Дневники 1923-1925 - Михаил Пришвин

157

…я же существую и буду существовать еще порядочно как личность. — В записи речь идет о двоюродном брате Пришвина со стороны матери Илье Николаевиче Игнатове, который многие годы был сотрудником и совладельцем газеты «Русские ведомости». В этой газете с 1907 по 1915 г. публиковал свои корреспонденции Пришвин (многие из них вошли в книгу «Заворошка», 1913). В 1915 г. он отмечает, что писание в «Русских Ведомостях» — «сплошное притворство… все это не мое, не мое» (Дневник 1914–1917. С. 151), рассматривает это как «службу», то есть осознавает себя не журналистом, не «общественным деятелем», а писателем, свободно выбирающим, о чем и как писать. Ср. воспоминания Ремизова: «Пришвин корреспондент "Русских Ведомостей". Под постоянным выговором своего двоюродного брата… Игнатова. "Писать надо с выводами". А он хотел без выводов, как Чехов» (Кодрянская Наталья. Алексей Ремизов. Париж, 1959. С. 322). Тем не менее и в революционные годы корреспонденции Пришвина одна за другой появляются в газетах «Воля народа», «Воля страны», «Раннее утро» и др. (многие вошли в книгу «Цвет и крест»). В дальнейшем Пришвин также часто обращается к жанру очерка, который, безусловно, вырастает из его журнальных и газетных корреспонденций (по сути, законченных очерков); многие книги писателя представляют собой циклы очерков.

158

Гуси домашние улетели. — Ср.: Птичье кладбище // Собр. соч. 1982–1986. Т. 1. С. 603–622.

159

Такое же исследование мной было сделано сектантское в книге «У стен града»… — Речь идет о третьей книге Пришвина «У стен града невидимого» (1909), написанной в результате путешествия в Керженские леса Нижегородской губернии на Светлое озеро.

160

Углубляю мысль Розанова о духовном гермафродитизме детей и талантов… — ср: «Одна из основных его идей <…> состояла в радикальном расширении понятия "пол" (Розанов не употреблял слово "секс") и сведении прочих областей жизни к "полу" в этом его всеохватывающем значении. Вне пола в человеке нет ничего существенного; но половое склонно маскироваться, и его выявление — дело интерпретации. "Даже если что-нибудь замышляем противо-половое — это есть половое же, но только так закутанное и преображенное, что не узнаешь лица его" (Розанов В. В. Люди лунного света. Метафизика христианства. СПб., 1913. С. 73–74). За аскетизмом, равно как и за гениальностью, скрывается нереализованный гомосексуализм. Защита Розановым гетеросексуальности как ключевой духовной ценности, его озабоченность "людьми лунного света" или латентными гомосексуалистами, его трактовка аскетизма как перверсии имели множество скрытых значений» (Эткинд А. Хлыст (Секты, литература и революция). М.: Новое литературное обозрение, 1998. С. 185–186).

161

…как царь Соломон после своей Песни Песней сошел туда и устало сказал: суета сует! — Екк 1: 2.

162

…как убийца брата Каин… — Быт 4: 25.

163

Я бы написал ей… — Имеется в виду Варя Измалкова.

164

…на свекольном заводе у Бобринского… — В 1902 г. Пришвин работал агрономом на хуторе графа Бобринского в Богородицком уезде Тульской губернии.

165

(«без-человечий писатель» — 3. Гиппиус). — Ср. отзыв 3. Н. Гиппиус на книгу Пришвина «У стен града невидимого»: «…при всей художественности описания сам он до последней степени отсутствует, и это делает его очерки или дикими от безмыслия, или просто-напросто этнографическими» (Русская мысль. 1912. № 5. С. 28). В статье «О "Я" и "Что-то"» 3. Гиппиус (псевд. Антон Крайний) назвала Пришвина писателем «без личности», «легконогим и ясным странником с глазами вместо сердца» (Новая жизнь. 1913. № 2. С. 165, 168).

166

Вот вспоминаю о Маше… — Имеется в виду двоюродная сестра М. В. Игнатова.

167

Два Бранда — один ведет людей, другой погиб. — Имеется в виду герой драматической поэмы Г. Ибсена «Бранд»(1865).

168

«Детей от Прекрасной Дамы иметь никому не дано, но только Она Адамово заканчивает звено» (Мария Шкапская). — Строка из стихотворения М. К. Шкапской, впервые опубликованного в сборнике «Кровь и руда» (1922).

169

…граф па-хал и писал великую книгу свою «Круг чтения». — «Круг чтения» представляет собой собрание мудрых мыслей самых разных людей, которые Толстой собирал в течение всей своей жизни. Записи рассортированы по темам и датам.

«Круг чтения» представляет собой собрание мудрых мыслей самых разных людей, которые Толстой собирал в течение всей своей жизни. Записи рассортированы по тематикам и датам.

