Джонатан Стрендж и мистер Норрелл - Сюзанна Кларк

— Кроме него, у вас есть я, — промолвил Чилдермас. Мистер Норрелл быстро заморгал маленькими глазками. С его уст уже готовы были сорваться слова о том, что Чилдермас — всего лишь слуга, но волшебник промолчал.

Тем не менее Чилдермас, видимо, все понял. Он издал негодующий звук и вышел из комнаты.

В шесть вечера двери библиотеки распахнулись, и вошел Ласселлз. Таким Норрелл его никогда не видел: всклокоченные волосы, потная и пыльная одежда, заляпанные грязью плащ и ботинки.

— Так и есть, мистер Норрелл! — вскричал вошедший. — Стрендж возвращается!

— Когда? — побледнел Норрелл.

— Не знаю. Он не слишком любезен, поэтому не стал вдаваться в детали, однако это означает, что мы должны как можно скорее отправляться в аббатство Хартфью.

— Мы выезжаем немедленно. Все готово. Вы видели Дролайта? Он здесь? — Мистер Норрелл вглядывался в темноту за спиной Ласселлза.

— Нет, я его не видел. Я долго ждал, но он так и не появился. Нет-нет, не стоит беспокоиться, сэр! — Мистер Норрелл хотел перебить. — Он прислал письмо. У нас есть все необходимые сведения.

— Письмо? Могу я прочесть его?

— Разумеется! Однако у нас совсем не осталось времени. Мы должны отправляться в путь! Мои запросы так малы, и я вполне готов обойтись в пути самым необходимым! (Это было совсем не похоже не прежнего Ласселлза. В былые времена его запросы поражали своей изощренностью и многообразием.) — Идемте же, мистер Норрелл! Поднимайтесь! Стрендж близко! — Ласселлз выбежал из комнаты. Впоследствии Лукас удивлялся, что Ласселлз не попросил даже воды, чтобы умыться. Он просто запрыгнул в карету и уселся в углу.

В восемь они уже были на пути в Йоркшир — мистер Норрелл и Ласселлз в коляске, Лукас и Дэйви на запятках, а Чилдермас верхом. Около Ислингтона в воздухе запахло снегопадом.

Здесь они остановились, чтобы заплатить за проезд. Мистер Норрелл тупо смотрел в окно коляски на витрину лавки. Лавка представляла собой весьма изысканное заведение с удобными креслами для посетителей. Убранство ее не оставляло сомнений в том, чем здесь торгуют. Яркие цветные полотна ткани лежали повсюду, но мистер Норрелл не мог разглядеть, что это — шали или платья? Три фигуры виднелись в окне. Покупательница — хорошенькая женщина в коротком шерстяном жакете наподобие гусарского ментика, отороченном мехом и тесьмой. На голове ее была маленькая меховая шапочка в русском стиле. Женщина все время поправляла ее, словно шапочка все время сваливается. Хозяйка была одета в простое темное платье. Кроме них в комнате находилась маленькая продавщица — она всякий раз приседала и кланялась, когда кто-нибудь к ней обращался. Хозяйка и покупательница что-то живо обсуждали, смеясь и размахивая руками. Эта сценка была бесконечно далека от всегдашних интересов и нужд мистера Норрелла, но внезапно она поразила его в самое сердце. Он вспомнил о миссис Стрендж и леди Поул. Что-то темное и мрачное, как сама тьма, промелькнуло перед глазами. Норрелл решил, что это снова ворон.

Наконец Дэйви подхватил вожжи, и они тронулись в путь.

Начался снегопад. Ветер с мокрыми хлопьями продувал карету насквозь и холодил плечи, носы и ноги. Странное настроение Ласселлза не делало поездку более приятной. Ласселлз был возбужден и необычайно воодушевлен, хотя мистер Норрелл не находил для этого решительно никакой причины. Когда ветер завывал особенно сильно, Ласселлз смеялся, словно хотел показать, что знает, чьи это происки, но его не испугать.

Когда Ласселлз заметил, что мистер Норрелл пристально разглядывает его, он обратился к волшебнику:

— Я вот о чем подумал. Чего нам бояться? Что нам Стрендж и его уловки? Министры — просто кучка трусливых старух! Столько шума из-за какого-то безумца! Смешно, ей-богу! И хуже всех Ливерпуль и Сидмут. Они годами боялись высунуть нос из дома — боялись Бонапарта, — а теперь трясутся от страха при одном упоминании о Стрендже!

— Вы ошибаетесь! — заявил мистер Норрелл. — Как вы ошибаетесь! Стрендж представляет собой громадную угрозу — куда до него Бонапарту! Однако вы так и не рассказали мне о Стрендже. Я хочу прочесть письмо. Я велю Дэйви остановиться в гостинице «Ангел» в Хадлии…

— У меня нет его! Я оставил письмо на Брутон-стрит.

— Ах! Но ведь…

Ласселлз рассмеялся.

— Мистер Норрелл, не стоит волноваться! Разве я не могу рассказать вам о том, что там написано?

— И что же?

— Стрендж безумен и заперт в Вечной Тьме — все это мы знали и раньше…

— Как проявляется его безумие?

Последовало молчание.

