Сын шевалье - Мишель Зевако

«Слава Богу! — подумал Жеан. — Успел!»

Он завернулся в плащ и быстро зашагал прочь, не разбирая дороги, в ярости восклицая:

— Нет, господин Аквавива, это уже не игрушки! Хватит таких шуточек, провались все к дьяволу! Надоели они мне!

Вдруг, остановившись, Жеан сказал;

— Ох ты! Куда же мне теперь идти?

Подумал немного и решил;

— Попрошусь переночевать у Гренгая.

Он направился к улице Монмартр и дальше к улице Бу-дю-Монд. Всю дорогу он ожидал нападения, но никаких неприятностей не случилось. Спал Жеан на соломе, в тесной комнате — но проспал до самого рассвета как убитый.

Часов в девять утра он попрощался с товарищами. Дом их стоял в строительных лесах; под лесами, как под мостиком, находилась и входная дверь.

Жеан переступил порог и вошел под леса. Не успел он шагнуть вперед, как откуда-то сверху сорвалась огромная глыба и разбилась на большие куски, просвистев совсем рядом с юношей.

Жеан выскочил на дорогу и задрал голову. Было воскресенье — а в те времена по воскресеньям не работали. На лесах никого, на крыше тоже. Жеан крикнул:

— Смерть всем чертям! Я вас все равно найду!

Он вихрем бросился назад, позвал Гренгая, Эскаргаса и Карканя. Вчетвером они обыскали весь дом от подвала до крыши — и ничего не нашли. Убийца как испарился…

Ярость обуяла Жеана. Во-первых, его выводило из себя неутомимое упорство, с которым предпринимались эти подлые покушения. Во-вторых, стремительные удары наносились повсюду, где бы он ни появлялся. Значит, за ним организована превосходная слежка — но ему еще ни разу не удалось поймать ни одного из кравшихся по пятам соглядатаев! А ведь зрение у Жеана было острое, слух тонкий, и следил он за всем вокруг очень внимательно.

Это было самое тревожное.

Жеан вернулся к товарищам, нервно заходил по комнате, ругаясь про себя и кляня невидимых и неведомых врагов…

Три приятеля видели, что творится с их командиром. Они притаились в углу не дыша, боясь привлечь к себе внимание.

Но Жеан совсем не думал о них. Его мысли занимал даже не Аквавива с его шпионами. В душе юноши разыгрывалась мучительная борьба, смысл которой был одновременно прост и трагичен.

Схорониться ему под Монмартрским эшафотом или нет?

Казалось бы, что за вопрос? Но Жеану он представлялся таким запутанным, тяжелым и страшным, что мучил его куда больше, чем свора убийц, бродящих по пятам…

В пещере жизнь его, несомненно, будет в безопасности, но ведь там лежат эти проклятущие миллионы. Вот почему Жеан колебался.

Конечно, спасать свою жизнь — дело праведное и законное. Но ради спасения жизни обесчестить себя — украсть (да-да, именно украсть) не принадлежащие тебе миллионы? Да лучше тысячу раз подохнуть!

Так думал Жеан, меряя шагами комнату, словно тигр в клетке. Наконец он встал прямо перед Гренгаем, Эскаргасом и Карканем, даже не замечая их, в гневе топнул ногой и воскликнул:

— Не пойду, не пойду, провались все к дьяволу! Если пойду — не устою перед искушением… а я не хочу, не хочу!

Три приятеля в замешательстве переглядывались. Что это значит? Куда он не пойдет? Чего не хочет? Что за искушение?

Понемногу Жеан остывал — и наконец принял решение.

— Гренгай! — сказал он. — Можешь ты мне найти жилье на несколько дней?

Гренгай почесал в затылке и, просветлев, воскликнул:

— Это можно. Только оно за городом.

— Ничего, — ответил Жеан, немного подумав.

— Так вот, командир: вы знаете Мартину, помощницу Перетты?

Жеан кивнул головой..

— У ее зятя есть домик в Вильнев-сюр-Гравуа, недалеко от Монмартрского предместья. Да вон он, командир, — его и отсюда видно.

Он подвел Жеана к окошку, выходившему на задний двор, и распахнул настежь обе створки. Жеан вместе с Гренгаем высунулся наружу.

— Видите, там, слева, высокая стена. — показал Гренгай, — и близ нее три домика? Как раз в третьем, ближе к углу стены, и живет зять Мартины; его зовут Кривой Симон. Он с удовольствием сдаст вам комнатку на чердаке. Только там не слишком-то уютно.

Жеан махнул рукой: это, мол, все равно.

— Займись-ка этим делом. Сегодня мне там надо будет уже ночевать.

— Ну, дело это нехитрое: Кривой Симон — человек жадный; я ему за месяц постоя дам экю — он сразу и согласится. Хотите, через час можете уже там поселиться.

— Нет, не надо: мне только переночевать.

Уладив это дело, юноша вернулся к Пардальяну. Оседлав коней, отец с сыном выехали из города и целый день провели вместе, скача по окрестным лесам. Жеан, разумеется, рассказал и про то, как обрушился потолок в мансарде, и про то, как упала на него с крыши каменная глыба, и про то, что Гренгай нашел ему новое жилье.

Переезд Пардальян вполне одобрил и прибавил:

— Послушай вы меня, не возвращались бы на Арбр-Сек.

— Да что с того, сударь? Я оставил свою мансарду ночью; никто меня не видал, никто за мной не шел — я, по крайней мере, никого не заметил. Л сегодня утром о моем новом жилище уже известно и меня пытаются гам убить. Вдруг с тем домом, что нашел Гренгай, будет то же самое? И кто знает, что вообще ждет меня нынче вечером?

Пардальян увидел: сын его не выказывает тревоги, — и довольно улыбнулся такой упрямой беспечности. Он только сказал как бы невзначай:

— Вот увидите: вам еще придется укрываться на Монмартре под эшафотом. Лучше этого вам ничего не придумать.

Лицо юноши на миг омрачилось. Он ответил сквозь зубы;

— Там посмотрим!

Пардальян с сыном вернулись в город на закате. Чтобы успеть к Кривому Симону до закрытия ворот. Жеану нельзя было терять ни минуты. Распрощавшись с Пардальяном, он заторопился к Монмартрским воротам.

Пардальян, немного выждав, тайком пошел следом за ним. Жеан скорым шагом миновал заставу, и шевалье хотел было покараулить у него под дверью, но потом передумал:

— За ним никто не шел — это точно. Как бы искусны они ни были, им невозможно узнать, где он сегодня заночует. Да и поздно уже: вот и ворота запирают.

Жеан дошел до дома, указанного Гренгаем. Он тоже был убежден, что за ним никто не следовал, однако, прежде чем постучаться, юноша внимательно осмотрелся кругом.

Дом стоял близ утла стены, что огораживала большой участок в форме трапеции, почти примыкавший к городскому валу. Со стороны Монмартрского предместья, где находился Жеан, стояло еще две таких же лачужки, на большом расстоянии друг от друга; дальше начиналась уже улица. Вдоль стены тянулась довольно высокая насыпь из гравия, поэтому с фасада в домике было два этажа, а с тыла — три.

Жеана встретила какая-то старуха.

— Наконец-то, — живо воскликнула она, — наконец-то вы пришли, сударь! А я уж вас заждалась — в мои годы тяжело поздно ложиться. Пойдемте, я проведу вас в комнату.