Анжелика в Новом Свете - Серж Голон

– Да, я видел, как звезды упали с неба!

На рассвете следующего дня миссис Уильям поцеловала лежавшую в беспамятстве, но спасенную дочь, чтобы больше, возможно, не увидеть ее никогда.

Она объяснила Анжелике, где находится поселение Брансуик-Фоль, что на реке Андроокоггин, там живут бабушка и дедушка девочки. Может быть, когда-нибудь удастся переправить ее к ним. Потом, прижав к груди новорожденную, миссис Уильям мужественно последовала за своими суровыми стражами.

Анжелика смотрела, как под тихим мелким дождиком удаляется маленькая группа. Мгла и туман блуждали по поверхности озер. Вершины деревьев на плато заволакивались набухшими влагой тучами. Индейцы и их пленники шли вдоль озера. Пятилетнего мальчика нес его хозяин – индеец. Двенадцатилетнего Самюэля Догерти снова нагрузили, словно осла. Его отец поддерживал хромающего Уильяма.

Женщины, теплее одетые и лучше обутые, несли на руках своих малышей. Анжелика напичкала лекарствами крикливого мальчугана, которого звали Корнелием, чтобы он не плакал, и дала его матери бутылочку микстуры с собой.

Обе пленницы, подняв головы, мужественно зашагали вперед, стараясь не отставать от шедших мягким и быстрым шагом индейцев, чтобы не вызвать их недовольства. Видно было, как они углубляются в лес, исчезая в зеленеющей листве, словно погружаясь в какое-то пасмурное, пористое, мокрое чрево.

Глава 2

По мере того как весна вступала в свои права, в форт Вапассу отовсюду потянулись индейцы. Они без всякого стеснения входили в дом, бросали на стол меха, бесцеремонно располагались на кроватях в заляпанных грязью мокасинах, дымили своими трубками. Они требовали «огненной воды» и повсюду совали свой нос. Все это просто в отчаяние приводило госпожу Жонас.

Меховая лихорадка постепенно захватывала даже самых равнодушных. Пейрак все время твердил, что эта торговля нежелательна для него и как бы выгода, которую они получат от нее, не обернулась вскоре ловушкой для них самих. Он хорошо знал, что для французов из Новой Франции есть две священные вещи: крест и монополия на бобров, и считал, что не следует вызывать к себе неприязнь со стороны губернатора Квебека торговлей, в которой он, граф де Пейрак, не нуждается. Но совсем отказаться от нее было трудно. Торговля – весенняя болезнь в Америке. Каждую весну она трясет людей, словно лихорадка.

И действительно, как устоять перед неповторимой прелестью этих роскошных мехов, как устоять перед девственной белизной горностая, перед мягкой нежной выдрой, перед блестящим, пленительным мехом норки или серебристой лисы и особенно перед темно-коричневым золотом бобров – потрясающая картина! – иногда шириною десять дюймов или, наконец, перед шкурой черного медведя, волка, розовой ласки, полосатого скунса…

Появились в Вапассу и канадские трапперы – в их числе и Ромен де Л'Обиньер, – нагруженные шкурами, которые они добыли в горах на другом берегу реки Святого Лаврентия.

Они отважились на такое путешествие тайком, чтобы просить графа де Пейрака быть посредником и продать их меха в английских или голландских городах, чего они не могли сделать сами, боясь, что соотечественники обвинят их в предательстве. Но они знали, что таким путем заработают вдвое и то, что они получат у англичан в обмен, будет лучшего качества и в два раза дешевле, чем в Канаде. Так что их прибыль возрастет в четыре раза, если они продадут свои меха не в Квебеке.

Граф согласился сыграть роль посредника, но – услуга за услугу! – с условием, чтобы и они помогли ему и в случае надобности были бы по отношению к нему дружественны.

После прихода Л'Обиньера Элуа Маколле не смог дольше терпеть. Вапассу весь был пропитан запахом меха, зверей, и Маколле чувствовал себя, как старый боевой конь, который слышит призывные звуки труб и барабанов.

Он снял со ствола березы кору, сшил ее, набил обручи, приладил все как следует, заделал дыры, и, закончив сооружать свою небольшую лодку, взгромоздил ее себе на голову и отправился на поиски водного пути, который донес бы его до реки Сен-Франсуа, а оттуда – в земли Утауэс. Анжелика и дети гурьбой проводили его довольно далеко, сколько могли, и, когда он весьма проворно бросился в стремительный водоворот реки, долго, прощаясь, махали ему вслед.

Маленькая англичанка Роз-Анн уже поправилась. Это была высокая, но хрупкая, бледная девочка, которую цветущий вид Онорины, казалось, пугал. Онорина покровительственно звала ее малышкой, хотя Роз-Анн была в два раза старше ее. Девочки прекрасно находили общий язык, играя в куклы и часами готовя для заморских принцесс микстуры, которые затем поглощал Ланселот.

Анжелика заметила, что Кантор перестал изводить Онорину и временами даже проявлял к ней доброе внимание. Он целыми днями, а случалось, даже и ночами пропадал в горах, где бродил в сопровождении своей маленькой росомахи. И его отец не препятствовал этому. Возвращаясь, Кантор рассказывал любопытные истории о своих ночных прогулках и обещал Онорине как-нибудь взять ее с собой на ночь, чтобы она при свете луны посмотрела на волчью семью с волчатами. Он стал более разговорчив, охотнее делился своими мыслями.

– Я люблю волков, – говорил он, – они чувствительные, умные. Собака – животное свирепое. А волк – нет, только когда он защищается. Собака рассчитывает на человека. Волк – нет. Он знает, что он один, что у него нет друзей.

Повсюду в окрестностях форта возникали индейские типи, слышались крики детей, лай собак, вились неторопливые дымы очагов.

В один прекрасный день в Вапассу появился величественный Пиксарет. Он прошествовал по берегу озера, гордо потряхивая перьями ворона, что вместе с нитями жемчуга украшали его голову, и, улыбаясь, вошел во двор, бросая по сторонам надменные взгляды. Казалось, он даже не заметил, какое волнение вызвал его приход, и прямо прошел к мужчинам, которые так же, как и Анжелика с Эльвирой, находились во дворе. В знак сердечного приветствия индеец поднял руку с раскрытой ладонью. Потом он протянул плотнику Виньо что-то странное, что они сначала приняли за кусок меха, нечто вроде грязного хвоста ондатры.

– Хотите скальпы ингизов?.. Скальпы англичан?

Эльвира, чувствуя, что ее мутит, поднесла руку к губам и убежала.

– Хотите скальпы ингизов? – повторил индеец. – Они целые. Я сам снял их в Джемстуке с голов этих нечестивых койотов, которые предали господа нашего Иисуса Христа… Хотите повесить это над вашей дверью? Если вы добрые христиане…

И, расхохотавшись в лицо растерявшимся мужчинам, вождь патсуикетов оборвал себя на полуслове, круто повернулся и ушел, как и появился, полный надменности, потрясая на вытянутой руке своими гнусными трофеями.