Врата Жунглей. Рассказы - Юрий Буйда

С той поры прошло почти шестьдесят лет. Арина вырастила сына, внуков и правнуков. Замуж она не вышла даже после того, как узнала о смерти Николая в лагере от острой сердечной недостаточности. Сорок с лишним лет заведовала библиотекой в средней школе. Никто уже не помнил о том, что когда-то она была первой чудовской красавицей. Опрятная старушка жила в домике на берегу озера, выращивала в огороде картошку, лук и огурцы, держала десяток кур. По воскресеньям ходила в церковь. Зимой и летом поднималась в шесть, завтракала и в сопровождении Цезаря отправлялась на прогулку. Ровно в час пополудни обедала, потом отдыхала. Попив чаю, принималась наводить порядок: подметала, мыла полы, чинила одежду, подшивала шторы, белила потолки, подрубала полотенца или в который раз перемывала посуду, застоявшуюся в кухонном шкафчике. После ужина выходила на крыльцо с чашкой мятного чая в правой руке и ружьем — в левой. Прислонив ружье к стене, садилась на скрипучий стул, сплетенный из ивовых прутьев, и пила чай. Потом играла в мяч с мертвой собакой. Ложилась спать.

Ружье она держала на случай возвращения Миши Казанцева. Никто, конечно, не верил в такой случай: Миша уехал из Чудова почти шестьдесят лет назад, и с тех пор о нем не было ни слуху ни духу. Да и вообще об том случае — о том, как брат погубил брата — вспоминали редко: мало ли в городке старух с причудами, мало ли на Руси было зла и его сродников.

Но начальник милиции Пан Паратов однажды на всякий случай заглянул к Арине и попросил убрать ружье подальше:

— Если кто-то виноват, то наказывать его будете не вы, а закон.

— Но если так, — ответила старуха, — то, значит, Христос умер напрасно.

— Кто умер? — растерялся майор.

— Иисус Христос, — сказала старуха. — Потому что если оправдание можно получить с помощью закона, то Христос умер напрасно. Ну не важно. Знаете, что такое мироздание, Пантелеймон Романович? Ну не важно. Я не могу допустить, чтобы в моем мироздании был беспорядок.

И она сделала такой жест, чтобы по нему, как по отрезку кривой, Паратов мог бы восстановить весь круг жизни.

— Его давно нет в живых, — сказал Паратов. — А если и жив, то все давно забыл.

— Но я-то не забыла. И он не забыл, я думаю.

Майор пожал плечами и ушел.

Он не верил в эти старушечьи бредни. Он не верил, что Миша вернется, и не верил в то, что старуха Арина будет стрелять в Мишу, если он вдруг и впрямь вернется. И никто в это не верил, потому что в жизни так не бывает.

Но Миша вернулся, и она выстрелила.

Он вернулся в Чудов, где у него не осталось родственников, и сразу направился к дому Арины. Вечерело. Его никто не узнавал. Впрочем, никто и средь бела дня не узнал бы в кривом восьмидесятилетнем старике с трясущимися руками и слезящимися глазами того Каина, который когда-то, в другой, давнишней жизни погубил брата, чтобы завладеть самой красивой девушкой в Чудове. Шаркающая походка, трясущиеся руки, слезящиеся глаза, порыжелая шляпа с обвислыми полями, драповое долгополое пальто — это летом-то! — и запах стариковского пота, шибавший на десять шагов. Когда он вошел во двор и снял шляпу, Арина разглядела язву на его лбу — незаживающую язву, блестевшую, как драгоценный камень. Он остановился посреди двора, прижав шляпу к груди, и глубоко вздохнул. И тогда Арина взяла ружье, выстрелила и ушла в дом не оборачиваясь, а он так и стоял посреди двора, прижав шляпу к груди, с язвой на лбу, безмерно усталый, безмерно одинокий, воняющий стариковским потом.

Наконец он встрепенулся, надел шляпу и вышел на улицу, где уже собирались люди.

Сделав несколько шагов, старик упал.

Уже через час стало известно, что Арина промахнулась: картечь прошла мимо, даже не поцарапав старика. Он умер от инфаркта. Доктор Жерех сказал, что это был пятый инфаркт. Кроме того, левое его запястье было исполосовано шрамами, какие обычно остаются после бритвы. Из документов выяснилось, что приехал Миша из магаданского Сусумана.

Пан Паратов забрал у Арины ружье — изъял под расписку. Арина не возражала, потому что надобность в ружье отпала навсегда. Она сидела на крыльце и допивала вторую чашку мятного чая. Даже в такой день она не желала отказываться от своих привычек. После второй чашки чая она обычно играла с собакой в мяч. И сейчас, как всегда в это время, достала из кармана мяч и, не глядя на Паратова, бросила в темноту. Пан Паратов знал, что она ответит, если ей напомнить о смерти Цезаря: «Но он всегда возвращается». Что ж, подумал Паратов, наверное, ему никогда не понять этих людей — ни эту старуху, ждавшую своего часа шестьдесят лет, ни этого старика, который приехал в этот забытый Богом городок, чтобы восстановить порядок в этом самом мироздании, чтобы замкнуть круг жизни, — нет, ему никогда не понять, что же на самом деле имела в виду старуха, когда говорила о мироздании и круге жизни. Он видел дерево на склоне холма, звезды в ночном небе, низкий забор, соседский сарай, чувствовал запахи, доносившиеся из свинарников, и еще запах мяты, и запах озерного ила, и вспоминал эту незаживающую язву на лбу старика, которая блестела недобрым блеском драгоценного камня, и потом, уже шагая домой с ружьем под мышкой, и потом, уже лежа в постели, и потом, засыпая, он думал об Арине, которая по вечерам играла с мертвой собакой в мяч, и о Цезаре, этом чертовом псе, который всегда возвращался, и снова — о мироздании и круге жизни, где человек не может, не должен быть оправдан одним только законом и где этот самый старухин Иисус умер не напрасно, нет, видать, все же не напрасно, и снова — об этих упрямых стариках, шестьдесят лет живших с непереносимой болью, с незаживающей язвой в сердце, о стариках, без которых мироздание может запросто обойтись, да запросто, но вот не обходится, черт возьми, и, проснувшись среди ночи, он опять стал думать о них, вот привязались, думать об этих стариках, стойкость которых все же имеет, наверное, какой-то смысл, какой-то очень важный смысл в этом чертовом мироздании, в этом чертовом круге жизни, там, где дерево на склоне холма, где старухи по вечерам всегда пьют мятный чай и где мертвые псы всегда возвращаются…