Мир пауков. Маг и Страна Призраков - Колин Уилсон

Хлеб был все такой же свежий, а масло, пожалуй, пожирней, чем в городе пауков. Красноватый сыр вносил в рацион приятное разнообразие: до сих пор приходилось довольствоваться лишь сухим козьим сыром; хрусткими и остренькими на вкус были большущие редиски. Еду Найл сопроводил изрядным глотком мела, отчего в животе приятно затеплело. Наконец, осовев под голубиное воркованье, он залез в спальный мешок и заснул глубоким сном.

Проснувшись среди ночи, Найл лежал в кромешной мгле — до того тихой, что слышалось даже дыхание капитана. Звезд в зеве пещеры видно не было: судя по всему, небо вновь подернулось тучами. Беззвучно спали голуби, не сознавая, что в считаных метрах дремлет хищник, которому один из них, возможно, достанется на завтрак.

Повернувшись с боку на бок на немилосердно жестком полу (надуть спальный мешок он перед сном не удосужился).

Найл задумался о возможных злоключениях, что предстоят им поутру. Прежде всего, идущий вниз туннель. Среди разрозненных сведений, почерпнутых из машины сна, в памяти сидело изображение вулкана в разрезе: сеть извилистых ответвлений от основного жерла, идущих книзу преимущественно под углом в сорок пять градусов. Если этот ход из пещеры окажется круче, удерживаться на ногах будет непросто, и велика вероятность, что в Страну Призраков он влетит сверху эдаким метеором.

Мысли возвратились к Магу. Действительно ли он знаток волшебных искусств? Магия, по Стигмастеру, сомнительное достояние неучей. Впрочем, Торвальд Стииг, само собой, и к элементалам с троллями относился бы как к суеверным выдумкам, и сверхъестественное управление погодой воспринималось бы им как чушь собачья. В общем, чувствуется, надо жить своим умом.

А как насчет утверждения Квизиба, что при разговоре с Мадигом из уст Мага не исходило дыхания? Уж такое-то исключено полностью! Как может человек производить звуки речи, при этом не дыша? Вот уж действительно, чем дальше в лес, тем чащоба темнее.

Усталость в конце концов взяла свое, и Найл снова заснул.

Пробудился он от воркованья голубей; небо снаружи было призрачно-серым. Птицы вскоре выпорхнули наружу — за исключением одной, недвижно застывшей на карнизе явно не без воздействия капитана. Не желая наблюдать незавидную участь голубя, Найл вышел из пещеры под студеный порыв чистого северного ветра.

Накануне он заприметил в скальном углублении укромную лужицу. Сейчас ее покрывала тонкая корочка льда. Найл попил воды, зажевав ее хрустким ледком, и омыл руки и лицо жгуче-холодной влагой. Затем, вытеревшись о тунику, присел на карниз и стал смотреть, как, плавно всходя, солнце золотит фасад Сколлена — уже не голый и бесприютно унылый, но исполненный задумчивой величавости. Вот свет коснулся склонов северных гор, вмиг обратив изогнутые шпили в сказочный по красоте пейзаж. Стало вдруг понятно, почему эти горы именуются Серыми: даже под утренним солнцем они сохраняют свой дымчато-серый, сизоватый оттенок.

Когда наружу, под солнышко, с довольным видом выбрался капитан, Найл полез обратно в пещеру: на ветру уже дубели руки. Там он поел хлеба с сыром и, заботливо завернув остатки в тряпицу, убрал ее в суму. Прежде чем затянуть горловину, вынул фонарик и приторочил к поясу. Даром что теперь он совместно с капитаном способен видеть в темноте, дополнительный источник света может понадобиться.

Вскоре они тронулись в путь. Капитан шел первым; прирожденный лазальщик, здесь он быв неоспоримым лидером. Через два десятка метров такая расстановка себя оправдала: несмотря на посох, Найл оступился на гладком пятачке и несколько метров проехал юзом, прежде чем паук, заметив задними глазами неладное, остановил его.

Хорошо, что лава под ногами была в многочисленных трещинах, образовавшихся при застывании. Найл решил, что спускаться удобней, если снять сандалии и продвигаться задом наперед, на четвереньках. Посох он закрепил за спиной, привязав его поверх сумы тесемками.

Настроившись на долгий спуск (колени были уже сплошь в царапинах), Найл приятно удивился, когда через полчаса капитан, неожиданно остановившись, произнес:

«Ну что, теперь вниз».

Получается, они подобрались к самой кальдере бывшего вулкана.

Вид жерла ввергал в невольный трепет: больше сотни метров в поперечнике. Свет фонарика показывал, что здесь еще больше трещин, выщербин и выступов, чем в туннеле, по которому они только что спускались. Найл хотя и недолюбливал высоту, но сразу же с облегчением отметил, что такой спуск любой сноровистый скалолаз одолеет без помощи веревки.

Но вот что не на шутку озадачивало. Бывало ли такое, чтобы беглецы из города пауков когда-либо спускались этим путем? А если и да, то знали ли они, куда ведет этот путь? Мыслимо ли, чтобы кто-нибудь в здравом уме спускался по жерлу вулкана с одной лишь целью — взглянуть, что там внизу.

Он поглядел на дно кальдеры, лежа на животе и держась за похожий на собачье ухо выступ на краю обрыва. Затем принял сидячее положение, обхватив выступ ногами, и вынул из сумы мешок с веревкой. Неторопливо стравливая ее, он в качестве мерила использовал предплечье и считал локти. На это ушла четверть часа. Результат был удивительным: оказывается, у него в распоряжении едва не полкилометра легкой шелковистой веревки.

Проблема была в том, как, обвязав веревку вокруг выступа и спустившись, заполучить ее потом назад. Этой дилеммой он поделился с капитаном, подав ему мыслительный образ, и тут же получил ответ: надо петлей набросить вервь на выступ и сложить вдвое. Да, от этого ее длина сократится наполовину, но выступов на склоне предостаточно, так что по мере спуска один можно будет сменять на другой.

Найл ожидал, что капитан будет выпрастывать из себя тенетное волокно — процесс для пауков вполне обычный. Но тот, вопреки ожиданию, стад спускаться головой вперед, двигаясь с такой непринужденностью, словно шел по горизонтальной поверхности. Причина, видимо, в осторожности: паук не был уверен, хватит ли ему волокна до конца спуска.

Упрятав фонарик в длинный карман туники и пошатав для проверки выступ, Найл тоже начал спуск с обрыва. Он старался не думать, что там в глубине, и не глядеть вниз. Вместо этого он неспешно перебирал веревку, держась в ней одной стопой, как в стремени, а другой направляя путь по склону. Тугая как тетива вервь слегка подавалась под весом, но была на редкость прочной. Из-за некоторой липкости паучьего шелка обе стропы льнули друг к другу, избавляя от необходимости поминутно спохватываться: а вдруг одна ненароком выскользнет из рук.

Больше всего досаждала общая шероховатость шурфа. Из-за выступов и наростов приходилось то и дело отталкиваться от вертикальной поверхности. Метров через тридцать он увидел, что спуск перегорожен наростом лавы — таким большим, что пришлось изо всех сил толкнуться вбок, чтобы его миновать. Найл с некоторым опозданием разглядел, что у нароста довольно острые края и веревка на них легла внатяг. Пришлось карабкаться обратно. К этому моменту он уже изрядно выдохся, но решил все-таки рискнуть. К тому же от падения в случае, если веревку вдруг перетрет, его мог удержать капитан.