Взлет и падение третьего рейха (Том 2) - Уильям Ширер

"К черту... Если я дам ясно понять, что не намерен церемониться с вражескими пленными, что с ними будут обращаться, не считаясь ни с их правами, ни с возможными репрессиями против нас самих, то многие (немцы) подумают дважды, прежде чем дезертировать". Это заявление стало одним из первых свидетельств, показавших его приспешникам, что Гитлер, чья миссия в качестве завоевателя мира провалилась, готов ринуться в пропасть, как Вотан в Вальхаллу, увлекая за собой не только врагов, но и собственный народ. В заключение совещания он потребовал, чтобы адмирал Дениц рассмотрел все "за" и "против" в связи с этим шагом и доложил ему в кратчайший срок.

Дениц, что было характерно для него, прибыл с ответом на следующий день.

"Негативные последствия перевесят позитивные... В любом случае было бы лучше соблюсти приличия, хотя бы внешние, и осуществить меры, которые мы считаем необходимыми, не объявляя об этом заранее".

Гитлер неохотно согласился, и хотя поголовного истребления пленных летчиков или других военнопленных, кроме русских, как мы убедились, не последовало, нескольких все же убили, а гражданское население подстрекали линчевать приземлявшиеся на парашютах экипажи самолетов союзников. Один пленный французский генерал (Месни) был умышленно убит по приказу Гитлера, а большое число военнопленных союзных армий погибло, когда их насильственно перегоняли на большие расстояния без воды и пищи. Эти длительные марши они совершали по дорогам, подвергавшимся налетам английских, американских и русских самолетов. Перегоняли их в глубь страны, чтобы не допустить освобождения наступавшими войсками союзников. Стремление Гитлера заставить немецких солдат подумать дважды, прежде чем дезертировать, имело свои основания. На Западе число дезертиров или по меньшей мере тех, кто сдавался при первой возможности, сразу после начала англо-американского наступления стало ошеломляющим. 12 февраля Кейтель отдал от имени фюрера приказ о том, что любой солдат, который обманным путем раздобудет увольнительную записку, получит отпуск или совершит поездку по подложным документам, будет "наказываться смертью". А 5 марта генерал Бласковиц, командующий группой армий "X" на Западе, отдал такой приказ:

"Все солдаты... обнаруженные за пределами своих частей... а также все заявляющие, что они отстали и разыскивают свои части, будут немедленно отданы под трибунал и расстреляны".

12 апреля Гиммлер внес свою лепту в этот приказ, объявив, что командир, не сумевший удержать город или важный узел коммуникаций, будет расстрелян. Приказ тут же был приведен в исполнение по отношению к нескольким офицерам, которые не сумели удержать один из мостов через Рейн.

Во второй половине дня 7 марта передовые подразделения американской 9-й танковой дивизии достигли высот у города Ремаген, в 25 милях севернее Кобленца. К удивлению американских танкистов, железнодорожный мост Людендорфа не был разрушен. Они быстро спустились по склонам к воде. Саперы торопливо перерезали любой попадавшийся провод, который мог вести к заложенной мине. По мосту устремился взвод пехотинцев. Когда они подбегали к правому берегу последовал один взрыв, затем другой. Мост тряхнуло, но он не рухнул. Немногочисленная группа немцев, прикрывавшая его на том берегу, была быстро отброшена. Танки устремились вперед через пролеты моста. К вечеру американцы создали прочный плацдарм на правом берегу Рейна. Последний серьезный естественный рубеж на пути в Западную Германию был преодолен {Гитлер приказал расстрелять восемь немецких офицеров, которые командовали немногочисленными силами, прикрывавшими ремагенский мост. Их судил учрежденный фюрером специальный подвижный трибунал Западного фронта под председательством фанатичного нацистского генерала по фамилии Хюбнер. Прим. авт.}.

Через несколько дней, поздним вечером 22 марта, 3-я армия Паттона, преодолев Саар-Палатинатский треугольник, в ходе блестящей операции во взаимодействии с американской 7-й и французской 1-й армиями организовала еще одну переправу через Рейн у Оппенхайма, к югу от Майнца. К 25 марта англо-американские армии вышли на левый берег реки на всем ее протяжении, создав в двух местах на правом берегу укрепленные плацдармы. За полтора месяца Гитлер потерял на Западе более трети своих сия и большую часть вооружения, достаточного для оснащения полумиллиона человек.

В 2.30 ночи 24 марта в своей ставке в Берлине он созвал военный совет, чтобы решить, что же предпринять дальше.

