Достигая Прозрения - Марти Бурнов

– Нас многое связывает!

– С этим заплесневевшим пнем? Неужели у него еще стоит?

– Что… стоит?

– Да ладно, черт с ним, со стариком! – рука Джетти незаметно переместилась, и теперь он крепко обнимал Аркашу за плечи. – Пойдем, выпьем!

– А… а как же профессор?

– Да кому твой пыльный обрубок нужен? Знаешь, дорогуша, у тебя классный прикид! Очень необычно, а меня возбуждает все необычное.

– А вы, наверно, тоже – путешественник?.. Знаете, это перемещение в пространстве-времени нас тоже весьма возбудило, взбудоражило наше сознание! – Аркадий решил, что, наконец, повстречал такого же путешественника, как и они, и решил поддержать разговор, дабы разузнать побольше об этом ужасном мире.

– О, да! Я тоже часто путешествую. Порой бываю здесь, в "Скользком логове", но чаще – захожу в "Голубую лагуну". А вас со старичком вижу впервые, это уж точно, – Джетти подмигнул Аркаше, да так задорно похлопал длиннющими ресницами, что стало видно – путешествия и научные открытия не оставляют его в покое ни на мгновение.

– Позвольте, я позову профессора, нам так о многом надо с вами поговорить…

– Не горячись, милый, я не любитель втроем. Думаю, лишь в тебе найду я родственную душу, – засмущался Джетти, усаживая Аркадия Петровича за столик. – Может, скажешь, наконец, свое имя.

– Простите… Аркадий Петрович Дубинин! – Аркадий вскочил и слегка поклонился.

Странное недоумение появилось на лице Джетти:

– Это так длинно и грубо… А можно как-нибудь покороче?..

– Можно просто, Аркадий.

– Нет… нет, опять не то… неужели твой друг так тебя и называет?

Аркадий не хотел вот так сразу начинать панибратствовать с первым встречным, но чтоб выведать побольше про путешествия, готов был пойти на все. "Раз человек такой застенчивый, что и вести беседу втроем стесняется – возможно, более дружеская атмосфера действительно имеет для него огромное значение".

– Профессор называет меня Аркаша.

– Арка-аша… – мягко проговорил Джетти, – вот это то, что надо! А почему ты называешь его "профессор"?

– Потому, что Иван Никифорович – профессор, а я – его ученик.

– Ученик и строгий профессор! Ах! Как это романтично! – Джетти медленно и несколько неприлично облизнул языком губы.

– Хотите – я познакомлю вас! Иван Никифорович известен во многих научных кругах. Время, проведенное в его компании для меня бесценно!

– Н-нет, не надо, я не любитель плеток и всяких там штучек…

– Не любитель чего?..

– Да бог с ним, с твоим профессором, давай лучше о тебе! – Джетти протянул руку и слегка коснулся Аркашиного подбородка.

Аркадий вздрогнул и отстранился. Он не привык к таким фамильярностям, хотя здесь, похоже, такая форма общения была весьма распространенной. Тем не менее, Аркаша чувствовал некоторую неловкость. Кажется, он даже немного покраснел, и искал способ вновь перевести разговор на путешествия.

– С тобой так мило, – Джетти смотрел на него с легкой, мечтательной улыбкой, словно мысленно уже уносился в новое путешествие.

– Да, право, я тоже куда приятнее чувствую себя в компании таких же, как я, путешественников.

Им принесли напитки. Высокие бокалы, наполненные розовой жидкостью, где искрились тысячи золотистых пузырьков.

– Замечательно… это просто волшебный напиток. Как он называется? – Аркаша с восторгом сделал очередной глоток, наслаждаясь терпким ароматом. Казалось, он чувствует, как золотистые пузырьки преображают его уставшее тело. Как внутри разливается тепло, такое же золотистое и искрящееся, побуждая его к радости.

– Название… да что в нем проку! Лишь пустой звук. Это райский эликсир, что пробуждает наши чувства, страсти, он бередит и волнует. Остальное – лишь мишура, обертка, ведь мы – путешественники и должны смотреть в корень.

– О, да! – Аркаша чувствовал, как Джетти заражает его своим пламенем, и каждое слово рождало отклик в сердце.

Путешествия! Свобода, новые горизонты, новые люди, свежие идеи – но все это объединяет общая суть. И он должен научиться видеть ее! Все это будоражило и волновало. Смелость, рожденная страстью, кипела внутри. Кровь гудела в ушах, заглушая визгливую музыку. Аркадий Петрович был необычайно возбужден и чего-то хотел. Вот только не мог понять, чего именно, но был готов двигать горы и исследовать самые потаенные глубины.

Принесли новые бокалы. Аркаша преодолел стеснительность и впервые прямо взглянул на женщину этого мира. Было что-то необычайно завораживающее в вульгарной красоте ее почти обнаженного тела. Зрение Аркадия Петровича немного затуманилось, и он не мог рассмотреть ее лица. Но его взор утешал водопад пышных золотистых волос, лишь немного прикрывавших чудесную грудь. Хотелось прикоснуться к ней, потрогать яркие вишенки сосков… прильнуть к ней…

Аркадий покраснел, но был не в силах отвести от нее взгляд. Даже когда, чуть задев его бедром, она повернулась и удалилась, растворившись в многоликой толпе, он продолжал грезить ею. Не глядя, он схватил новый стакан и залпом осушил его.

Что-то обожгло его изнутри. Аркадий Петрович задохнулся и закашлялся.

– Какой ты горячий и нетерпеливый, мой милый, – похлопал его по спине Джетти. – Ведь это совсем другой напиток. Надо было смаковать по глоточку, пока его тепло по капельке вытесняет твое напряжение.

Джетти похлопывал уже чуть ниже, перейдя к ласковым поглаживаниям, но Аркадий Петрович не обратил на это внимания. Тело как будто перестало принадлежать ему. Он весь обратился в чувства, слух, а взгляд был прикован к сцене, где какой-то человек, похожий на клоуна, прыгал у музыкального инструмента. Истерзанный инструмент рождал измученные звуки. Аркадию показалось, что это крик о помощи, и он должен немедленно прекратить эту пытку.

– Давай уединимся, я хочу рассказать тебе о своей любви! – жарко шептал ему в ухо Джетти.

– Люб…бви к путешествиям? – Аркаша по-прежнему смотрел на сцену, все остальное сейчас перестало иметь для него значение.

– Да! К путешествиям! По самым укромным и потаенным уголкам твоего тела!..

Но этих слов Аркадий Петрович уже не слышал. Он поднялся и решительно направился к сцене.

Аркаша приближался к сцене, словно сквозь туман, но в то же время, ему казалось, что под ногами раскидывается алая ковровая дорожка. Он не замечал недоуменных лиц, не замечал, как пару раз на кого-то наткнулся, или кто-то наткнулся на него. Его обуревало желание. Он шел к своей цели.

Несколько шагов вверх на сцену, своего рода парение – и вот он над толпой, и должен поприветствовать их. Каждый раз, прикасаясь к музыкальному инструменту, он чувствовал себя причастным к священному таинству. Сейчас он – священнослужитель, а они – его прихожане.