Князь Барбашин (СИ) - Родин Дмитрий Михайлович

У полуразрушенной взрывом мельничной плотины съехались два всадника. День стоял морозный, а потому Шигона-Поджогин был в плотно запаханной шубе из пышной лисицы и глубоко надвинутой на глаза меховой шапке. На бороде и усах его застыли небольшие сосульки, а открытые участи щёк покрывал морозный румянец. Под ним был могучий конь, оседланный богатым черкасским седлом и гремящий узорчатой сбруей с длинной мохрой, отделанной серебром напополам с рыбьим зубом.

– Все ли бог милует, Андрей Иванович? – первым спросил-поздоровался Шигона.

– Твоими молитвами, Иван Юрьевич, – ответил князь, успокаивающе похлопывая своего иноходца по шее.

– Видать хорошо поклоны кладу, – усмехнулся фаворит. – Вон, слухи ходят, будто меришь ты злато-серебро зобницами. Я-то вот служу-служу, а выслужил лишь избушку на курьих ножках да прозвание пса государева…

– Наговариваешь ты, Иван Юрьевич, напраслину вовзодишь.

– Ну, только если слегка, – вновь усмехнулся Шигон своим думам. – Что скажешь по поводу пожара? Сами мужички напакостили, или злой умысел виден?

– Трудно понять, затоптали тут всё, пока тушили да виновных искали, – пожал плечами Андрей. – Пусть люди опытные вокруг покрутятся, да поспрашивают тишком, авось, что и выплывет.

– Чего ж тишком? – удивился Шигона. – Коли есть на кого подозрение – веди в пыточную. У меня каты обученные, помереть не дадут, а всю подноготную вытянут.

– На пытке и праведник в грехах сознается, – несогласно покачал головой Андрей. – Нет, тут, чем тише, тем результата больше.

– Ну а сам-то что думаешь? – нетерпеливо вопросил Шигона. Оно и понятно: ему государю докладывать нужно.

– Думаю, мужички расслабились, вот и взлетели на воздух так, что и останков не собрать. На татар же мало похоже. Давно они в этом не отмечены. Да и будь это татары – они бы и запас пороховой уничтожить постарались бы. Не дураки ведь, понимают, для чего мы порох копим.

– Тоже верно, – согласился государев ближник. – Но и без того убытков считать не пересчитать! И ведь всё заморское. У нас-то ни серы, ни селитры толком и не сыщешь.

– Твоя правда, Иван Юрьевич. Хорошо ещё, что татары огнебоем не балуются.

– А они-то тут причём?

– Так ведь у них и серы, и селитры немеряно.

– Опять людишки напели?

– Они самые. А вот твои, Иван Юрьевич, совсем мух не ловят.

– Но-но, – вступился за своих подчинённых Шигона. – Мои люди иное дело пытают. А ты, коли ведаешь чего, так что же государю не сказал?

– Так ведь сам про то недавно проведал.

– Ну, так и мне поведай, – хитро прищурился Поджогин.

– Э, нет, Иван Юрьевич, – рассмеялся Андрей. – Хочешь к курной избушке дырявую лачужку? Понимаю. Так и я тоже хочу.

– Ну, коль хочешь, то сам и обскажешь, – легко отступился Шигона.

– А не поведаешь ли мне, Иван Юрьевич, отдали поляки литвинам Неман, или нет? – спросил Андрей, когда оба они тронулись по дороге в сторону сельской корчмы. Занятый делами, он как-то упустил этот вопрос, а Шигона всё же принимал участи в переговорах с виленским воеводой Николаем Радзивиллом и с польским посланником Петром Кишкой. Вопрос же был не совсем праздный, ведь от этого зависела будущая напряжённость на двинском пути и безопасность плавания по ней кораблей Компании.

– Отдали, куда ж деваться, – усмехнулся Шигона в бороду. Он ведь сам присутствовал на тех разговорах, что вёл Андрей с пленным Гаштольдом, удивляясь, зачем князю беспокоиться за неманский путь вместо литвинов. Пока Андрей не объяснил. – Вовремя литвины в ту войну вступили.

– Ну и добре.

– Чего ж хорошего? – удивлённо вскинулся Поджогин. – Сам же говорил, что они с того денег больше получать станут!

– Ну, ты, Иван Юрьевич, даёшь! – рассмеялся Андрей. – Ну сам посуди: путь, чтобы доходы приносил, обустроить сначала надо. Как говорят иноземцы – наладить инфраструктуру. А это деньги, и деньги немалые. Да, со временем они отобьются, но пока что их придётся тратить совсем не на армию. Ты же не веришь, что литвины на вечный мир согласятся?

