Том 3. Поэмы 1828-1834 - Михаил Лермонтов

(Дева входит, цветы в руках и на голове, в белом платье, крест на груди у нее).

Дева

Ветер гудёт,Месяц плывет,Девушка плачет,Милый в чужбину скачет.Ни дева, ни ветерНе замолкнут;Месяц погаснет,Милый изменит.

Прочь печальная песня. Я опоздала, Азраил. Такли тебя зовут, мой друг? (Садится рядом).

Азраил. Что до названия? Зови меня твоим любезным, пускай твоя любовь заменит мне имя, я никогда не желал бы иметь другого. Зови, как хочешь, смерть — уничтожением, гибелью, покоем, тлением, сном — она все равно поглотит свои жертвы.

Дева. Полно с такими черными мыслями.

Азраил. Так, моя любовь чиста, как голубь, но она хранится в мрачном месте, которое темнеет с вечностью.

Дева. Кто ты?

Азраил. Изгнанник, существо сильное и побежденное. Зачем ты хочешь знать?

Дева. Что с тобою? Ты побледнел; приметно дрожь пробежала по твоим членам, твои веки опустились к земле. Милый, ты становишься страшен.

Азраил. Не бойся, всё опять прошло.

Дева. О, я тебя люблю, люблю больше блаженства. Ты помнишь, когда мы встретились, я покраснела; ты прижал меня к себе, мне было так хорошо, так тепло у груди твоей. С тех пор моя душа с твоей одно. Ты несчастлив, вверь мне свою печаль, кто ты? откуда? ангел? демон?

Азраил. Ни то, ни другое.

Дева. Расскажи мне твою повесть; если ты потребуешь слез, у меня они есть; если потребуешь ласки, то я удушу тебя моими; если потребуешь помощи, о возьми всё, что я имею, возьми мое сердце и приложи его к язве, терзающей твою душу; моя любовь сожжет этого червя, который гнездится в ней. Расскажи мне твою повесть!

Азраил. Слушай, не ужасайся, склонись к моему плечу, сбрось эти цветы, твои губы душистее. Пускай эти гвоздики, фиалки унесет ближний поток, как некогда время унесет твою собственную красоту. Как, ужели эта мысль ужасна, ужели в столько столетий люди не могли к ней привыкнуть, ужели никто не может пользоваться всею опытностию предшественников? О люди! вы жалки, но со всем тем я сменял бы мое вечное существованье на мгновенную искру жизни человеческой, чтобы чувствовать хотя всё то же, что теперь чувствую, но иметь надежду когда-нибудь позабыть, что я жил и мыслил. Слушай же мою повесть.

Когда еще ряды светилЗемли не знали меж собой,Вте годы я уж в мире был,Смотрел очами и душой,Молился, действовал, любил.И не один я сотворен,Нас было много; чудный крайМы населяли, только он,Как ваш давно забытый рай,Был преступленьем осквернен.Я власть великую имел,Летал, как мысль, куда хотел,Мог звезды навещать поройИ любоваться их красойВблизи, не утомляя взор,Как перелетный метеорЯ мог исчезнуть и блеснуть.Везде мне был свободный путь.

Я часто ангелов видалИ громким песням их внимал,Когда в багряных облакахОни, качаясь на крылах,Все вместе славили творца,И не было хвалам конца.Я им завидовал: ониБеспечно проводили дни,Не знали тайных беспокойств,Душевных болей и расстройств,Волнения враждебных думИ горьких слез; их светлый умБезвестной цели не искал,Любовью грешной не страдал,Не знал пристрастия к вещам,Он весь был отдан небесам.Но я, блуждая много лет,Искал чего, быть может, нет:Творенье сходное со мнойХотя бы мукою одной.И начал громко я роптать,Мое рожденье проклинать,И говорил: всесильный бог,Ты знать про будущее мог,Зачем же сотворил меня?Желанье глупое храня,Везде искать мне сужденоПризрак, видение одно.Ужели мил тебе мой стон?И если я уж сотворен,Чтобы игрушкою служить,Душой бессмертной, может быть,Зачем меня ты одарил?Зачем я верил и любил?

И наказание в ответУпало на главу мою.О, не скажу какое, нет!Твою беспечность не убью,Не дам понятия о том,Что лишь с возвышенным умомИ с непреклонною душойИзведать велено судьбой.Чем дольше мука тяготит,Тем глубже рана от нее;Обливши смертью бытие,Она опять его живит.И эта жизнь пуста, мрачна,Как пропасть, где не знают дна:Глотая всё, добро и зло,Не наполняется она.Взгляни на бледное чело,Приметь морщин печальный ряд,Неровный ход моих речей,Мой горький смех, мой дикий взглядПри вспоминаньи прошлых дней,И если тотчас не прочтешьТы ясно всех моих страстей,То вечно, вечно не поймешьТого, кто за безумный сон,За миг столетьями казнен.

