Царская экспертиза - Алексей Ракитин

— Здравствуйте, Алексей Иванович. Давненько изволили не бывать. Извините, если помешал…

Резнельд был фальшив каждым своим жестом и словом. Шумилов был готов заключить какое угодно пари на то, что немецкий юноша подслушивал его разговор с Александрой Максименко от первого слова до последнего; наверняка, стоял где — нибудь за портьерой в соседнем зале, либо через зал, смотрел в щель между дверью и косяком, и боялся чихнуть. А тут вмешался, возмутившись, видимо, провокационной игрой дражайшей «Ксани». «Что ж, голубки, посмотрим на ваш домашний театр», — не без ехидцы подумал Шумилов, но вслух, разумеется, ничего такого не сказал, а поднявшись навстречу Аристарху, широко улыбнулся:

— Доброе утро, дорогой Аристарх Карлович, вот кого действительно приятно видеть, так это вас! Я руководствуюсь тем принципом, что в гости лучше явиться поздно, чем никогда.

— Так что там с этим Петром, Аристарх? — с негодованием в голосе спросила Александра Егоровна, она сбросила с колен персидского кота и вся подобралась в кресле; видимо, сочла появление своего немецкого друга совершенно неуместным. Впрочем, женщина тут же справилась с эмоциями и буквально через секунду уже совсем другим тоном — елейным и умиротворённым — пояснила Шумилову. — Петр — это наш работник наёмный, кровельщик.

— Он ведь, подлец, крышу над каретным сараем не перекрыл давеча, а сейчас такой ливень! Он, шельма, с утра пьяный, а дождь зальёт новый возок, весь бархат погниёт! — с деланным возмущением в голосе запричитал Аристарх.

«Хреновый артист, ни единому слову не верю». — Шумилов в душе потешался над разворачивавшимся перед его глазами представлением.

— Аристарх, ну что ж ты от меня хочешь? Ну, сделай что — нибудь! Что ж мне велеть, чтоб Петра нагайкой отстегали? Так телесные наказания ноне запрещены! — замахала рукой Александра. — Разберись с ним сам, вычти из оплаты, что ли. Ступай давай! Видишь, я с Алексеем Ивановичем дела решаю.

Немец при этих словах пошёл пятнами. Секунд десять он немо таращился на Александру Максименко, видимо, не в силах поверить в то, что она его отсылает, затем пролепетал:

— Ну, так я… пойду что ли… рассчитаю…

— Да, поди, нам надо с Алексеем Ивановичем поговорить! Да дверь затвори!

Резнельд вышел из кабинета точно побитая собака. На него было тяжело смотреть. Сцена эта многое рассказала Шумилову об отношениях немца с вдовою; теперь Алексей не сомневался, что Аристарх живёт в доме вдОвой купчихи на правах любовника.

Между тем, Александра Максименко, видимо, испытывала определённую неловкость от всего произошедшего. Дабы загладить впечатление от бестактного выхода Резнельда пустилась в пространные и вовсе ненужные пояснения:

— Я, знаете ли, Алексей Иванович, в таких делах не очень понимаю. Аристарх Карлович еще при муже покойном, упокой, господь, его душу, стал помогать нам управляться с хозяйством. Да ведь и то сказать — за всем нужен глаз да глаз. Чуть отвлечёшься — ан все норовят обокрасть да обмануть. А уж тем более сейчас, когда я одна, без мужа осталась. Трудно женщине на хозяйстве… Так и что там с нашим делом? Я имею в виду покупку земли… вы так интересно говорили.

Она явно желала переменить тему разговора.

— Да я, собственно, всё уже сказал. В общем — то, мне вполне по силам устроить хорошую скидку при покупке крупного надела. Можно организовать переоценку в сторону понижения и сэкономить двадцать, а то и более процентов от стоимости. Наиболее крупные участки вы уже записали, срок выкупа по ним подойдёт в ближайшие два месяца, но реально прежними хозяевами они выкуплены не будут. Так что определяйтесь… Единственное, на что я считаю нужным обратить ваше внимание, так это на то, что сейчас лето, а это время не очень удачное для покупки. Осенью возможны более выгодные условия, да и предложений будет больше.

— Нет, до осени ждать слишком долго, — сказала, как припечатала Максименко.

Разговор далее потёк поверхностный, совершенно незначительный. Когда речь зашла о местном драматическом театре, красе и гордости Ростова, Александра Егоровна пригласила Алексея Ивановича на бенефис местной примы — г — жи Арсеньевой.

— Сейчас межсезонье, но Арсеньева покидает театр, говорят, в Варшаву приглашена, напоследок даёт бенефис, — пояснила Максименко. — Дата пока не определена, но говорят, что сие памятное событие произойдёт в ближайшую неделю, много, десять дней. У меня ложа забронирована круглогодично. Буду рада, если вы составите нам компанию. Будут все свои — Аристарх и Софья, может быть ещё кто — то из самых близких.

— Почту за честь, — поблагодарил Шумилов.

Он постоянно поглядывал в окно и видел, что бурный южный ливень закончился. Впору было отправляться домой. Отказавшись от обеда и раскланявшись с Александрой Егоровной, он направился к выходу.

Выйдя из дома, Шумилов пару минут постоял на Николаевской улице. Он не спешил уходить, поскольку намеревался возвратиться за забытым зонтиком. Он не забрал у горничной зонт вовсе не потому, что действительно его забыл, а единственно для того, чтобы иметь повод возвратиться назад. Внезапное возвращение с полдороги — старый как мир приём, практикуемый не только рассеянными людьми, но и обманутыми мужьями, и сыскными агентами.

Выдержав некоторую паузу, Шумилов быстрым шагом возвратился к дому Максименко и вышедшей на звук колокольчика горничной объяснил:

— Зонт у вас забыл, подай — ка голубушка.

Девушка не успела повернуться, как Алексей опустил ей в кармашек передника серебряный рубль и проговорил негромко:

— Не очень — то спеши, я пока с Александрой Егоровной попрощаюсь…

Горничная пару секунд испытующе смотрела в глаза Алексея, затем едва заметно кивнула, давая понять, что уловила смысл сказанного и не побежит в комнаты вслед за гостем. Шумилов только того и надо было. В полном одиночестве быстро пошёл хорошо знакомой анфиладой полутёмных комнат вглубь дома. Стали слышны голоса; говорившие явно находились на террасе, видимо, это было любимое место Александры Егоровны.

— Глупый, глупый, ну какой же ты дурашка! — переливался её голос. — Ей Богу, нашёл к кому ревновать — к этому кривоногому коротышке! Я же только тебя люблю! А он — что? — побыл и уехал…

Шумилов приблизился к дверному проёму, который вёл в зал с выходом на террасу, но далее не пошёл — и так всё было неплохо слышно. Какое — то время на террасе шелестела одежда, елозил по половицам стул, разговаривавшие явно были увлечены вознёй, характер которой несложно было представить.

— Я видел, как ты на него смотрела, — послышался глухой сдавленный голос Аристарха. — Ты меня мучишь, да? Ты меня дразнишь, да? Ты не думаешь, что я могу вызвать на дуэль этого козлоногого юриста и уничтожить его!

Шумилов подавил в себе большое и искреннее желание немедля выйти на террасу и дать этому герою хорошую затрещину.

— Ну — у, мой Атилла, вот ещё придумаешь, ты же знаешь — это для дела! Ну, подумай сам, зачем мне нужен ещё кто — то, когда у меня есть ты! Или я не доказала тебе свою любовь?

— Ксанечка, — послышался звук влажных поцелуев, — ну, зачем ты принимаешь этого столичного паяца? Я же тебя просил!.. Он мне не нравится. Да, да, мне не нравится, как он смотрит на тебя! Ты думаешь, он тобой упивается, а на самом деле он тебя ненавидит! Я это вижу! Ты совершенно неправильно истолковываешь его поведение. Ты не понимаешь этого мужчину. Он может стать очень опасен. Знаешь пословицу: у тумы — чёрные думы. Шумиловы, как я слышал, не чистопородные казаки, у них в роду были цыгане. Это тума! Зачем ты его заводишь?

Послышался довольный смех, и Александра Егоровна с нотками удовлетворения в голосе ответила:

— Ха — ха — ха, ты ревнуешь! Ну, так что ж из того, что я мужчинам нравлюсь? Тебе бы радоваться, ведь другие только облизываются, а всё ведь достаётся тебе одному.

— Ты мною играешь! Нет, нет, пусти… я так больше не могу и не хочу! Да, не хочу! — с нажимом сказал он, возвышая голос. — Ты с ним кокетничаешь, а я должен как… как твой лакей подушки носить. И даже руки тебе подать не смею…

— Ну, Сташик, посуди сам, — в голосе Александры зазвучали назидательные нотки, — нам он ну — у — ужен сейчас. Нужен, понимаешь? Сделку нужно будет провернуть по — быстрому, да так, чтоб человек не только из — за гонорара расстарался, а из особого дружеского расположения. Это всегда лучше, чем просто из — за денег. Я пококетничаю немного и куплю этого Шумилова с потрохами, ты понимаешь?

— Ну, а в театр зачем было его приглашать? Я тогда не поеду. Хочешь — езжай с ним одна, — капризничал Аристарх. — А видеть всё это нет больше моих сил. Ты унижаешь во мне мужчину.

— Ну, Сташик, ну, миленький, ну, не куксись. Я и сама хотела тебе предложить. То есть — не ездить… Мы ведь с тобой уже решали, что не время нам сейчас вместе на людях появляться — и так уже толки идут. Надо заткнуть всем сплетникам рты. А так, посуди сам: я появлюсь в театре с новым в городе лицом — все начнут судить да рядить, кто таков, откуда. Узнают, что дворянин, чиновник, что из Петербурга, переключатся на него, и про нас с тобою перестанут говорить.