Всемирная история: в 6 томах. Том 5: Мир в XIX веке - Коллектив авторов

Крымская или, как ее еще называют, Восточная война — одна из самых необычных войн мировой истории. По своему характеру это была морская мировая война, ведущаяся на Черном, Балтийском, Белом морях и Тихом океане. В ней, пожалуй, впервые решающую роль играло не количество живой силы воюющих сторон, а материальное оснащение армий. Это была война техники и основанной на ней новой стратегии. В Крымской войне столкнулись колониальные интересы крупнейших европейских стран: Англии и Франции, с одной стороны, и России — с другой. Однако при этом если правительства Англии и Франции шли на эту войну ради обеспечения экономических интересов своих финансово-промышленных кругов, то Россия стремилась главным образом к удовлетворению амбиций царизма, бредящего Константинополем еще со времен Екатерины II.

Начиная войну, Николай не только не допускал мысли о возможном столкновении с Европой, но и не задумывался о том, что его страна уже безнадежно отстала от Запада по уровню экономического развития. Его совершенно не беспокоило, и вряд ли вообще было ему известно, что по промышленному производству Россия в 7 раз уступает Франции и в 18 — Англии. Он по-прежнему видел силу армии в количестве солдат и воинской дисциплине. Почти миллионная армия, которой располагала Россия, в новых условиях была для страны скорее обузой, чем защитницей. Плохо обученная, замученная бессмысленной муштрой и палочной дисциплиной, беззастенчиво разграбляемая интендантами и командирами, николаевская армия могла успешно воевать разве что с повстанческими отрядами венгров да с турками, находящимися в еще худшем положении. Противостоять же хорошо обученным и вооруженным компактным европейским армиям она была явно не в состоянии. Примерно такая же ситуация была и на флоте. В техническом отношении он был таким же отсталым, как и все остальное вооружение. Против 454 боевых кораблей союзников, включающих 258 пароходов, Россия могла выставить только 115 судов, включая 24 парохода. Единственное, что могла здесь противопоставить Россия ее противникам — это высокую выучку и сплоченность черноморских моряков.

Началу боевых действий предшествовала мощная дипломатическая подготовка. Очень важно было, какую позицию займут Австрия и Пруссия. Николай, как известно, был в них уверен чуть ли не как в самом себе, и до тех пор, пока их недружественное отношение не обнаружилось в полной мере, рассчитывал на их помощь. Австрия воевать не желала, но собиралась дипломатическими маневрами извлечь из этой войны максимальную для себя пользу. Австрийская дипломатия оказалась перед трудным выбором. С одной стороны, правительство Франца Иосифа было искренне признательно Николаю за разгром венгерского восстания и, не застрахованное от подобных катаклизмов в будущем, хотело бы и дальше рассчитывать на его помощь. С другой стороны, оно еще меньше хотело поссориться с Наполеоном III, угрожавшим ей отторжением Венеции и Ломбардии.

Пруссия меньше всего была заинтересована в войне против России, но, решив подстраховаться, чтобы в случае поражения русских не остаться без добычи, заключила с Австрией оборонительный союз против России. А для того чтобы хоть как-то ослабить антирусскую направленность этого договора, в него было внесено условие не пускать союзников дальше Дуная. При всем том, что договор Австрии и Пруссии не представлял для России дополнительной военной угрозы, он явно обозначил полный провал российской дипломатии. Страны, в дружественном расположении которых Николай был абсолютно уверен, заняли по отношению к нему нейтрально враждебную позицию.

Николаевская Россия оказалась одна перед лицом объединенной против нее Европы. Ее поражение стало вполне предсказуемым. Оно подвело итог той системы управления государством, которой Николай придерживался на протяжении всего своего царствования. Страна расплачивалась за любовь царя к палочной дисциплине и бессмысленной муштре, за страх монарха перед отменой крепостного права, за его неумение понять и оценить роль научного и технического прогресса в жизни государства, за его пренебрежение общественным мнением, дипломатические просчеты.

Но вместе с тем Крымская война, подорвавшая крепостническую экономику, ослабившая международное положение страны, открыла перед новым правительством путь реформ, позволила ему сосредоточиться на наиболее болезненных внутренних проблемах. Смерть Николая I дала возможность русскому обществу вздохнуть полной грудью. На смену почти всеобщему молчанию мрачного семилетия шла новая эпоха с ее относительной гласностью, оживлением общественной мысли, преобразованиями и надеждами.

