Покорение Южного полюса. Гонка лидеров - Роланд Хантфорд

Пока «Норге» ожидал старта в Кингс-Бей на Шпицбергене, туда прибыл на аэроплане коммандер (позднее адмирал) Ричард Бэрд, намереваясь стать первым человеком, попавшим на Северный полюс по воздуху. В Англии испытывали определенное удовольствие от того, что Амундсен будет побит его же собственным оружием. На самом деле он намеренно позволил Бёрду совершить свой полет первым, поскольку мечтал первым пересечь Арктику. Стремиться к приоритету в воздушной битве за полюс было бы в данном случае высокомерием. Кроме того, по-прежнему оставались сомнения в заявлениях Кука и Пири, а потому Амундсен чувствовал, что лучше не бередить старые раны и оставить рекорд Америке[118]. Бэрд вернулся и заявил, что был на полюсе. Амундсен стартовал по его следам.

11 мая 1926 года «Норге» покинул Кингс-Бей и два дня спустя приземлился в Теллере на Аляске, по дороге пролетев над полюсом. Амундсен удовлетворил свои амбиции. Дома его встречали с еще более неистовым обожанием, чем в прошлом году. Он стал популярен, как никогда раньше, даже больше, чем после покорения Южного полюса. Он вошел в историю как человек, совершивший первый полет через Арктику, и стал первым, кто побывал на обоих полюсах планеты. Он закрыл дверь, за которой осталась славная эпоха собак и саней – и открыл новую эпоху стальных машин. Он снова восстал из пепла и поднялся на самый верх. Это был идеальный момент для ухода со сцены. Амундсен объявил о прекращении исследований и удалился в свой дом в Бунден-фьорде. Прощальная речь Нансена все еще звучала у него в ушах:

Ваша работа – это работа настоящего человека, она стала следствием исключительной силы воли… и если кто-то достигает того, что называется счастьем, Вы, должно быть, сделали это. Поскольку величайшее счастье состоит в том, чтобы полностью реализовать потенциал своей уникальной личности… И Вы, Руаль Амундсен, реализовались полностью.

Но Нансен прекрасно понимал, что Амундсен не был создан для счастья: он давно признал в нем родственную смятенную душу.

Последствия полета «Норге» были печальными. В первый раз Амундсен командовал людьми, не принимавшими его власть безоговорочно. Для них он уже не являлся безусловным лидером, обладавшим уникальным техническим опытом. Его таланты в полной мере проявлялись только в небольшой группе отобранных поодиночке людей. Ему было трудно с таким разнородным экипажем. Трения возникли уже в самом начале, и вскоре после полета Амундсен поссорился с Нобиле, которого не без оснований обвинил в стремлении к слишком большой свободе действий. Амундсен публично объявил войну Нобиле. Он мог быть как самым безжалостным врагом, так и самым преданным другом – последовательно, до конца.

У доктора Фредерика Кука начались плохие времена. Он оказался в тюрьме «Форт Ливенуорт» неподалеку от Канзас-Сити, получив длительный срок по обвинению в мошенничестве с акциями. Амундсен не особо удивился, но во время турне с лекциями по Америке перед полетом «Норге» навестил своего старого товарища по «Бельжике». Чтобы бросить такой вызов общественному мнению, требовалась смелость, поскольку к этому моменту Кук считался негодяем и, что еще хуже, клоуном. Амундсена до сих пор обвиняли в том, что он встал на сторону Кука в его споре с Пири, который теперь был национальным героем Америки, в то время как заявления Кука о покорении Северного полюса официально признали фальсификацией. Недовольство Амундсеном проявилось в том, что Национальное географическое общество в Вашингтоне отменило его лекцию. Это нанесло ему серьезный финансовый ущерб. (В 1913 году он получил от общества 20 тысяч долларов.) Но Амундсен оставался непоколебимым: в его кодексе чести преданность друзьям была превыше всего.

Однако остается спорным вопрос, кто из них больше нуждался в поддержке, поскольку, по словам Кука, Амундсен при встрече дал волю своим эмоциям, сказав помимо прочего: «Между словом и гарпуном есть много общего. Они наносят болезненные раны. Но порез от гарпуна заживает, а от слова – гноится».