170

Розанов — гениальный и дал, вероятно, единственные в мире мысли о вопросах пола… — Ср.: «Однако "настоящие", собственно розановские темы философии, посвященные проблемам пола, семьи, брака, религии, культуры, христианства, иудаизма, язычества возникли не из теоретических умозрений, не из литературы, но из собственной судьбы, из своего жизненного положения. Позже Розанов признавался: "В 1895–6 году я определенно помню, что у меня не было тем. Музыка (в душе) есть, а пищи на зубы не было. Печь пламенеет, но ничего в ней не варится. Тут моя семейная история и вообще все отношение к "другу" и сыграло роль. Пробуждение внимания к юдаизму, интерес к язычеству, критика христианства — все выросло из одной боли, все выросло из одной точки. Литературное и личное до такой степени слилось, что для меня не было "литературы", а было "мое дело", и даже литература вовсе исчезла вне "отношения к моему делу". Личное перелилось в универсальное". Под "семейной историей" и отношением к "другу" (т. е. к жене — Варваре Дмитриевне) Розанов имеет в виду ту неразрешимую двусмысленность их положения, с которым они столкнулись после переезда в Петербург. Тайное венчание не давало ни им, ни впоследствии их пятерым детям никаких прав: по существовавшим в ту пору церковно-государственным законам дети Розанова считались "незаконнорожденными" и даже не имели права носить ни фамилию, ни отчество отца. С точки зрения закона, их отец был всего лишь "блудник", сожительствующий с "блудницей". Здесь-то и начинается жизненный, философский и литературный подвиг "чиновника особых поручений VII класса В. В. Розанова" — восстание во имя защиты реальности семьи против всей системы византийско-европейской цивилизации с ее законами, правилами, ценностями, моралью и "общественным мнением". Маленькое "я" и "свой дом" стали масштабом для суда над мировоззрениями, религиями, царствами. Борьба за семью с неизбежностью привела Розанова к поиску безусловного или, как он выражался, "религиозного", "священного" обоснования семьи. Итогом этого поиска было: священной субстанцией семьи может быть только религиозно осмысленный пол. По мысли Розанова, пол в человеке — не функция, не орган, но всеобъемлющий принцип жизни. Смерть — есть феномен потери пола, кастрация мира. Брак же — побеждает смерть не иносказательно, а самим фактом. Существенно: пол для Розанова — это одновременно и теистическое и космологическое жизнеполагающее начало. И если брак есть или может быть "религиозен" — то, конечно, потому и при том лишь условии, что "религия" имеет что-либо в себе "половое". Пол теитизируется: это дает эфирнейший цветок бытия — семью; но и теизм непременно и сейчас же сексуализируется. Связь пола с Богом для Розанова куда бесспорнее, чем связь ума с Богом. Ведь мир создан не только "рационально", но и "священно", столько же "по Аристотелю", сколько "по Библии", столько же "для науки", как и "для молитв". Утверждение и освящение связи пола с Богом есть, по Розанову, сокровенное ядро Ветхого Завета и всех древнейших религий. Во всяком случае, именно отсюда выводит Розанов святость и неколебимость семьи в Ветхом Завете и иудаизме; отсюда же — благословение жизни и любви в язычестве, примирившем человека со всем универсумом. Напротив, христианство, по Розанову, разрушило сущностную связь человека с Богом, поставив на место жизни — смерть, на место семьи — аскезу, на место религии — каноническое право, консисторию и морализирование, на место реальности — слова. Культ Слова породил бесконечные слова, рынок слов, газетные потоки слов, в которых, как во времена великого оледенения, обречена погибнуть вся европейская цивилизация. Номинализм христианства построил цивилизацию номинализма, в которой праздные, мертвые слова, бесплодные теоретизирования и догматические споры подменили бытие. "Сущность церкви и даже христианства определилась как поклонение смерти, как трепет и ужас, а вместе и тайное влечение к Смерти-Богу". Однако цивилизации христианского номинализма Розанов противопоставил не молчание, но слово, — всегда личное, всегда свое, крепко укорененное в "святынях жизни": в реальности домашнего быта, конкретной судьбы, в мистике пола, в мифах седой древности. Верность этому слову в ситуации, где на карту поставлена судьба собственной семьи, "друга", детей, и открыла Розанову то особое мифологическое пространство, в котором набирало силу его движение в защиту попранных святынь. Знаменательно: движение это — и здесь мы подходим к существу литературного и жизненного дела Розанова — было ориентировано наперекор фундаментальным тенденциям европейской культуры. Не только идеологически, но и биографически, литературно Розанов шел не от "мифа к Логосу", но напротив — от Логоса к мифу: от философского трактата "О понимании" к газетной публицистике и лирике "Уединенного" и "Опавших листьев", от логики христианского богословия — к мифам Древнего Египта и Вавилона, к Исиде и Осирису, наконец, к гимнам Солнцу и великой богине-Матери. И как он шел от христианства к языческому "Апокалипсису", от религии "бессеменно зачатого", а потому "бесполого" Сына к фаллической, рождающей религии Отца…» (Барабанов Е. В. В. В. Розанов, http://antropology.rchgl.spb.ru/rozanov/rozanov_13.htm).