Глаз бури - Екатерина Мурашова

Иосиф выслушал Софи, почти не перебивая, становясь по мере ее рассказа все более собранным и хищным. Софи он напомнил куницу, почуявшую запах завидной, но слишком крупной для нее дичи. Жадность к добыче и опасливость явно боролись в нем. После окончания рассказа Нелетяга задал пару уточняющих вопросов.

– Так вы полагаете, что знакомство Даши и Кусмауля, так сказать, интимного свойства?

– Ну разумеется, – Софи пожала плечами. – Что ж им еще, детей вместе крестить?

– Это, конечно, маловероятно, но и то… другое… тоже… не более… Хотя это ведь многое проясняет! Дашка и Кусмауль! Конечно!

– Иосиф, о чем вы? – напомнила о себе Софи. – Вы можете хотя бы предположить, кому и зачем понадобилось убивать Лизу? И при чем здесь Михаил?

– Михаил, разумеется, Лизу не убивал, – качнул лохматой головой Иосиф. – И все говорит за то, что в ее убийстве хотя бы одна из целей – подставить под подозрение Туманова. Возможно, были и другие цели – девушка, насколько я понимаю, вела сложную и запутанную деятельность в интересах своего собственного обогащения. Но одна из мишеней, несомненно, Туманов… Кто? Вряд ли сам Кусмауль, все-таки полицейский следователь и убийство… Но он не преминет этим случаем воспользоваться – или моего папу не звали Нелетягой!

– Но что же нам теперь делать? Михаила нынче нет, а как он вернется, так Кусмауль его сразу и арестует…

– Сразу, скорее всего, не арестует. Все же надо сначала следствие провести… А вот у нас единственный выход – понять, что же происходит вокруг на самом деле. Партия же явно вступила в решающую стадию. Узнать бы еще, что это за бумаги, которые были найдены при Лизе… Этим я теперь, пожалуй, и займусь…

– А я? Что мне делать?

– Вы же, Софья Павловна, поезжайте теперь в Калищи и сидите там тихо, как мышка. Чтоб Михаилу еще и за вас не волноваться… И… прошу вас… мне одеться надобно…

– Щас-с! – сказала Софи и показала язык закрытой двери. – Так я тебе и буду сидеть! Нашел мышку!

Вернувшиеся по случаю весны ласточки низко ныряли над раскисшей дорогой, едва ли не пролетая под брюхом у лошади. В еще прозрачном лесу звездами рассыпался ковер ветренниц. Среди их белизны наивными голубыми ресницами таращились пролески. Едва заметный летом ручей грозно урчал в овраге и взбивал белую пену, клочьями плывущую вниз по течению.

Густав Карлович Кусмауль ехал в Гостицы. Он не был до конца уверен в целесообразности задуманного. К тому же как полицейский следователь отчетливо понимал, что уже совершил серьезную ошибку – позволил себе слишком войти в это дело, оказался не только по умственной сути, но и эмоционально вовлеченным в него. А это для следственной работы – почти полная гарантия неуспеха. Начинаешь видеть не то, что есть на самом деле, а то, что хочется увидеть, да и фигурантов классифицируешь уже не столько по их действительным делам, сколько по своему отношению к ним…

Убийство девицы Лизаветы Федосовой, двадцати двух лет, горничной графини К., явно связано с делом Михаила Туманова, промышленника и прохиндея, и в этом смысле случилось Кусмаулю весьма на руку. Но в чем связь? Сам ли Туманов прикончил зарвавшуюся девицу или, наоборот, кто-то стремится убедить следствие в том, что убийца – именно Туманов и никто другой? Более похоже на второе.

