Путь в архипелаге (воспоминание о небывшем) - Олег Верещагин

— Где?

— Вон там, видишь?

— Вижу.

Я снова откинулся на траву. Молчал довольно долго; Танюшка уже успела опять начать бросать в рот с задумчивым видом кусочки копчёной рыбы, но я знал — она ждёт…

— Тань, как ты думаешь, зачем я делал то, что делал? — спросил я, садясь. Она глянула на меня внимательными зелёными глазами. — Зачем было всё это?

— Зачем, Олег? — откликнулась она эхом, и лицо у неё было жёстким, как каменная маска.

— Мне не нужны были ни власть, ни слава, ни даже приключения, — я дёрнул углом рта. — Я хотел разгадать загадку. Я бы многое сделал не так, будь возможность всё вернуть. Но точно, что я бы делал то же. Я не игрушка, чтобы в меня играть. Если я хочу знать — значит, я хочу знать. Тогда я согласен и на игру.

— А сейчас? — тихо-тихо, я еле услышал, спросила девчонка. — Мы ведь вышли из этой игры?..

— Нет, — отрезал я. — Никуда мы не вышли, Тань. Мы в неё просто не играем. Но она продолжает играть в нас, — вспомнил я слова Серёжки Лукьяненко.

Танюшка отвернулась и налила себе ягодного настоя.

— Почитай мне стихи, — попросила она.

— Про Новый Год? — невесело улыбнулся я.

— Какие хочешь…

— Да. Хорошо. Сейчас… — я задумался, по-девчоночьи наматывая на палец локон с виска. — Слушай.

Если бог нас своим могуществомПосле смерти отправит в рай,Что мне делать с земным имуществом,Если скажет он: выбирай?Мне не надо в раю тоскующей,Чтоб покорно за мною шла,Я бы взял с собой в рай такую же,Что на грешной земле жила, —Злую, ветреную, колючую,Хоть ненадолго, да мою!Ту, что нас на земле помучилаИ не даст нам скучать в раю.В рай, наверно, таких отчаянныхМало кто приведёт за собой,Будут праведники нечаянноТам подглядывать за тобой.Взял бы в рай с собой расстояния,Чтобы мучиться от разлук,Чтобы помнить при расставанииБоль сведённых на шее рук.Взял бы в рай с собой все опасности,Чтоб вернее меня ждала,Чтобы глаз своих синей ясностиДома трусу не отдала.Взял бы в рай с собой друга верного,Чтобы было с кем пировать,И врага, чтоб в минуту сквернуюПо-земному с ним враждовать.Ни любви, ни тоски, ни жалости,Даже курского соловья,Никакой, самой малой малостиНа земле бы не бросил я.Даже смерть, если б было мыслимо,Я б на землю не отпустил,Всё, что к нам на земле причислено,В рай с собою бы захватил.И за эти земные корысти,Удивлённо меня кляня,Я уверен, что бог бы вскоростиВновь на землю столкнул меня…

— Пойду погуляю по берегу, — безо всякого перехода продолжал я, рывком садясь.

— Подожди, я с тобой, если ты не против, — Татьяна поднялась, подцепила с песка куртку. Я подбросил в костёр дров:

— Пусть горит к нашему приходу.

ГОВОРИТ ЛОТАР БРЮННЕР

Как-то странно ощущать, что ты — в сердце Северной Америки. Она совершенно не похожа на страну из книг про ковбоев и индейцев… хотя стада бизонов тут настолько чудовищные, что невольно испытываешь благодарность к тем, кто в нашем мире их перестрелял. Чудовищно неразумное изобилие!

Но насчёт сердца — это правда. Шон Оррили утверждает, что там, где мы сейчас сидим, в том мире находится город Топика, а это — центр САСШ…

…Пишу на следующий день. Швейц, Максим и Ховик убиты, Юнгвальд и Женя тяжело ранены. У противника минимум семеро убитых. Это не чернокожие, а местные американцы — судя по виду, «свеженькие». Это и моя вина. В головном дозоре шли Швейц и Юнгвальд. Наверное, эти ребята услышали, как они разговаривают по-немецки и напали на «врагов». Наше счастье, что они плохо владеют оружием, но очень жаль, что пришлось убить стольких ни в чём не повинных в общем-то ребят. Они отошли куда-то на юг. Я решил, что надо их найти и объясниться. Сделаю это сам. Таня просилась со мной — и ещё будет проситься, наверное, но я не возьму никого. Взял бы Юнгвальда, но он лежит с разрубленными рёбрами.

Чёрт бы побрал эти бесконечные убийства своих своими. Там трупы, здесь трупы… Ховик умер не сразу, не сумели ему зажать артерии на шее, их перерубили… До чего же это тяжело всё-таки… И хоть бы какой-нибудь проглядывал в этом смысл!

А может, есть? Добраться бы до него, докопаться хоть как-то — и можно продолжать играть в здешние игры, но уже осознанно… А сейчас надо идти решать проблему с этими не в меру ретивыми американцами.

Танюшка была права. К горящему огню возвращаться было куда приятней, чем просто так; я даже поймал себя на мысли, что ищу взглядом тени у костра, вслушиваясь, стараясь уловить смех и песни. Конечно, ничего такого, но Танюшка гордо пообещала:

— А сейчас будет сюрприз.

— М? — уточнил я, усаживаясь у огня. Танька куда-то провалилась, но через пару минут, напевая почему-то свадебный марш Мендельсона, появилась вновь. Она шла танцующей походкой, покачивая бёдрами и поддерживая на кончиках пальцев… торт.

— Я же обещала, — торжественно пояснила Татьяна, пока я открывал и закрывал рот, опуская торт на чистые пальмовые листья. — Помнишь?

— Откуда?! — завопил я. Танюшка негромко засмеялась:

— Ешь давай. Скажешь потом — как.

— А ты? — я достал складник.

— И я, и я, — кивнула она успокаивающе. — Мне и самой интересно попробовать.

— Он же с кремом! — заорал я (удивление нарастало). — Тань, ну как?!. — я заглотил остаток куска и потянулся ещё.

— Ловкость рук и никакого мошенства, — Танюшка ела аккуратненько, чуть ли не двумя пальчиками. — Что, вкусно? — я неистово закивал. — То-то же. Старалась. Но тут никакого секрета нет, все ингредиенты местные, буквально под ногами собрала, — она подумала и добавила: — Ну, ещё над головой. Дай-ка ещё кусочек.

— На, а себе я третий возьму, — с готовностью пустил я в ход нож. — М-м, как вкусно… О-бал-деть!

Танюшка, надо сказать, не очень от меня отставала — едва ли тут можно было «испортить фигуру». Мы увлечённо навалились на кулинарное произведение, и через десять минут от него ничего не осталось. Облизывая пальцы, я посмотрел на Танюшку, она улыбнулась в ответ и сказала:

— У тебя нос в креме.

— Нос? — я скосил глаза, поднял палец, чтобы вытереть крем, но Танюшка плавно подалась вперёд и аккуратно слизнула его.

— Ого, — тихо сказал я, чуть сузив глаза и не сводя их с Танюшки, которая так и не отодвинулась, улыбаясь. — Это как понимать?