Легендарного «Белого орла Норвегии», как его иногда называли, преследовало ощущение одиночества и разбитых надежд. Он преждевременно состарился. Он так никогда и не женился. Роман с К. затянулся и закончился ничем. Несомненно, он чувствовал себя преданным, признавшись в один из редких моментов откровенности: «То, что человеческое существо могло так беспощадно растоптать мое сердце, я никогда не забуду». Но это реконструкция после размышления – и вряд ли она является полной правдой. Трудно сказать, что именно Амундсен имел в виду. Во всем, что касалось женщин, он был непостижимо противоречивым. Чувствовался какой-то подсознательный психологический барьер, не позволявший ему обрести полную гармонию и удовлетворение в отношениях с женщинами. Возможно-, К., так же как и Сигрид в свое время, отступила прежде, чем стало слишком поздно. Похоже, что его жребием была несчастная любовь к замужним женщинам – или их любовь к нему. Одна из них – богатая француженка мадам Хериот. Другая – Бесс Мэджидс, довольно требовательная дама, с которой Амундсен познакомился в Америке. Она пересекла Атлантику, чтобы поселиться в его доме в Бунден-фьорде.

Физически Амундсен чувствовал себя не очень хорошо. Он лечился за границей отчасти для того, чтобы о его недомогании не догадывались на родине. В Лондоне он консультировался со специалистом по поводу проблем с сердцем. Из-за другой, никому не известной жалобы ездил к врачу в Лос-Анджелес. Тот использовал радий «и убил эту дрянь», как он мягко написал своей невестке Малфред, к которой почти всю жизнь испытывал искреннюю и глубокую привязанность.

У него по-прежнему были долги, и на двух континентах его преследовали кредиторы. Сдерживаться становилось все труднее. Амундсена все чаще видели сердитым. Он выглядел гордым и неприступным, часто бывал задиристым. Казалось, он бьется с каким-то демоном. Эллсуорт описал, как однажды они с Амундсеном шли по улице, когда он внезапно

не оглядываясь… сказал с напряжением: «Эллсуорт, за нами следят!»… конечно, за нами увязались несколько мальчишек… совершенно не ведая, что растревожили фобии своего героя.

В 1927 году Амундсен опубликовал свои мемуары «Моя жизнь исследователя»[119]. Это была злая и местами неуравновешенная книга, ранившая верных друзей Амундсена и испортившая его репутацию. Она совершенно не похожа на его ранние книги, из-за чего порой возникает ощущение, будто его личность подменили. Исчезли его скромность, деликатность, чувство юмора – он стал хвастливым, смертельно серьезным и всецело поглощенным нападками на своих врагов. По отношению к Нобиле он был особенно беспощаден. В этой книге он почти ничего не рассказал о своей личной и внутренней жизни, но оставил едва уловимые намеки на то, во что верил.

Несмотря на повсеместное безоговорочное признание, Амундсен был уязвлен пренебрежением англичан. Он называл их «жалкими неудачниками». Он страдал от того, что английских школьников учили, будто Южный полюс открыл Скотт, а про его экспедицию забывали. Он с горечью вспоминал-, как на обеде, устроенном Королевским географическим обществом в 1912 году, его президент лорд Керзон сказал речь, которую закончил

следующими словами: «Предлагаю троекратное “ура” в честь собак», при этом он ясно подчеркнул свое саркастически-унизительное намерение, повернувшись в мою сторону с осуждающим выражением… и настоятельно прося меня не отвечать на это прозрачное оскорбление.

Королевское географическое общество отвергло эти обвинения и потребовало извиниться. Кстати, подобные нападки могли быть вполне реальными: Керзон действительно славился своим грубым нравом. В любом случае Амундсен счел такой ответ Общества унизительным для своей репутации, отказался принести извинения и вышел из состава Общества, почетным членом которого являлся. Конечно, британцы не согласились с таким решением вопроса. Но в тот же день Амундсен спешно покинул Клуб королевских обществ, куда его поселило Королевское географическое общество, и переехал в отель, где сам платил за себя, никак это не объясняя. Он помнил об этом случае пятнадцать лет, но только сейчас позволил себе предать его огласке.

Также Амундсен написал, что

Скотт и его товарищи умерли по дороге с полюса не потому, что были сломлены тем, что мы их опередили, а из-за голода, поскольку их питание было недостаточным.

За этими словами чувствовалась попытка опровергнуть обвинения. Здесь Амундсен оказался в шаге от публичного признания того, что смерть Скотта не дает ему покоя. За много лет до этого он как-то откровенно сказал, что перед тем, как покинуть полюс, размышлял, не оставить ли там канистру с керосином, чтобы облегчить сани и заодно помочь Скотту в случае необходимости. Но в итоге решил, что Скотт должен быть хорошо обеспечен, и керосин будет лишним. К тому же его целесообразно было все-таки взять с собой для дополнительной страховки.