Гонка за счастьем - Светлана Павлова

Меня начинает бить нервная дрожь, мне хочется куда-нибудь спрятаться, уйти в темноту, выключиться, исчезнуть, не быть…

Но я тут, и ни уйти, ни спрятаться не получится, с этим придется жить дальше, ведь у меня немало обязательств на этом свете… А раз так, я должна справиться с собой и со всем остальным, у меня должно хватить сил…

Бывают удары и похуже — Марине, в ее девятнадцать лет, решившейся рожать без всякой поддержки, брошенной моим отцом, было наверняка труднее моего, но она как-то справилась… Та история уже давно закончена — хотя как знать? Может, жизнь и сведет меня с нею — у меня ведь есть сводный младший брат, ее сын…

Пройдет время, закончится и эта банальная история супружеской неверности. И только от меня сейчас зависит, как она закончится, что оставит она мне самой, моей дочери — ведь то, что происходит в настоящем, скоро станет прошлым, где уже ничего нельзя будет исправить…

Но пока еще — не стало, сейчас еще длится настоящее… И меня в нем унизили, элементарно предали и растоптали… Но я не хочу быть несчастной и брошенной неудачницей! Так что же мне делать? Терпеть и удерживать нелюбящего и предавшего меня мужа? Бороться за семью, устраивать слежку, как мать, опускаясь до интриг и хитростей, собирая на него досье, свидетелей? Хочу ли я этого?

Нет, я не хочу такой семьи, такого груза на своей совести, такой памяти… Уж лучше оказаться на щите и стать проигравшей стороной…

Все эти обрывочные мысли и воспоминания ни на минуту не оттесняют внутренней тяжести и тупой, ноющей головной боли… Равнодушные, чуждые мне люди — за тринадцать лет так и не удалось никого встретить, с кем хоть как-то захотелось бы сблизиться! — неторопливо проходят к своим машинам, нагруженные покупками, и выезжают с парковки. Я продолжаю сидеть в машине и пытаюсь убедить себя в том, что нужно найти в себе силы пережить свое несчастье и пройти через обиды, боль, стыд…

— Ничего нет вечного, — говорю я вслух. — Все, конечно, пройдет, все — рано или поздно — проходит…

Нет, нужно как-то остановить это бредовое самокопание и блуждание в прошлом — это не приносит никакого утешения… Чувствую, что еще немного и мне уже не вырваться из круговорота безысходности, но как приказать себе освободиться от всего, чего я уже никак не могу изменить и исправить?..

«Перестань бредить наяву… Очнись…»

Эти заклинания понемногу начинают действовать отрезвляюще, а может, усталость и холод достигают своего предела — меня начинает колотить настоящий озноб…

«Все, безмозглая, доверчивая, романтичная дура, прекрати ныть, делай же что-нибудь, заведи для начала машину и отправляйся домой, твой ребенок нуждается в тебе…»

Мысль о дочери действует как удар хлыста, и я лихорадочно завожу машину… Теперь у меня одно-единственное желание — поскорее выбраться отсюда домой, мне немедленно нужно увидеть ее…

Я гоню на предельной скорости, не обращая внимания на знаки и светофоры…

— Черт с вами со всеми, я вас не боюсь, вы не добьете меня, — кричу я, обращаясь непонятно к кому, — я выберусь из всего этого дерьма, в которое влезла по самые уши, и так просто не сдамся!

Такое лихорадочное переключение на действие странным образом помогает — и хоть мне все еще тяжело, но понемногу что-то отпускает в груди и становится легче дышать… Все, хватит, пора остановиться и подвести черту — да, мне тяжело потому, что я только что узнала об унизительной измене и предательстве мужа, но эта определенность гораздо лучше, чем ожидание непонятно чего — у меня теперь появляется цель…

Эти мысли прибавляют мне решимости и злости — больше никаких ошибок, хватит, нажилась в придуманном мире… теперь только самоконтроль, трезвая оценка ситуации и всех последующих шагов. Быть слабой я просто не имею права, я должна думать о будущем, и не только о своем собственном.

