Джесси - Валерий Козырев

– За что выпьем? – спросил он.

– Не знаю, – смутилась Марьяна. Они оба имели самый малый опыт застолий.

– Хорошо, – произнес Гена, чувствуя себя уже заправским тамадой, – давай загадаем желание и выпьем, чтобы оно исполнилось! Идёт?

– Идёт! – согласилась Марьяна.

Они выпили, Гена не выдержал и первый спросил, что она загадала.

– Пусть это пока останется тайной, – чуть помедлила с ответом Марьяна.

– Ну, вот! – притворно обиделся Гена.

– А ты что загадал? – не удержалась, чтобы не спросить, уже Марьяна.

– Я – чтобы ты была счастлива, – не моргнув глазом, соврал Гена, но тут же сознался: – Нет, все-таки не только ты, а мы оба.

– А как мы должны быть счастливы? – продолжала допытываться Марьяна.

– Ну, чтобы у нас было хорошее светлое будущее, – отшутился Гена, но уже серьезно добавил: – Я тоже, Марьяна, пока не могу сказать об этом…

Ведь не мог же он сказать, что его желанием было, чтобы тот зловещий сон не исполнился, и они поднялись к замку по последнему пролету белоснежных ступеней.

– Ну вот, тоже мне – сказочник-загадочник, – в свою очередь в шутку обиделась Марьяна.

Тут заиграла музыка, и на пространство между небольшой сценой, где расположились музыканты, и рядами столиков стали выходить пары.

– Потанцуем? – пригласил Гена.

– Да, – соглашаясь, протянула ему руку, Марьяна.

На школьных вечерах для старшеклассников Гена робел приглашать Марьяну и танцевал больше с Татьяной, так что сегодня они танцевали в первый раз. Ему было приятно вести её в танце, чувствовать под тонким шелком платья гибкую талию, ощущать запах её волос. А Марьяне было спокойно и хорошо рядом с этим высоким, сильным парнем.

– Я люблю тебя, – чуть склонившись, прошептал он.

Марьяна подняла на него сияющие глаза.

– Я тебя тоже, – одними губами, едва слышно ответила она. Сколько любви, искренности и надежды, были вложены ими в эти три слова!

Танец закончился. Возвращаясь к своему столику, оба чувствовали себя чуточку неловко, так, как если бы они целовались в тёмной комнате, и вдруг неожиданно включился свет, и все это увидели. Гена отодвинул стул, галантно помогая ей сесть. Сел сам и до половины наполнил бокалы шампанским; приподнял свой.

– Давай выпьем за тебя.

– И за тебя, – продолжила она, но на этот раз лишь пригубила шампанское. Вновь заиграла музыка, и они опять танцевали, не замечая никого вокруг…

Домой возвращались пешком. На город прохладой опустилась июльская ночь. Дневная суета уступила место ночной тиши. Пустые улицы, гулкие шаги одиноких прохожих… С небес струился серебристый лунный свет. От уличных фонарей на асфальте – длинные светлые дорожки. Тёмные громадины домов с кое-где светящимися окнами. Ночной город прекрасен… Пусть и не первозданной красотой природы, но величием рукотворных сооружений, казалось, заснувших до утра вместе с людьми. Как всегда им не хотелось расставаться и они, обнявшись, еще долго сидели на скамейке под каштаном. Сквозь его ветви им светила луна и только для них далеко в небе мерцали звезды…

Что может быть прекраснее любви? Но вместе с тем, что любовь делает жизнь ярче, красивее, она одновременно и усложняет её. Но сама в себе имеет источник, из которого влюбленные могут пить и взрослеть в этом чувстве, освежаться в нём и побеждать невзгоды. И источник этот – сама любовь. Ещё совсем недавно Гена и Марьяна могли довольствоваться общением друг с другом лишь в своих грезах. А теперь, когда они расставались даже на малое время, – всего лишь до следующей встречи, им казалось, что мир уже не так прекрасен, как когда они были вместе; уже не так радует взгляд небесная синева; и уже солнце не такое яркое и поблекла трава, потеряв свой нежно-зеленый цвет… У любви есть свое бремя, и влюбленные несут его легко. Их не обременяет всегда думать друг о друге, общаться в мыслях, когда нет возможности встретиться, посвящать друг другу все свободное время. В любви это легко, непринужденно и просто. А встреча влюбленных?! Это же целое событие! Гамма чувств, кульминация ожидания! Гена любил Марьяну, Марьяна любила Гену, и казалось, во всем мире нет такой силы, которая могло бы разрушить это чувство. Но есть одна древняя легенда…