Гитлер: Я считаю, что второй плацдарм в Оппенхапме представляет собой величайшую опасность.

Хевелъ (представитель МИД): Рейн там не слишком широк.

Гитлер: Добрых двести пятьдесят метров. Но на речном рубеже достаточно уснуть лишь одному человеку, чтобы случилась страшная беда.

Верховный главнокомандующий поинтересовался, "нет ли там бригады или чего-либо подобного, что можно было бы туда послать". Ответил адъютант:

"В настоящее время в наличии нет ни одной части, которую можно было бы направить в Оппенхайм. В военном городке на Сене имеется только пять противотанковых установок, которые будут готовы сегодня или завтра. Их можно ввести в бой через несколько дней..."

Несколько дней! К этому времени Паттон уже создал в Оппен-хайме плацдарм семь миль шириной и шесть глубиной, а его танки устремились на восток к Франкфурту. И показателем того трудного положения, в каком оказалась некогда мощная немецкая армия, чьи хваленые танковые корпуса в былые годы рассекали Европу из конца в конец, явилось то, что сам верховный главнокомандующий был вынужден заниматься пятью подбитыми противотанковыми установками, которые можно было заполучить и ввести в бой лишь через несколько дней, чтобы остановить наступление мощной танковой армии противника {Стенограмма военного совета, состоявшегося у фюрера 23 марта, последняя из числа относительно неповрежденных огнем. По ней можно судить о действиях обезумевшего фюрера и его одержимости ничтожными деталями в момент, когда начали рушиться стены. Битый час он обсуждал предложение Геббельса использовать широкий проспект в берлинском Тиргартене в качестве взлетно-посадочной полосы. Он распространялся о непрочности немецкого бетона, не выдерживающего бомбежек. Значительная часть времени была потрачена на обсуждение вопроса, где собрать по крохам войска. Один из генералов упомянул об индийском легионе.

Гитлер заявил: "Индийский легион - это несерьезно. Есть индусы, неспособные убить даже вошь. Они скорее позволят съесть себя. Они не способны также убить англичанина. Я считаю нелепостью направлять их сражаться против англичан... Если бы мы использовали индусов для вращения молитвенных барабанов или чего-либо в этом роде, они были бы самыми неутомимыми тружениками в мире..." И так до глубокой ночи. Разошлись в 03.43. - Прим. авт.}.

Теперь, к началу третьей недели марта, когда американцы находились уже на той стороне Рейна, а мощная союзная армия англичан, канадцев и американцев под командованием Монтгомери изготовилась форсировать Нижний Рейн и устремиться на северонемецкую равнину и Рур, что они и осуществили в ночь на 23 марта, мстительный Гитлер обрушился на собственный народ. Народ поддерживал его в годы величайших в немецкой истории побед. Теперь, в годину испытаний, фюрер не считал более народ достойным его, Гитлера, величия. "Если германскому народу суждено потерпеть поражение в борьбе, - заявил он в речи, обращенной к гаулейтерам в августе 1944 года, - то он, очевидно, слишком слаб: он не смог доказать свою храбрость перед историей и обречен лишь на уничтожение". Фюрер быстро превращался в развалину, и это еще больше отравляло его суждения. Напряжение, которого требовало руководство войной, потрясения, вызванные поражениями, нездоровый образ жизни без свежего воздуха и движения в подземных штабных бункерах, которые он редко покидал, неспособность сдерживать все чаще повторявшиеся вспышки гнева и не в последнюю очередь вредные лекарства, которые он принимал каждый день по настоянию своего врача - шарлатана Морелля, подорвали его здоровье еще до взрыва 20 июля 1944 года. Во время взрыва у него лопнули барабанные перепонки в обоих ушах, что усугубило приступы головокружения. После взрыва доктора порекомендовали ему продолжительный отдых, но он отказался. "Если я покину Восточную Пруссию, - говорил он Кейтелю, - она падет. Пока я здесь, она будет держаться".

В сентябре 1944 года у него случился нервный срыв, сопровождавшийся упадком сил, и он слег, но к ноябрю поправился и вернулся в Берлин. Однако теперь он уже не мог сдерживать свой гнев. По мере того как вести с фронтов становились все хуже и хуже, его все чаще и чаще охватывала истерия. Это неизменно сопровождалось дрожью в руках и ногах, которую он не мог унять. Несколько описаний таких моментов оставил генерал Гудериан. В конце января, когда русские вышли на Одер всего в 100 милях от Берлина и начальник генерального штаба потребовал эвакуировать морем несколько дивизий, отрезанных в Прибалтике, Гитлер в гневе накинулся на него.