С сегодняшнего дня — никакого нытья… Бывают же обстоятельства, которых не изменить, они — как смена времен года, стихии или выпавший зуб — принадлежат к неумолимой и вечной объективной реальности. Поэтому нужно и к этому удару относиться именно так — принять как свершившийся факт, смириться с ним, но ни в коем случае не позволять себе стать жалким и сломленным ничтожеством, вгоняющим себя в депрессию только потому, что кому-то захотелось новых радостей. И вообще, долой тупую бабью боязнь одиночества — одиночества вдвоем, вернее, втроем, ведь здесь не банальный треугольник. Да и о каком одиночестве может идти речь, когда у меня есть дочь? Это — желанное уединение с ней, родным мне человеком, и это — единственное и неизменное, что остается со мной от прежней жизни. Все остальное должно потерять значение — и потеряет…

ГЛАВА 8

Работы в этом семестре много, и, по крайней мере, днем не остается времени на тяжелые мысли и ненужные сожаления… Думаю, стоит выписать снотворное — все ночи напролет не смыкаю глаз и до одури читаю…

Наверное, из-за бессонницы и общего переутомления все происходящее воспринимается еще туманнее, чем раньше. Работаю в режиме автопилота — что-то объясняю, читаем вслух, повторяем хором, работаем в парах, в лингафонном кабинете, поем, чему-то даже смеемся — кажется, моей шутке… Так толком и не поняла, чему именно, но слушатели расходятся, судя по всему, вполне удовлетворенные происходящим…

Наконец наступает долгожданная пятница — еду домой, отпускаю прислугу, кормлю дочь ужином и думаю лишь о том, чтобы выспаться… Мари сообщает, что мне дважды звонила Клер.

Клер, конечно, умница, добрая душа, беспокоится и не хочет навредить ни мне, ни ему. Все еще на что-то надеется… Интересно, знает ли она уже всю правду? Наверняка — нет, иначе уже давно примчалась бы. Будет лучше, если она узнает все от меня. Я уже немного отошла от первоначального шока и способна общаться, но не сейчас — в присутствии ребенка говорить с ней об этом не буду…

Выключаю телефон — позвоню завтра: Мари уйдет с ночевкой к подружке и я буду свободна целый день.

Утром Клер опережает меня звонком — договариваемся встретиться и пообедать в уютном ресторанчике «Шартье», недалеко от моего дома. Там прекрасно готовят любые дары моря, а их мидии под сырным соусом — пальчики оближешь! В моем придворном ресторанчике я знаю весь персонал и все в нем знают меня. Я неважнецкая кулинарка и нередко заказываю еду на вынос. Здесь знают вкусы моего семейства и кормят нас со скидкой. Всех своих гостей я обязательно тащу сюда — столик нам всегда обеспечен, а моему приходу всегда рады.

Так и есть — увидев меня, Жан радостно улыбается, приветствует нас и проводит к свободному столику. Мы заказываем салат, мидии и бутылку божоле.

Клер справляется о моем здоровье и с беспокойством смотрит на меня — наверное, я похожа на привидение. Достаю пудреницу: действительно, в лице — ни кровинки, под глазами — тени, но ничего не хочется исправлять, хотя косметичка с собой. Сидя напротив солнца, чувствую, что солнечный свет неприятно действует на меня и в глазах начинает резать — сказываются бессонные ночи… Вынимаю из сумки темные очки, надеваю их — как будто спряталась, отгородилась от всего мешающего… Сразу становится легче…

Клер молчит и терпеливо ждет новостей — раз она ничего не говорит, значит, действительно, еще не знает всей правды…

— Клер, на сей раз, кажется, все-таки жена последней узнает подробности. Обыкновенная история, как ты и предполагала, — у него любовница.

— Он тебе сам сказал?

— Мне рассказала Моник — представь себе, ни для кого, кроме нас с тобой, это давно не тайна…

Сказала и тут же пожалела, поняла, что поторопилась, надо было как-то подготовить — она побледнела и полезла в сумочку за сердечными лекарствами, торопливо положила пилюлю в рот и, налив в стакан воды, жадно выпила… Я знала, что у нее давно пошаливает сердце, она не раз говорила, что без лекарств теперь — никуда, но мне не приходилось видеть, как это бывает — вдруг, сразу… С минуту она молчит, сидя с закрытыми глазами, потом, отдышавшись, говорит:

— Чертово сердце, всегда некстати… Не обращай внимания, скоро пройдет… Я так этого боялась… Ты ее знаешь?

— Некая Одиль, его старая связь.

— Боже мой, это же полный кошмар! Он влип! Эта вампирша высосет из него все силы! С другой стороны, может, оно и к лучшему, есть надежда, что это — временное затмение, ведь у него уже был с ней печальный опыт, не переживай… Нет, мне давно нужно было вмешаться…

— Послушай, Клер, я решила поговорить с тобой не потому, что хочу его вернуть, а потому, чтобы ты узнала от меня. Мы с ним уже все обсудили, если этот бред вообще можно назвать обсуждением, и решили развестись — здесь уже ничего нельзя изменить, прими, пожалуйста, этот факт, как сделала это я.