Говорят сталинские наркомы - Георгий Куманёв

А тут пришел человек с удостоверением от НКВД или НКГБ.

Товарищи женщины, такие–то, такие–то, на один месяц вас требуется командировать в Ижевск, пожалуйста, в самолет. И разговор закончен. Они месяц у меня ударно поработали, все успешно закончили. Я их всех отблагодарил, премии большие они получили.

Но лично у Сталина я был по вопросу другому. Уже во второй половине войны, когда мы в Ижевске делали 37‑миллиметровые пушки, выпускали только здесь. Он вызвал конструкторов, были, например, Шпитальный, Нудельман, Волков, Березин.

Сталин поставил задачу — разработать пушки калибра 45 мм для самолетов, а также 57 мм и 76 мм. Взялись за это дело только Нудельман и Шпитальный, потому что Березин заявил, что он работает сейчас с переходом с 12,7 мм на «двадцатку» (20 мм). Этим занят, а Волков и Ярцев заявили, что им надо еще доводить свою пушку.

Нудельман взялся, и мы в Ижевске его поддержали. Со Шпи- тальным я не хотел дело иметь, потому что человек он был с большим гонором и очень нечистый, очень. Переделывали с Нудель- маном 37‑миллиметровые пушки на 45‑миллиметровые. Дело не такое простое, но быстро сделали, быстро отстреляли. При этом у нас самая большая трудность заключалась в том, что через втулку винта мотора не проходил ствол 45 мм. Мы должны были его несколько утончить в средней части. Он у нас прогибался после большой стрельбы. Нам надо было с авиаторами сделать такие крепления, чтобы исключить прогибание.

Делать же пушки 57 мм и 76 мм мы отказались, т. к. для авиации они были тяжелые.

Американцы ставили 76 мм, но с одиночным ручным заряжением.

Возвращаюсь к тому совещанию. Выступали почти все конструктора. Сталин прохаживался и всех внимательно слушал, покуривая трубку. Потом сказал:

— Давайте, работайте, посоветуйте и представьте сроки, хотя бы по 45‑миллиметровой пушке.

Мы с Нудельманом взялись сделать за полгода. Шпитальный тоже решил создавать 45‑миллиметровых пушку, но она у него получилась намного тяжелее. Вообще со Шпитальным было плохо дело иметь. Мы его 37‑миллиметровую пушку тоже ставили на производство. Тоже по указанию Сталина. У Нудельмана пушки не было, а у Шпитального появилась. Шпитальный уговорил авиаторов, чтобы те взялись за выпуск его пушки. Устинова Сталин вызвал и сказал:

— Давайте делать пушку 37‑милиметровую.

— Где будем делать?

— Делайте прямо в Ижевске. Там своя металлургия, там быстрее сделают. (Наш завод, он знал…)

Сталин спросил о 37‑миллиметровой пушке:

— Сколько времени надо?

Устинов ответил:

— Товарищ Сталин, месяца полтора–два.

Тогда Сталин показал на портрет Суворова и сказал:

— Знаете, как Суворов говорил? «Деньги дороги, жизнь человеческая дороже, но время дороже всего». Нельзя ли ваш срок сократить?

Срок был сокращен до 1,5 мес. Но это был невероятно сжатый срок.

В полтора месяца мы уложились по пушке Шпитального, но он нас подвел. Шпитальный вел себя очень нечестно. Он нам запрещал вносить какие–либо изменения в пушку.

А мы начали стрелять — снаряды идут кувырком. Мы разобрались, в чем причина. Надо вносить изменения, а тут «табу» Шпитального. Я ему даю чертежи с нашими изменениями, чтобы он подписал. Шпитальный вертит их туда–сюда и повторяет:

— Нет, тут должно быть все правильно, пушка правильная. Вы что–то тут сами неправильно сделали, что–то напутали…

Я звоню П. И. Кирпичникову. Он был помощником у Берии и как заместитель председателя Госплана СССР возглавлял группу, которая руководила промышленностью. Шпитальный, мол, не хочет подписывать чертежи и т. д.

Видимо, Кирпичников доложил Берии. Тот вызвал Рябикова и Шпитального и начал допрашивать, почему у Новикова задерживается пушка? Рябиков ответил, Новиков считает, что надо чертежи поправлять. Шпитальный заявил, что у Новикова не идут пушки, потому что он стволы делает не из стали, а из репы.

Рябиков мне вскоре прямо из НКГБ позвонил и предложил, чтобы я сам позвонил Берии и все объяснил. Я позвонил, все рассказал ему, добавил при этом, что Шпитальный все не возвращается из Москвы, хотя уже дважды ему звонил.

Берия проворчал:

— Приедет, а если не приедет, мы его привезем.

И через два дня Шпитальный появился. Подписал чертежи, что он виноват, в том числе в задержке.

Г. А. Куманев: Владимир Николаевич, Вам довелось, как Вы сказали, один раз встречаться со Сталиным?