– Куда им! – воскликнул Шигона. – Они вон сколь земель утеряли. Обязательно возвернуть попробуют.

– Вот и я о том же. И получается, что в ближайшие годы нам литвины не грозны, зато потом, когда мы все их земли возвернём, налаженный путь будет работать уже на нас и мы, вложив в ремонт куда меньше, чем литвины сейчас в строительство, начнём получать доход почти сразу.

– Совсем ты как купец рассуждать стал, князь, – покачал головой Шигона.

– И что? Это ведь и не хорошо, и не плохо, поверь, Иван Юрьевич.

– Да я уж как-то и привык, – усмехнулся тот, подгоняя своего скакуна, который, впрочем, и сам почуял запах жилого.

На следующий день князь, оставивший Лукяна с помощником разбираться с причинами пожара, и сын боярский вместе отправились в Москву, а уже через сутки, после приезда, Андрей удостоился очередной аудиенции в Кремле.

– Скажи, Ондрюшка, чем прельстил ты советников моих?

Вопрос, заданный тихим, вкрадчивым голосом мигом заставил вспотеть спину. И ведь не понять, что государь имеет ввиду. А Василий Иванович, в полной мере насладившись достигнутым эффектом, продолжил:

– Ныне меня много кто уговаривает Казань под свою руку взять. Да и послухи доносят, что казанцы весьма предубеждены против Шигалея. Даже те, кто за Москву стоять готов. Не по нраву им мой ставленник.

Андрей непроизвольно выдохнул. А то знаете, какие мысли после того вопроса в голове зародились? Хоть в окно сигай, пока слуги вязать не стали. В Кремле это дело быстрое: раз, и уже не знатный князь, а узник в порубе.

– Так это потому, государь, что советники твои понимают, что благо твоей державы требует объединения всех окрестных земель под одним скипетром. А то получается, что государство лежит на узле дорог между востоком и западом, но не богатеет, потому что сами те пути-дороги в чужих руках находятся. Не один я вижу – времена меняются, и, как вода в реке, не потекут уже вспять. А раз так, то и Русь должна стать другой, как когда-то стало другим маленькое Московское княжество. И если для этого придётся менять отцами установленный порядок, то так тому и быть. Отец и прадеды твои, государь, этого не боялись, и отстроили державу на зависть ворогам. Ныне же, считаю, пришло время не садить нового хана, а брать ханский скипетр тебе, государь. Ведь каким бы преданным не был подручный хан, но всё одно, нам приходится внимательно следить за его деяниями. И если просмотреть заговор, то татарская сабля может вновь оказаться возле Москвы. Но даже не это самое страшное.

– Вот как? – вскинул брови Василий Иванович. – И что же может быть страшнее?

– Татарские пушки, государь! Литвины или крымцы обучат казанцев огненому бою. Медь у Казани есть, олово для пушек они купят, ведь путь в индейские земли им открыт. И вот тогда не татарская сабля, а татарская пушка подойдёт к стенам твоей столицы.

– Кроме пушек, нужен ещё и порох.

– Верно. И тут у казанцев всё куда лучше, чем у нас. Леса для угля хвататет. Серы и селитры тоже.

– Это где ж у них такие запасы нашлись?

– Не столько нашлись, сколько забылись, государь. На счастье православным, не было во времена Узбека и Мамая огнестрела, вот и не поняли они, что им в руки попалось. Но места-то те никуда не делись. А вот огнебоем казанцы нынче всерьёз занялись. Пока всё обустроят, много времени пройдёт, но что потом? Это нам ведь на большой поход порох два-три года готовить надобно. А казанцам, коли они те места разведают, и года хватит.

– Почему же раньше не слыхал я о том? – недоверчиво бросил великий князь.

– Так потому, что пока они их разрабатывать не стали, государь. А вот при старых ханах, когда правили ещё твои многажды прапрадеды Дмитрий Иванович да Василий Дмитриевич, нашли татарские розмыслы целую гору серы на островах Волги-реки. А селитру для опытов добывали алхимики древней столицы Орды – Сарай-Бату, так вовремя уничтоженной хромым Тимуром. Ведь покинув старую столицу, татары забыли и о селитре, что во множестве родилась вблизи их столицы, но кто сказал, что у них не найдётся мудреца, что, как и я, прочтёт старые фолианты?