19 февраля 1855 г. на престол вступил Александр II. Осенью начались отставки, свидетельствующие о смене политического курса, был упразднен Высший цензурный комитет, и цензура стала намного либеральнее, чем была в предшествующие тридцать лет. В стране начало формироваться общественное мнение. В обществе быстро стала распространяться рукописная литература, в основном публицистического жанра, откликающаяся на наиболее злободневные вопросы современной жизни. Ведущую роль в создании и распространении такой литературы сыграли историк-правовед К.Д. Кавелин и его ученик по Московскому университету, тоже историк права, Б.Н. Чичерин. В 1856 г. в первом выпуске заграничного сборника А.И. Герцена «Голоса из России» Кавелин и Чичерин опубликовали письмо к издателю за подписью «Русский либерал». Эта небольшая по объему статья стала манифестом русского либерализма. Свою политическую программу авторы письма противопоставили герценовской теории русского социализма. Они выражали уверенность в том, что в России нет и не будет почвы для распространения социалистических идей. За год до публикации этого письма Кавелин написал большую записку «Об освобождении крестьян в России». Излагаемые в ней идеи — освобождение крестьян с землей за выкуп (причем выкупу подлежала не только земля, но и сама личность крестьянина) при содействии государства — были весьма умеренны даже для того времени и неоригинальны. Но значение этой записки в том, что именно она стала теоретическим руководством для будущих реформаторов. Через братьев Д.А. и Н.А. Милютиных — лучших представителей так называемой просвещенной бюрократии — Кавелин имел возможность непосредственно влиять на подготовку реформ. Во многом благодаря ему либеральная идеология легла в основу правительственного курса второй половины 1850-х годов.

Одной из эпохальных примет нового времени стало появление разночинцев в общественной жизни. Реформы, повысившие спрос на грамотных людей и одновременно обозначившие кризис дворянской культуры, открыли перед разночинцами массу новых возможностей. Появление толстых журналов с обзорами современной литературы и политической жизни, переводными материалами повысило спрос на интеллектуальный труд и стало для многих разночинцев источником неплохого, хотя и не всегда регулярного заработка.

Неслучайно разночинцы как новая общественная сила заявили о себе прежде всего в журналистике. Сами они не любили называть себя разночинцами и в качестве самоназвания предпочитали «новые люди», «молодое поколение», «реалисты». Противники называли их презрительно «семинаристами» (многие из них действительно вышли из духовной среды и закончили семинарии) и «нигилистами». После появления романа Тургенева «Отцы и дети» этот термин получил широкое распространение и сделался даже самоназванием. Признанными вождями этого поколения были Н.Г. Чернышевский и Н.А. Добролюбов. Ни тот ни другой не были революционерами в точном значении этого слова. Они не состояли в подпольных организациях, не готовили вооруженное восстание, но их статьи электризовали радикальную молодежь и, несомненно, способствовали формированию революционного движения в России. Эту опасность одним из первых увидел Герцен.

Как и Чернышевский, Герцен был социалистом. Однако его социализм был более либеральным, более повернутым к личности, чем радикально-демократический социализм Чернышевского и его последователей. В статье «Very dangerous!!!» с присущим ему политическим чутьем Герцен показал глубокую связь, существующую между правительственным деспотизмом и революционным радикализмом. Его поворот в сторону «молодого поколения» произошел после отмены крепостного права и начавшихся в 1862 г. правительственных репрессий против радикальной молодежи. Манифест 19 февраля 1861 г. вызвал у него такое же разочарование, как и у Чернышевского. Его отношение полностью совпадало со словами Н. П. Огарева, помещенными в «Колоколе»: «Старое крепостное право заменено новым. Вообще крепостное право не отменено. Народ царем обманут».

Гласность, выраженная в бурных общественных спорах вокруг реформ и перспектив развития страны, стала гарантом того, что правительство не свернет с реформаторского курса. Сам царь решил представить отмену крепостного права как ответ на пожелание помещиков. Отправной точкой стало обращение Виленского генерал-губернатора В.И. Назимова, заявившего о готовности помещиков северо-западных губерний освободить своих крестьян.