Джозеф Антон - Салман Рушди

Роман опубликовали. Он продолжал с усилием раздвигать границы свободы. Принял участие в самом пока что крупном своем публичном мероприятии с объявлением заранее — в писательском форуме «Таймс» в зале Сентрал-Холл-Вестминстер, наряду с Мартином Эмисом, Фэй Уэлдон и Мелвином Брэггом. Прочел отрывок из «Прощального вздоха Мавра» и поблагодарил публику за то, что почтила вниманием его «маленький выход в свет». Да, охрана была, и была бронированная машина, и входить-выходить ему пришлось через заднюю дверь — но его книгу выпустили в свет, и он способствовал ее популяризации. И никаких демонстраций, так что полицейские чины в Ярде начали наконец успокаиваться.

Он планировал нечто очень амбициозное. Его латиноамериканские издатели пригласили его посетить в декабре Чили, Мексику и Аргентину, и он задумал после этого поехать в Новую Зеландию и Австралию. Гигантское путешествие, и он твердо вознамерился его осуществить. Надо было договориться со многими авиакомпаниями, но сейчас, когда его, наряду с «Иберией», «Эр Франс», «Австрийскими авиалиниями» и «Скандинавскими авиалиниями», соглашалась перевозить «Люфтганза», вести переговоры было уже легче. Мало-помалу вырабатывался маршрут, запрашивались и получались разрешения; мексиканский посол в Лондоне Андрес Розенталь принял его и Карлоса Фуэнтеса и помог организовать мексиканский этап турне; и вот, поразительным, невероятным образом, планы были согласованы. Им можно было ехать.

Они отправились в Осло на норвежскую презентацию «Прощального вздоха Мавра», и он читал отрывки в актовом зале Университета Осло со стенной росписью Эдварда Мунка. Это чтение стало первым за пределами Соединенного Королевства, о котором было объявлено заранее, и они с Вильямом Нюгором оба чувствовали, что сделали большой шаг вперед. Это победа над теми, кто желает нам зла, сказал Вильям, и мы одержали ее вместе. Движения Вильяма были из-за ран все еще несколько замедленными, он все еще испытывал небольшие боли, но был полон жизни. Тем вечером, ко всеобщему изумлению, небо над Осло озарило северное сияние. Это редкое зрелище в Осло, который находится на юге Норвегии, и тем более в октябре, но так или иначе над городом засветилась зеленая aurora borealis[208] — «в честь вашей Ауроры», сказал Вильям. Главную героиню «Прощального вздоха Мавра» звали Аурора Зогойби, и казалось, будто она там, будто она танцует в небе среди огромных зеленых занавесей, которые причудливо изгибались и струились от горизонта до горизонта. Все жители Осло звонили друзьям, все говорили: выйди, посмотри на небо, это поразительно. Зрелище продлилось час или больше, и оно казалось предзнаменованием лучших времен.

С Робертом Маккрамом в доме 41 по Сент-Питерс-стрит случился инсульт. Они с Сарой Лайалл были женаты всего два месяца, и в ее отсутствие он едва не погиб. Роберт выжил, но одну руку парализовало, он мог пройти подряд всего каких-нибудь пару шагов, и нельзя было знать, насколько велик долгосрочный вред. Понемногу ему становилось лучше, и для них с Сарой эти мелкие улучшения были источником надежды. Вновь проявило себя Проклятие Сент-Питерс-стрит.

Он с Кристофером Хитченсом поехал навестить Роберта и Сару и в каком-то смысле попросить у него прощения за Проклятие. Странно было оказаться в своем прежнем доме, где он был, когда, как он начал говорить, дерьмо попало в вентилятор. Пока он и Хитч разговаривали с другом, которого поразил инсульт, разнообразные призраки то вплывали в комнату, то выплывали из нее. Они с Хитчем пробыли там недолго. Роберту нужен был покой.

На моментальных снимках, которые память сохранила о тех годах жизни, полиции зачастую нет, она стерта с исторических фотографий, как коммунистический лидер Клементис в начале «Книги смеха и забвения» Милана Кундеры. Чтобы легче было жить, он старался забыть, что постоянно окружен охранниками, что соображения безопасности играют такую большую роль в его повседневной жизни. Он старался забыть о мелких ежедневных лишениях. Он не мог сам получить свою почту, не мог забрать утреннюю газету, оставлению перед домом. Были кухонные столкновения в пижамах, не перестававшие рождать чувство неловкости. Было это Джо — этот все более ненавистный псевдоним. (Неужели и правда нельзя обращаться к нему у него дома по настоящему имени?) Была полная невозможность сделать что-либо спонтанно. Я бы хотел прогуляться, если можно. Хорошо, Джо, дайте нам час на подготовку. Но через час мне уже расхочется гулять… И каждый раз, когда он все-таки куда-нибудь выезжал, его привозили в «пересадочный пункт» и заставляли перейти из одной машины — из той, что была связана с домом, — в другую, связанную с его появлениями на публике. Эти пересадочные пункты — Натли-террас, Парк-Виллидж-Ист — он возненавидел на всю жизнь, впоследствии, он их проезжал, его всякий раз передергивало, но в то время он заставлял себя от них отрешаться, он отделял себя от человеческого тела, перебегающего из машины в машину, и, доехав до места назначения, он отказывался думать об охране: он просто был с друзьями, был собой.

А у друзей все наоборот: охрана была для них чем-то настолько необычным, настолько странным и захватывающим, что им большей частью она-то и запоминалась. Когда он потом спрашивал, что у них осталось в памяти от тех дней, они говорили о полицейских: Помнишь того, который соблазнил нашу няню? Помнишь тех двоих красавцев, на которых все заглядывались? Вспоминали задернутые шторы и запертые садовые ворота. Даже в глазах друзей он становился второстепенным зрелищем, а полиция — главным. В его же воспоминаниях о том времени полиция часто отсутствовала напрочь. На самом деле она, разумеется, была, но память приняла решение, что ее не было.

Иногда, впрочем, осуществить этот маленький умственный трюк оказывалось невозможным. На моментальных снимках, оставшихся в памяти от поездки в Латинскую Америку, чилийские полицейские находятся в самом центре рамки — пугающие, незабываемые, более чем видимые.

Моментальный снимок Чили. В Чили действовали две полиции: карабинеры в форме и Policia de Investigaciones[209] в штатском, и, пока они с Элизабет летели в Сантьяго, два мощных ведомства ссорились между собой, решая, впускать или не впускать его в страну. Он должен был выступить гп лиитературной ярмарке, но, когда они в жаркий, ослепительный, душный день сошли с самолета, их окружили полицейские в форме и отвели в какой-то ангар, где нечем было дышать и где вкруг все кричали по-испански. У них забрали паспорта. Никого, кто говорил бы по-английски и мог бы перевести, не было, и, когда он попытался выяснить, что происходит, на него прикрикнули и красноречивыми жестами велели отстать и заткнуться. Добро пожаловать в Южную Америку, подумал он, обильно потея.