— В основном он болтает невесть что. Но ведь это было свойственно ему и раньше. — Ласселлз снова рассмеялся. Поймав недовольный взгляд мистера Норрелла, он продолжил уже более серьезно: — Стрендж бормочет что-то о камнях, деревьях, Джоне Аскглассе и… — (Он опасливо огляделся) — о невидимых каретах. Ах, вот еще что! Это вас позабавит. Он ворует пальчики у венецианских девиц. Отбирает и заключает в маленькие коробочки!

— Пальчики! — вскричал мистер Норрелл в смятении. Упоминание о пальчиках неожиданно для Ласселлза произвело на волшебника странное воздействие. Норрелл задумался, но ничего не сказал. — Дролайт описывает тьму? Он рассказал что-нибудь, что могло бы помочь нам понять ее природу?

— Нет. Он видел Стренджа. И Стрендж передал сообщение для вас. Он сказал, что скоро будет в Англии. Вот и все, что было в том письме.

Они замолчали. Мистер Норрелл начал дремать, в полусне он видел Ласселлза, который что-то шептал ему из тьмы.

В полночь они сменили лошадей. Пока слуги возились с упряжью, Ласселлз и мистер Норрелл ждали в гостиной — комнате с деревянной мебелью и двумя огромными каминами.

Отворилась дверь, вошел Чилдермас. Он направился прямо к Ласселлзу и обратился к нему со следующими словами:

— Лукас сказал мне, что Дролайт прислал вам письмо, в котором рассказывает о виденном в Венеции.

Ласселлз слегка повернул голову, но ничего не ответил.

— Могу я увидеть его? — спросил Чилдермас.

— Я оставил его на Брутон-стрит, — сказал Ласселлз. Чилдермас удивился.

— Что ж, не беда — произнес он, — Лукас может за ним вернуться. Мы оставим здесь лошадь для него. Лукас догонит нас в пути.

Ласселлз улыбнулся.

— Разве я сказал что-то про Брутон-стрит? Не уверен. Я мог оставить письмо в гостинице в Чатеме, где ждал Дролайта. Наверное, его давно уже выбросили. — Он повернулся к огню.

Чилдермас бросил на Ласселлза сердитый взгляд и вышел из комнаты.

Вошел слуга и доложил, что горячая вода и полотенца приготовлены.

— В коридоре хоть глаз выколи, джентльмены, — весело добавил он, — поэтому я дам каждому по свече.

Мистер Норрелл взял свечу и направился по коридору — действительно весьма темному и мрачному. Внезапно из тьмы возник Чилдермас и схватил волшебника за руку.

— О чем вы только думаете? — прошипел он. — Как можно было покинуть Лондон без письма?

— Ласселлз уверил меня, что помнит его содержание, — взмолился мистер Норрелл.

— А вы и поверили?

Мистер Норрелл не ответил. Он вошел в приготовленную для него комнату, вымыл лицо и руки, затем взглянул в зеркало над кроватью. Как обычно в гостиницах, тяжелое, старинное зеркало казалось слишком большим для такой комнаты. Четыре столбика из красного дерева, высокий тёмный балдахин над кроватью и связка черных страусовых перьев придавали комнате погребальный вид, словно кто-то заманил Норрелла в самую обычную комнату, а это оказалась не комната, а склеп. Волшебник снова испытал странное чувство, сродни тому, что он ощутил, рассматривая женщин в лавке, — что-то завершается, и ничего уже не исправить. Он выбрал свой путь в юности, но путь этот завел его совсем не туда. Он так стремился попасть домой, но дом оказался страшным и отвратительным. Стоя в полутьме рядом с кроватью, Норрелл вспомнил, как в детстве боялся темноты — темнота принадлежала Джону Аскглассу.

Дни пройдут и пройдут года,Меня вспоминайте, молю,Над диким полем в мерцании звезд,Летящего вслед Королю.

Мистер Норрелл поспешил покинуть комнату — поближе к теплу и свету.

Около шести начало светать. Рассвет едва занимался. Белый снег падал с серого неба и укутывал серо-белый мир. Дэйви так засыпало снегом, что он казался восковой фигурой, приготовленной для отливки.

Весь день упряжка почтовых лошадей тянула повозку сквозь снег и ветер. Они миновали череду гостиниц, где путникам предлагали горячее питье и недолгий отдых от снежного бурана. Дэйви и Чилдермас, которым доставалось больше всех, вымещали свое раздражение в конюшнях, где ругались с содержателями гостиниц из-за лошадей. В Гренхеме Чилдермас совершенно разъярился, когда хозяин гостиницы предложил ему слепую лошадь. Он поклялся, что ни за что на свете не возьмет ее. Хозяин гостиницы, в свою очередь, поклялся, что эта лошадь — лучшая у него в стойле. У путешественников не было выбора, и им пришлось нанять несчастное животное. Впоследствии Дэйви говорил, что лошадь оказалась превосходной скотиной, весьма послушной, так как несчастной было все равно, куда скакать. В Таксфорде путешественники вынуждены были оставить Дэйви. Он правил каретой более ста тридцати миль, и, по словам Чилдермаса, так устал, что не мог даже пошевелить языком. Чилдермас нанял форейтора, и они продолжили путь.