

Сравните это с:

Пс., 36: 11. А кроткие наследуют землю…

Действительно, можно предположить, что одной из целей Матфея при записи Нагорной проповеди было поддержать конкретную точку зрения, которую он представляет среди ранних христиан.

После того как Иисус ушел с исторической сцены, его изречения сохранились только потому, что их помнили и передавали из уст в уста. Нет никаких доказательств того, что Иисус когда-либо зафиксировал свое учение в письменном виде.

Устное учение, которое, должно быть, передавалось из уст в уста, могло порождать споры. Естественным образом существовало множество изречений, которые цитировались тем или иным слушателем, и в некоторых случаях изречение могло сообщаться одним человеком в одной форме, а кем-то иным — в другой. Изречения могут даже цитироваться во внутренне противоречивых формах и могут использоваться для того, чтобы поддержать весьма расходящиеся по смыслу теологические взгляды.

Возможно, самый фундаментальный из ранних расколов среди христиан произошел между теми, кто утверждал, что учение Иисуса является просто усовершенствованием иудаизма, и теми, кто утверждал, что оно радикальным образом отличается от иудаизма. Первые поддерживали верховенство Закона Моисея даже для христиан; вторые отрицали его.

Матфей, в наибольшей степени иудей среди евангелистов, очевидно, верил в верховенство Закона, и в Нагорной проповеди он цитировал Иисуса как страстного и недвусмысленного приверженца этой веры:

Мф., 5: 17–18. Не думайте, что Я пришел нарушить Закон или Пророков: не нарушить пришел Я, но исполнить. Ибо истинно говорю вам: доколе не прейдет небо и земля, ни одна йота или ни одна черта не прейдет из Закона, пока не исполнится все.

За этим у Матфея следует другой стих, который, по-видимому, нацелен им непосредственно на умы тех ранних христиан, кто придерживался другой точки зрения:

Мф., 5: 19. Итак, кто нарушит одну из заповедей сих малейших и научит так людей, тот малейшим наречется в Царстве Небесном; а кто сотворит и научит, тот великим наречется в Царстве Небесном.

Эта приведенная крайняя точка зрения усиливается соображениями насчет значения «йоты» и «черты». Йота — это еврейская буква «йод», самая маленькая (чуть крупнее жирной точки) буква еврейского алфавита. По-гречески эта буква называется «йотой», и она является самой маленькой в греческом алфавите (поэтому говорится «на на йоту» в значении «ни в малейшей степени»), «Черта» — это перевод греческого слова, означающего «маленький рожок». Это была маленькая метка, отличавшая одну еврейскую букву от другой. В русском языке подобная черточка отличает букву «и» от «й».

Мф., 5: 18. …истинно говорю вам: доколе не прейдет небо и земля, ни одна йота или ни одна черта не прейдет из Закона, пока не исполнится все.

Другими словами, в результате пришествия Иисуса ничто не изменится в Законе, даже на самую малость.

Истолкование этого отрывка зависит от фразы «пока не исполнится все». По-видимому, Матфей подразумевал, что это подобно фразе «пока не прейдет небо и земля». Однако возможны и другие точки зрения, и они, как мы увидим, высказаны в Библии, и именно эти другие точки зрения в конечном счете возобладали.

Весьма вероятно, что «исторический Иисус» действительно придерживался точки зрения, приведенной здесь у Матфея, поскольку в синоптическом Евангелии он всегда изображается — несмотря на споры с фарисеями — как ортодоксальный еврей, верный всем принципам иудаизма.

Мытари

В любом случае Иисус (в изображении Матфея) скорее укреплял Закон, чем ослаблял его. Так, в Нагорной проповеди Иисус учит о необходимости превзойти букву Закона в вопросах морали и этики. Недостаточно воздерживаться от убийства ближнего; нужно воздерживаться даже от гнева на него или от выражения презрения к нему. Недостаточно воздерживаться от прелюбодеяния; нельзя позволять себе потворствовать похотливым чувствам. Недостаточно воздерживаться от ложных клятв; нельзя клясться вообще, нужно просто говорить правду.

Хотя Закон Моисея допускал возмездие за личный ущерб, Иисус утверждал, что лучше вообще не допускать никакого возмездия. Нужно воздавать добром за зло. В конце концов, он указывает на то, что воздавать добром за зло — это естественная склонность, которая влияет даже на неверующих. Те, кто стремится к нравственному совершенству, должны делать больше этого:

Мф., 5: 46. Ибо если вы будете любить любящих вас, какая вам награда? Не то же ли делают и мытари?

Мытари показаны здесь как некая крайность среди людей. Если даже мытари могут сделать что-то, то это может сделать любой человек. Греческое слово, используемое здесь, — «telonai», которое переводится на латинский как «publicani», а на русский — как «мытари».

Первоначально в Риме мытари были подрядчиками, которые согласны были за соответствующую плату выполнять общественные работы и услуги. Одной из наиболее важных общественных работ был сбор налогов.

В огромной Римской империи было трудно собирать налоги в то время, когда не было современных средств передвижения и сообщения и когда еще не было современных деловых операций. Один лишь тот факт, что еще не было арабских цифр, чрезвычайно умножал трудности регулирования римской экономики.

Римские финансовые операции всегда были неэффективными и расточительными, и бремя этого ложилось на плечи населения империи, в частности, во времена Нового Завета, на население провинций.