На перекрестке трех караванных путей, огражденный со всех сторон высокой каменной стеной, стоял славный древний город. По караванным путям перевозились несметные богатства. С востока величественно переступали верблюды, навьюченные золотом, благовониями и множеством драгоценных камней; со стороны теплого моря везли сладости, шелка и ковры; из холодных стран шли караваны с ладаном, серебром и диковинными мехами. Купцы города вели торговлю, и на его главной площади раскинулся огромный шумный базар, от которого городская казна имела постоянный доход. У всех жителей города была работа и хороший достаток; сироты и вдовы получали положенное им содержание, о его князьях ходили легенды, мужчины города были сильные и храбрые, а его женщинами восхищался Восток. И, когда случалось по этой земле проходить полчищам завоевателей, надежные стены города давали защиту всем, кого набег заставал в пути. И врагам не удавалось одолеть его, ибо защитники города были славные воины.

В городе было достаточно продовольствия, чтобы выдержать даже самую длительную осаду. А вода в него поступала из озера, находящегося в горах, по трубам, зарытым глубоко в землю. И это была великая тайна, о которой знали лишь пятеро мудрецов. И вот однажды, в ту пору, когда со смоковницы опадает цвет и становятся заметны крошечные зеленые завязи плодов, караванные пути опустели. Это означало лишь одно: из степей к городам, утопающим в зелени садов, движется многочисленная свирепая орда. Разрушая и грабя все на своем пути, завоеватели доходили до моря, потом поворачивали в сторону плодородных долин, орошаемых двумя большими реками, доходили до гор и уходили с добычей обратно в бескрайнюю степь, чтобы рассеяться в ней кочевыми родами. И вновь собраться в огромное войско, когда Великий Хан пошлет своих вестников, которые полетят по кочевьям на вороных скакунах, созывая всех в Большой поход.

Но на этот раз в стане кочевников был старший сын одного из мудрецов, знавший, – как наследственную тайну, о трубах, проложенных под землей к озеру. Одержимый тщеславием, он сам пришел к хану и, за обещание сделать его главным визирем города, открыл великую тайну. Лазутчики нашли озеро и отравили его. Сила яда проявилась не сразу, и люди ещё несколько дней пили смертоносную воду. Наконец яд начал действовать, и все жители непобедимого града умерли в один день. И враги без боя завладели несметными сокровищами города, разрушили и сожгли его до основания… А на пепелище колдун орды принес в жертву черного козла и произнес проклятие на это место, чтобы город никогда не был восстановлен. Сыну же мудреца хан велел отрубить голову, а тело выкинуть за стан.

– Если ты предал отца и свой народ, то предашь и меня! – сказал он и отпихнул его ногой, когда тот бросился перед ним на колени, умоляя о пощаде.

Может быть, этот город – прообраз многих и многих отношений, в которых были выложены надежные стены, да и всего другого было достаточно, чтобы они не разрушились. Но в самый главный источник, которым является любовь, вошло нечто отравленное, и погибла жизнь, оставив голые, теперь уже никому не нужные стены…

Перед Новым годом Гена в очередной раз проходил необходимый курс лечения и, как обычно, пролежал в больнице две недели. Зима выдалась как никогда тёплая и на улице стояла самая неприемлемая погода – морозная слякоть. Поэтому большую часть времени больные проводили в палатах. В палате, в которую определили Гену, кроме него лежало еще два человека: болезненного вида мальчик лет двенадцати с редким именем Иннокентий, которого, впрочем, полным именем называла только посещавшая его мама, а все остальные проще – Кеша, и худощавый, подвижный мужчина лет сорока, звали его Леонид. Кеша должен был лечиться в детском отделении, но там не было мест и его временно определили в палату к взрослым. Все свободное от процедур время он рисовал, устроившись за прикроватную тумбочку, не замечая никого вокруг и полностью погрузившись в мир своих художеств. Опять потянулись тягостные больничные дни, отдушиной которых было время с четырех до шести вечера – часы приема посетителей. Марьяна приходила каждый день. Гена заранее спускался в холл, садился на диван и, когда она входила с улицы в вестибюль, не мог налюбоваться ею. Черные сапожки плотно облегали её стройные ноги; узкое пальто темного цвета с воротником из светло-серого песца оттеняло стройную фигуру; белая вязаная шапочка подчеркивала свежесть и красоту её лица. Она была необыкновенно мила и восхитительна! Он шел ей навстречу, целовал в холодные с мороза щёчки и, если бы захотел выразить своё восхищение ею, у него не хватило бы слов, потому что таких слов не существует. Леонид не раз видел их вдвоём в зале. И как-то раз, в один из вечеров, перед тем, как Гена должен был уже выписаться, спросил: