Коротко обо всём. Сборник коротких рассказов - Валентин Валерьевич Пампура
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— В общем-то, да. — Сказал Мак и почувствовал, как его желудок свело от голода.
— Но главное, это послевкусие. Это когда ты лежишь с сытым желудком, и ощущаешь во рту только, что съеденную сырную лепёшку. И хорошо если у тебя ещё осталось немного вина, и какие ни-будь фрукты. Они вполне могут стать прекрасным десертом. А хороший десерт после сытного обеда, это то, что делает нас поистине счастливыми.
— Мак, сглотнул слюну и потянулся к хлебу.
— Только помните, сказал незнакомец, никакой спешки, пищу нужно вкушать, так словно это божественный нектар, посланный вам с неба. — Незнакомец закачался и растворился в воздухе. Мак посмотрел на руку, в которой держал хлеб. Хлеба в ней не было, вместо хлебного куска, Мак держал в руке серый, холодный камень.
Старуха
Владимир посмотрел на жёлтый фонарь за окном, и задвинул занавеску. Плотная штора, наглухо закрыла окно, и фонарь потух. В комнате стало темно и тихо. Владимир подошёл к столу, нащупал коробок спичек, достал из коробка спичку, и чиркнул тёмной головкой, о коробок. Спичка плюнула искрой, зашипела, и вспыхнула между двух пальцев Владимира, осветив стол, и массивный, бронзовый подсвечник, с жёлтой длинной свечой на нём. Владимир поднёс спичку к свече, и пламя осторожно перебралось на пропитанный воском фитиль. Укрепившись на фитиле, пламя стало ярче. Комната вздрогнула, вытеснив из себя тьму.
Изгнанная тьма, затрепетала вокруг комнаты, серыми крыльями, подобно ночной бабочке, что вьётся, вокруг лампы, пока не опалит себе крылья.
Часы пробили полночь, и дверь шкафа отварилась. Оттуда вышла сгорбленная старуха. Она подошла к столу, и уставилась на Владимира. Владимир взял подсвечник, и пошёл к шкафу. У шкафа он остановился, но шедшая следом старуха, подтолкнула его рукой. Владимир качнулся и исчез в шкафу. Старуха вошла следом, и закрыла дверцу шкафа.
Больше никто, никогда не видел Владимира.
* * *
С красным лицом, и выпуклыми глазами, он стоял на перроне и хватал ртом воздух. Его пальцы, при этом, шевелились, как щупальца осьминога, и пытались ухватиться, за что ни-будь более устойчивое, чем его полное, качающееся в пространстве тело. Но вот земля выгнула свою спину, и тело не удержалось на ней. Оно рухнуло, раздавив под собой пластиковый чемодан, выдавив из него на перрон женские вещи.
Кто-то вскрикнул и прижал к груди руки. Тело вздрогнуло, пустило изо-рта пену, и застыло, раскинув руки и выпучив остекленевшие глаза. — Господи — закричала дама — помогите, кто ни-будь, врача.
Когда приехал врач, тело, лежало на перроне, и бессмысленно глядело в небо. Врач осмотрел его, дал даме успокоительное, и уехал. Крепкие парни, завернули тело в чёрный мешок, загрузили в машину, и увезли в городской морг.
Морг располагался рядом с цирком. В цирке в тот вечер давали весёлое представление.
* * *
Он был точь в точь как паровой котёл, давление в котором, пересекло красную черту манометра. Достигло своего критического значения, клапан сорвало, он пулей просвистел в пространстве, и разнёс на куски зеркало, осыпав осколками, пол.
— Ты! — Взвизгнув, голосом закричал он, ты не смеешь этого говорить! Ты вообще не смеешь мне ничего говорить! Ты мелкий, ничтожный интриган! Ты… — он всхлипнул, и стал ловить ртом воздух, лицо его побледнело, на лбу выступили капли пота, он потянулся одной рукой к воротнику, а другой, к своему отражению в зеркале, но отражение только скривилось, закатило глаза, и медленно повалилось на пол.
Безальтернативность
— Видишь вон тот кабриолет?
— Да, и что?
— Смотри. — Он схватил булыжник и запустил в окно. Глухой удар, высыпал осколки стекла на колени водителю.
— Ты рехнулся, бежим.
— Нет. — Из авто вылез водитель и матерясь пошёл к ним. Он поднял с земли второй булыжник, и обратился к водителю. — Приятель ты видел, что я сделал первым булыжником с твоим стеклом? А теперь подумай, что я сделаю вторым булыжником с твоей головой. — Водитель остановился и посмотрел на гладкий камень в его руке. — Хорошо, подумай, а потом садись в свой кабриолет и катись от сюда по добру, по здорову. — Водитель попятился назад, сел в авто и укатил.
— Ну, ты и не нормальный. Ты что действительно смог бы проломить ему голову?
— Не знаю, но этот камень вполне способен проломить голову кому угодно.
— Ладно, был рад повидаться, мне пора, пока.
— Разве ты не выпьешь со своим старым другом?
— Видишь, ли, у меня сегодня ещё столько дел…
— Я думаю, ради встречи с лучшем, другом, дела подождут. — Он качнул ладонью с лежащем, в ней камнем.
— Что ж впрочем, у меня найдётся часик другой, для похода в бар. Я надеюсь, ты не возьмёшь туда этот камень?
— Почему же, я думаю сегодня, ему лучше провести эту пару часов с нами, если ты конечно не против.
— Нет, что ты. Пусть остаётся.
Цахес и коза
Цахес, жил на берегу старой обмелевшей реки. Когда-то эта река была, сильна, и полноводна, а теперь она больше напоминает самого Цахеса, старого, обнищавшего, и как поговаривают люди, выжившего из ума. Большую часть ночи, Цахес, лежит на кровати и смотрит в потолок. Иногда он, кряхтя, переворачивается с боку на бок, или тихо стонет, толи от голода, толи от воспоминаний, которые как надоедливые мухи досаждают ему своим присутствием.
Утром, когда тьма, только начинает редеть, а первые пташки уже начинают пробовать свои голоса, Цахес встаёт с постели и выбирается из своей хибары на улицу. Холодный воздух пробирает его насквозь, и Цахес, дрожит, вглядываясь в утреннюю муть. Цахеса трясёт так, что он опирается о стену, рукой. Он стоит, вытянув шею по направлению к дороге, и вслушивается в тишину. Глаза его слезятся, тёмные вены, вздрагивают, и набухают под жёлтой, сухой кожей. Цахес не двигается. Цахес ждёт. Воздух становиться похож на сильно разбавленное молоко, тёмные очертания деревьев, становятся, серыми, и в тишине Цахес слышит шаги. Они наполняют его сердце радостью, он отрывается от стены, и делает шаг на встречу. Серая коза упирается мокрым носом в руки Цахеса. Цахес обнимает козу и падает перед ней на колени. Коза трясёт рогами, а Цахес скользит руками по телу козы, нащупывает розовое вымя, и ласкает его.
