Сербский генерал Младич. Судьба защитника Отечества - Лилиана Булатович

На основе того, что я изучила до сих пор, а это тысячи страниц письменных источников, бессчетное количество CD и DVD-дисков, ряд изданных книг — я считаю, что 11 июля 1995 г. Сребреница и Подринье были освобождены от тяжких притеснений, где народ годами терпел ужасные страдания и мучения от насильника Насера Орича и его подручных. При нем там было много гражданских жертв, как 11 июля, так и до этого. Знаю о многих описанных страданиях невинных гражданских лиц с самого начала войны. Так что совершенно не удивительно, что Насер Орич никогда больше не вернулся в свое родное место Поточаре, или на место своих злодеяний — в Сребреницу. Хотя я не знаю точно причин. Если изучать имеющиеся на сегодняшний день проверенные документы (включая и гаагскую документацию), то нет достаточных оснований считать, что «в Сребренице убито около 8000 боснийцев». На самом деле я должна, пользуясь случаем, сказать, что совершенно не могу поверить, что в Сребренице убито восемь тысяч боснийцев. В моих книгах, в моих научных сообщениях и докладах высказана только малая часть истины, на которой я основываю мою позицию. Впрочем, поскольку имеется достаточное число оставленных без внимания книг, научных сообщений, документов различных институтов и организаций по расследованию правды о страданиях народов на Балканах, особенно в БиГ, я все эти годы выступаю за организованное, исключительно беспристрастное исследование всех оценок, приговоров, обвинений, решений, свидетельств, связанных с понятием «Сребреница». Чтобы жертвы могли успокоиться. Чтобы все страдающие матери одинаково почитались, чтобы одинаково признавалась их боль. Чтобы сербский народ не приковывали к позорному столбу за то, чего он не совершал. Невзирая на желания «богов войны». Чтобы историю не перекраивали ради интересов отдельных политических и религиозных центров. Следовательно, Сребреница взывает к такому же международному авторитету, каким является Дик Марти! (Хотя возникает вопрос — если это правда, что за Марти стоит интерес Пацоли (Пакколи) забрать власть у Тачи, то кто же должен стоять за борцами, ведущими расследование истины о Сребренице.)

— Как вы вспоминаете Ваши встречи с Младичем? Где и когда Вы с ним познакомились, и когда в последний раз имели возможность с ним говорить? Виделись ли с ним, когда он уже был провозглашен гаагским беглецом?

— Давно уже был тот январь 1994 г., и много всего произошло с тех пор, чтобы я точно помнила все детали встреч с генералом Младичем. И последние разговоры были уже много лет назад. К счастью, все эти встречи я описывала в своих книгах, так что вашим читателям будет нетрудно их найти в интернете. А первую книгу я по своей воле, не прося на то его разрешения, опубликовала после объявления гаагского обвинения — и даже сам тот документ опубликовала, с блестящим комментарием профессора Митра Коколя, последнего ректора Университета в Мостаре, от которого и сегодня ни убавить, ни прибавить. Между тем, признаю, пропустила тот факт, когда генерал Младич «провозглашен гаагским беглецом».

— Известно, что Караджич и Младич не испытывали друг к другу особых симпатий. Как Вы думаете, что было причиной этого, и если бы пришлось выбирать между ними, за кого, как Вы думаете, выступил бы сербский народ? И почему?

— Я думаю, что некорректно в данном случае гозорить о «симпатиях» таких людей как генерал Младич и д-р Караджич, которые с самого начала осознавали свои особые исторические задачи. Они оба заслужили свое собственное место в сербской истории, а их общее с сербским народом творение — Республика Сербская, корень будущей самостоятельной Державы.

— Как Вы думаете, почему Слободан Милошевич не симпатизировал и не уважал ни одного из них? Что и кто для Вас был Слободан Милошевич?

— Опять Вы о симпатиях! Симпатии сохраняются при каких-то других отношениях, но что касается уважения, то я думаю, что Милошевич должен был их уважать, что бы там кому ни казалось. Что касается Милошевича, я не испытывала к нему симпатии, как и он ко мне, даже если кто-то и пытается трактовать это иначе.

— Несколько раз вы пишете о том, что мусульмане или турки, как вы их называете, сами убивали свой народ. Какие доказательства Вы имеете для подобных утверждений?

— Этот вопрос заслуживает целого эссе, и я не могу отнестись легкомысленно ни к Вашему вопросу, ни к своему ответу. Если я (а, вероятно, это так) написала нечто такое (включая то, что Вы в кратком изложении так цитируете), зачем Вы требуете от меня «утверждения» — я уверена, что эти «утверждения» являются следствием обнародованных доказательств.

— В одном интервью на вопрос, что Вы считаете самым важным в своей работе, Вы сказали, что Вам — за исключением двух болезненных навязанных исключений — во время работы на войне никто и никогда не указывал, что Вы написали неправду. О каких болезненных исключениях идет речь?

— Вероятно, я это описала в своих «Исповедях» 1995 г. Это происходило в то старое журналистское время, когда любое указание редактора, не отвечающее нашим личным взглядам и мыслям, представляло настоящую драму. В данном случае речь шла о столкновениях с тогдашними редакторами «Экспресс-Политики», где я была журналистом, и связано с делом «Меморандума САНИ (Сербской академии наук и искусств)».

— Сербия пыталась оградиться от политики войны в БиГ, от Младича и Караджича. Может ли Младич быть когда-либо захвачен? Знают ли власти Сербии, где скрывается Младич?

— Если под Сербией подразумевать нынешний режим, мне кажется, что он никогда так страстно не участвовал в войне в БиГ, как в последние годы. Не считаясь с фактами, без политической зрелости и ответственности перед историей, нынешние властители Сербии дают — думаю, по приказу своих менторов — пагубные оценки, принимают декларации, под самыми разными предлогами преследуют невиновных, объявляют фашизмом патриотизм и национализм. Они участвуют в мероприятиях в БиГ, которые имеют прочную связь с истоками войны в БиГ… С властями Сербии я не поддерживаю никаких отношений, не знаю их намерений, не знаю, что им известно или неизвестно. Что же касается генерала Младича, я думаю, что даже тень его они никогда не смогут схватить.

— Что Вы подразумевали, когда сказали, что «у Гаагского трибунала могли бы возникнуть проблемы» с Вами?

— Очень признательна за такое знание текстов моих выступлений. Возможно, я хотела бы, пользуясь случаем, немного «пригрозить» этому ужасному зверю под названием «Гаагский трибунал». Может быть, я подбодрю присутствующих, показав, что у меня совсем нет страха. В том числе и потому, что за мной «стоят» некоторые очень важные международные институты, которые уважают мою борьбу за истину и мои дела. Конечно, я не игнорирую того факта, что нахожусь под открытой слежкой специальных подразделений Прокуратуры по военным преступлениям Сербии (не трудно было сделать такой вывод после обыска моей квартиры в течение суток и допроса в полиции, и это как раз в большой Православный праздник Введения… Но не дай Бог любому честному сербу даже приблизиться к Гааге.