Линкор «Альбион» - Борис Вячеславович Конофальский

— Жена? — удивился Самуил Пеньковский, чуть отстраняясь от него. — У моей жены, что, дел, что ли, нет — таскаться в поездах по заграницам; слава Богу у неё есть дела дома, — он подозвал молодую женщину жестом к себе, — пан Тимотеуш, познакомься, это пани Зося, моя ассистентка.

— Ах, ассистентка! Очень приятно, — теперь всё встало на свои места. Брат Тимофей улыбнулся и поцеловал красотке ручку. Но тут же повернулся к Пеньковскому. — Но ты же не предупредил меня, и я заказал для тебя одноместный номер.

— Одноместный нам никак не подходит, — помотал головой Пеньковский, — у пани есть свои потребности, Тимотеуш, понимаешь… Ванна, зеркало, хороший стол, всякое такое…

Елецкого так и подмывало сказать своему старому знакомцу, что ни о чем подобном и речи быть не может, так как он ограничен в средствах, да и договора про то не было, но пани Зося улыбалась так ласково, что он не решился.

— Хорошо, Самуил, мы что-нибудь придумаем, — он повернулся к женщине и спросил на польском: — Пани Зося, вы впервые в Гамбурге?

— Впервые, — призналась та, — я никогда никуда не ездила. Мне так всё интересно. Тут всё такое большое, совсем другое, не то что у нас в Жешуве.

— Да, вынужден согласиться, Гамбург будет побольше Жешува, — соглашался с нею Елецкий, а пан Самуил шёл рядом и согласно кивал головой: да, да, это всё так. Он был доволен тем, что его встретили, и доволен тем, какое впечатление это поездка произвела на его спутницу.

Так, болтая, они добрались до выхода из вокзала, где носильщик остановил свою тележку.

— Прибыли, господа.

Пеньковский даже и не подумал достать деньги, и брату Тимофею снова пришлось лезть за кошельком. Причём он удивился, глядя на вместительный сундук и два больших чемодана:

— Самуил, неужели это всё ваше?

— Конечно, всё наше… В сундуке только мои инструменты. Или ты, пан Тимотеуш, хотел бы купить мне инструменты здесь? — поинтересовался Пеньковский с сарказмом.

Елецкому ничего иного не отслаивалось, как заплатить носильщику и подозвать извозчика, за которого, как он понимал, опять придётся платить ему.

⠀⠀ ⠀⠀

*⠀ *⠀ *

⠀⠀ ⠀⠀

Он почти всю дорогу молчал, был хмур, почти не глядел на девушку, и Зоя, понимая его состояние, старалась не донимать его своими разговорами. Так, почти не разговаривая, они добрались до вокзала, а там, расплатившись с извозчиком, прошли немного и поймали другой экипаж, который отвёз их в центр города. Оттуда до своей квартиры они шли пешком.

И под конец пути эта угрюмость Генриха стала девушку немного раздражать: ну сколько можно молчать и дуться, словно это она, управляя электромобилем, налетела на поребрик.

Нет, конечно, Зоя всё понимала: эта досадная случайность подпортила всю их затею, теперь её мужчина уже не мог вернуться в семью, к своей прежней нормальной жизни. Полиция бы его непременно нашла, а суд дал бы ему срок. Всё-таки вооружённое ограбление — это не шутка. Тем не менее, эта его мрачность была ей непонятна. И чтобы немного успокоить его, она произнесла:

— Поедем в Баварию, туда можно добраться без документов, перейдём границу возле Инсбрука, нам помогут, я знаю людей, доберёмся до Вены, и я знаю место, где нам сделают паспорта. Хорошие паспорта. С этими паспортами мы сможем спокойно доехать до Амстердама, да и вообще передвигаться по всей Европе.

Он только поглядел на неё как-то странно и ничего не ответил. И тогда Зоя продолжила, пытаясь его успокоить:

— Деньги у нас будут, и вы сможете поступить в лётную школу… Ну, например, где-нибудь во Франции. Я уверена, там есть такие школы, Франция — это передовая страна, у них тоже развито сообщение посредством цеппелинов.

Но, выслушав её, как девушке казалось, внимательно, Ройке опять ей ничего не ответил.

Дальше до самого дома они шли в тишине. И Зоя не могла его понять. Девушка, у которой никогда не было семьи и никогда не было нормальной жизни, не могла понять человека, который в одночасье всё это потерял. Для неё сегодняшнее состояние было нормальным. Естественным. Риск, нелегальное положение, отсутствие документов, настоящие опасные враги были для девушки привычным, естественным фоном жизни, тем, к чему её готовили почти всю её сознательную жизнь. И молодого человека из приличной семьи, у которого был хороший и трудолюбивый отец, заботливая и любящая мать, сёстры, мечты, перспективы, она понять не могла. Ну подумаешь… Видите ли, теперь его будет искать полиция… Ну и что? С деньгами и новым паспортом можно устроиться во Франции не хуже, чем здесь. Не хочешь Францию, пожалуйста — Австро-Венгрия. Вена — удивительный город, не беднее Гамбурга будет, и уж точно красивее. Чего дуться-то?

И когда они уже подходили к своему дому, она снова попыталась:

— Я думаю, вам даже легче будет найти себе лётную школу в Австро-Венгрии, вам и язык учить не придётся, там говорят так, что вы всё будете понимать.

И только тут, раскрывая дверь парадной, он ей ответил:

— Если у отца на работе узнают, что я ограбил людей и для этого взял экипаж из его мастерской, отца уволят.

О! Зоя никак не ожидала такого поворота. Она даже растерялась и не сразу вошла в парадную, Генриху даже пришлось её немного подтолкнуть: ну входите же.

Все близкие люди девушки, ну, за исключением сводной сестры, были из её круга. То есть братья и сёстры Ордена. Им не грозило потерять работу, не грозило потерять дом. Они почти не задумывались о деньгах, пока были молодыми, зная, что к старости, если доживут, будут иметь приличную должность в государственном аппарате или получать хороший пенсион. Потеря заработка отца их никак не могла волновать. А в довершении Ройке ещё и добавил:

— Мама, узнав, что я стал грабителем, может и вовсе умереть, у неё слабое сердце.

Тут Зоя даже разозлилась на него: зачем же ты, болван Ройке, лез в это ограбление, если у тебя всё так сложно? Ещё и настаивал, ещё и торопил с этим делом. В общем, Зоя была уверена, что она здесь не при чём, — ну, почти не при чём. Он сам во всём виноват, её мужчина знал, что идёт на преступление, знал, что рискует. И мог бы догадаться, чем всё закончится в случае неудачи. Так что…

Девушка в глубине души, конечно, понимала, что не найди она его на смотровой площадке, не вскружи ему голову, не заворожи она его своею красотой, этот молодой