В. Н. Новиков: Да, это так.

Г. А. Куманев: Тем не менее, какое у Вас сложилось мнение о нем, как о руководителе, который возглавлял в годы войны ЦК партии, ГКО, Совнарком, не говоря уже о других больших и ответственных нагрузках? Сейчас немало пишут и говорят о том, каков Сталин был как военный деятель. Разброс мнений по этому вопросу весьма велик.

В. Н. Новиков: Более правильно Сталина как военного деятеля оценил по–моему маршал Жуков, оценил достаточно высоко и объективно. Ведь он со Сталиным больше всего дела имел.

Г. А. Куманев: А вот какой оценки заслуживает Сталин как председатель ГКО и правительства?

В. Н. Новиков: Я считаю, что человек он был во многих вопросах весьма компетентным, обладал редкостной памятью, налицо и организаторский талант, но как руководитель очень властный. Правда, это особенно не проявлялось на заседаниях. Но настолько к нему все прислушивались, настолько был высок его авторитет, что слово было решающим, мнение — последним.

Помнится, во время войны наш нарком Устинов другие наркомы оборонных отраслей промышленности (Шахурин, Горемыкин, Малышев и др.), когда бывали по вызовам у Сталина, потом часто делились своими впечатлениями о том, как он проводил совещания, какие вопросы ставил. Устинов мне многое в деталях все рассказывал. Что в первую очередь отмечал Устинов: Сталин всегда очень внимательно всех выслушивал, очень внимательно. Я, конечно, понимаю — почему. Ведь Сталин не был специалистом, скажем, по боеприпасам, по пушкам, по всем делам военного производства. Поэтому надо было слушать людей: и военных, и гражданских, и наркомов. Особенно он, пожалуй, прислушивался к конструкторам. Надо сказать, что он больше звонил конструкторам, чем наркомам. Сталин очень высоко поднимал роль конструктора, и, я считаю, что он делал правильно. (К слову, конструкторов сейчас мы во многом потеряли, и это большая потеря для страны, ее будущей безопасности.)

Сталин хорошо знал и Грабина, и Туполева, и Петрова, и Токарева, и Шпагина, и Симонова, и многих других. Причем всех конструкторов знал по имени и отчеству: и артиллеристов, и авиаторов, и боеприпасников, танкостроителей и всех других.

Он очень внимательно слушал и принимал решения — часто удачные, но иногда и не совсем удачные.

Ну вот, например, был очень неудачный военный деятель, которого я уже упоминал — маршал Кулик Григорий Иванович. Он был перед войной начальником ГАУ. И вот за год до войны он начал писать разные предложения (Ванников считал Кулика паникером, я с ним только раз встречался). Я уже вам рассказывал, что именно по настоянию Кулика прекратили выпуск 45‑миллиметровых и 76‑миллиметровых пушек. (Он не дал на них соответствующего заказа от ГАУ на 1940 г.) задались целью создать 100‑милли- метровые пушки. Так вот, Сталин в предвоенные годы этого в общем–то бездарного «стратега» весьма поддерживал. Вопрос о судьбе 45- и 76‑миллиметровых пушек несколько раз разбирался у Сталина. По этому вопросу было создано три комиссии. Сталин сам на ходу принимать решения не хотел, поскольку, надо признать, довольно осторожно относился к оборонным вопросам. И все–таки возобладало мнение Кулика, решили снять с производства эти пушки и поставить 100 мм. А по 100‑миллиметровым пушкам еще и чертежей не было.

Считаю это решение очень опрометчивым, но приняли его по настоянию военных. Ведь не сам же Сталин его придумал. Сняли с производства столь нужные противотанковые средства и тем самым совершили колоссальную ошибку.

В самом начале войны Сталин вызвал замнаркома вооружения Иллариона Аветовича Мирзаханова (Устинов только что был назначен наркомом вооружения) и говорит:

— Товарищ Мирзаханов, Вы же коммунист. Как Вы могли допустить, что с производства сняли 45- и 76‑миллиметровые пушки — самые сейчас нужные и ходовые?

Мирзаханов говорит:

— Товарищ Сталин, у Вас этот вопрос разбирался два или три раза. Я на заседаниях не был, был Ванников. Но после возражений Ванникова Вы создавали три комиссии — одну под председательством Молотова, другую под председательством Маленкова, третью под председательством Жданова. И все три комиссии решили снять пушки с производства.

Тогда Сталин ответил так:

— Знаете, сейчас идет война, виновных искать некогда, давайте принимать меры, чтобы быстро возобновить выпуск 45- и 76‑миллиметров ых пушек. Передайте товарищу Устинову, что мы дня через три его вызовем с конкретными предложениями о восстановлении на производстве этих пушек. Были задействованы десятки заводов, но то решение о снятии тех пушек с производства еще долго сказывалось в отрицательном плане на полях сражений.