Свидетели… Дворник Туманова опознает, в этом сомнений нет. Но ведь – приходил, не значит – убил? Вполне может быть, что существовал еще один посетитель, поднявшийся по черной лестнице. И куда направлялась сама девица Федосова? Одета она была как-то средне, не то по-уличному, не то по-домашнему. Как будто вышла кого проводить. Вполне, кстати, возможно… Полицейский врач утверждает, что смерть Лизаветы наступила между шестью и десятью часами. Дворник уверенно говорит, что господин, похожий на Туманова, приходил в пять часов. Может дворник ошибиться, ну хоть на полчаса? Конечно. А врач-эксперт, на те же полчаса? Вполне. Вот вам и шесть часов – время гибели несчастной девицы…

Графиня К. охает, ахает, нюхает соль, но подтверждает, что девица была не промах, и, значит, у нее вполне могли быть враги. Дашка только шмыгает носом и жалеет «бедняжку Лизавету». Сама обо всем жадно расспрашивает. Явно, ничего не знает и не слышала. Далее. Нынешняя пассия Туманова – учительница Софи Домогатская… Бог мой, как же надменно она держалась! Будто не очередная сожительница богача-торговца, а прямо-таки государыня императрица!

– Михаил не виновен. Это бред – думать иначе. Если вы профессионал, ищите настоящего убийцу!

И все. Кто где был, что делал, что говорил, что за отношения были у Туманова с покойницей – ни-че-го. Молчание и этот темно-серый взгляд, режущий, как только что откованный клинок.

Впрочем, до одного вопроса все-таки снизошла: «Что за книга была у Лизы с собой?»

Тайны в том не было, ответил: «Новая Азбука в 50 уроках. Для желающих освоить русскую грамоту быстро и качественно». Автор – Брусницкий.

Вот тут что-то в глазах у Софьи Павловны помутилось, и гримаска по точеному лицу пробежала. «Неужто и вправду такая скорбит о смерти горничной-кошки? – подумал Кусмауль. – Не может быть, должно, показалось…»

Наталья Андреевна, узнав о посетителе и цели визита, хотела было упасть в обморок и отлежаться в мезонине, но быстро сообразила, что в этом случае придется все узнавать из вторых рук. Передумала, накинула самую темную шаль, припудрила лоб и щеки белой пудрой и вышла в гостиную.

Модест Алексеевич выказывал из себя хозяина – урезонивал крутящихся вокруг мальчишек, что-то объяснял вскочившему и так и не присевшему к столу Грише, успокаивающе гладил руку юной жены, которая почему-то почти непрерывно зевала, одновременно вел со следователем ничего не значащую беседу о дожде, посевах и трудностях выращивания тубероз в северном неверном климате. Кусмауль пил чай из стакана в серебряном подстаканнике, закусывал мелко наколотым фруктовым сахаром и завидовал Модесту Алексеевичу.

В тех же годах, лысоват, обрюзг, но… Мальчики вокруг – свои и приемные, милые, красивые, резвые, и явно любят его, в рот смотрят. Жена, хоть и невидна собой, однако молода и полноты приятной. Молчит опять же, не пристает к мужу…

– Представьте же меня жене…

– Аннет, познакомься…

«Анхен! Как это мило! Светлая, пухлая, с голубыми глазами… Почти Гретхен! Прелестное имение, беседка на взгорке, террасы, мельница… Не хватает лишь шпалеры с туберозами, чтобы… Ах, что понапрасну мечтать!»

Беседа, как и ожидалось, получилась не слишком продуктивной. О делах старшей дочери в семье знали мало, хотя и скрывали это изо всех сил. Туманова, судя по всему, не видали ни разу. Старший сын, Григорий Павлович, смуглый, но неуловимо похожий на белокожую сестру, может быть, и мог бы что-нибудь прояснить, но простоял все время у окна, знакомо вздернув подбородок и, кажется, воображал себя революционером в лапах охранки. В середине разговора прогрохотал по двору тарантас и явилась как к себе домой жилистая, загорелая, несмотря на весну, старуха, представилась соседкой и давней подругой хозяина, после чего взяла разговор в свои руки. Далее в основном ели, пили и говорили о современной молодежи, буквально пропадающей без должного руководства со стороны старшего поколения. Как именно следует руководить теми, кто руководства принять вовсе не желает, – так и не сошлись окончательно, но удовлетворение от обсуждения вопроса и сытного обеда получили.