Я пережил звезду свою;Как дым рассыпалась она,Рукой творца раздроблена;Но смерти верной на краю,Взирая на погибший мир,Я жил один, забыт и сир.По беспредельности небесБлуждал я много, много летИ зрел, как старый мир исчезИ как родился новый свет;И страсти первые людейНе скрылись от моих очей.И ныне я живу меж вас,Бессмертный смертную люблю,И с трепетом свиданья часКак пылкий юноша ловлю.Когда же род людей пройдетИ землю вечность разобьет,Услышав грозную трубу,Я в новый удалюся мирИ стану там, как прежде сир,Свою оплакивать судьбу.

Вот повесть чудная моя;Поверь иль нет, мне всё равно —Доверчивое сердце яПривык не находить давно;Однако ж я молю: поверьИ тем тоску мою умерь.Никто не мог тебя любитьТак пламенно, как я теперь.Что сердце попусту язвить,Зачем вдвойне его казнить?Но нет, ты плачешь. Я любим,Хоть только существом одним,Хоть в первый и последний раз.Мой ум светлей отныне стал,И, признаюсь, лишь в этот часЯ умереть бы не желал.

Дева. Я тебя не понимаю, Азраил, ты говоришь так темно. Ты видел другой мир, где ж он? В нашем законе ничего не сказано о людях, живших прежде нас.

Азраил. Потому что закон Моисея не существовал прежде земли.

Дева. Полно, ты меня хочешь только испугать.

Азраил(бледнеет).

Дева. Я пришла сюда, чтобы с тобой проститься, мой милый. Моя мать говорит, что покамест это должно, я иду замуж. Мой жених славный воин, его шлем блестит как жар, и меч его опаснее молнии.

Азраил. Вот женщина! Она обнимает одного и отдает свое сердце другому!

Дева. Что сказал ты? О, не сердись.

Азраил. Я не сержусь, (горько) и за что сердиться?

Ангел смерти*

Посвящается А.М. В***й

Тебе — тебе мой дар смиренный,Мой труд безвестный и простой,Но пламенный, но вдохновенныйВоспоминаньем и — тобой!

Я дни мои влачу тоскуяИ в сердце образ твой храня,Но об одном тебя прошу я:Будь ангел смерти для меня.

Явись мне в грозный час страданья,И поцелуй пусть будет твойЗалогом близкого свиданьяВ стране любви, в стране другой!

Златой Восток, страна чудес,Страна любви и сладострастья,Где блещет роза — дочь небес,Где всё обильно, кроме счастья;Где чище катится река,Вольнее мчатся облака,Пышнее вечер догорает,И мир всю прелесть сохраняетТех дней, когда печатью злаДуша людей, по воле рока,Не обесславлена была,Люблю тебя, страна Востока!Кто знал тебя, тот забывалСвою отчизну; кто видалТвоих красавиц, не забудетНадменный пламеньих очей,И без сомненья верить будетПечальной повести моей.

Есть ангел смерти; в грозный часПоследних мук и расставаньяОн крепко обнимает нас,Но холодны его лобзанья,И страшен вид его для глазБессильной жертвы; и невольноОн заставляет трепетать,И часто сердцу больно, больноПоследний вздох ему отдать.Но прежде людям эти встречиКазались — сладостный удел.Он знал таинственные речи,Он взором утешать умел,И бурные смирял он страсти,И было у него во властиБольную душу как-нибудьНа миг надеждой обмануть!

Равно во все края вселеннойЯвлялся ангел молодой;На всё, что только прах земной,Глядел с презрением нетленный;Его приход благословенныйДышал небесной тишиной;Лучами тихими блистая,Как полуночная звезда,Манил он смертных иногда,И провожал он к дверям раяТолпы освобожденных душ,И сам был счастлив. — Почему жТеперь томит его объятье,И поцелуй его — проклятье?· · ·

Недалеко от береговИ волн ревущих океана,Под жарким небом Индостана,Синеет длинный ряд холмов.Последний холм высок и страшен,Скалами серыми украшен,И вдался в море; и на немОрлы да коршуны гнездятся,И рыбаки к нему боятсяПодъехать в сумраке ночном.Прикрыта дикими кустамиНа нем пещера есть одна —Жилище змей — хладна, темна,Как ум, обманутый мечтами,Как жизнь, которой цели нет,Как недосказанный очамиУбийцы хитрого привет.Ее лампада — месяц полный,С ней говорят морские волны,И у отверстия стоятСторожевые пальмы в ряд.

Давным-давно в ней жил изгнанник,Пришелец, юный Зораим.Он на земле был только странник,Людьми и небом был гоним.Он мог быть счастлив, но блаженстваИскал в забавах он пустых,Искал он в людях совершенства,А сам — сам не был лучше их;Искал великого в ничтожном,Страшась надеяться, жалелО том, что было счастьем ложным,И, став без пользы осторожным,Поверить никому не смел.Любил он ночь, свободу, горы,И всё в природе — и людей —Но избегал их. С ранних днейК презренью приучил он взоры,Но сердца пылкого не могЗаставить так же охладиться:Любовь насильства не боится,Она — хоть презрена — всё бог.Одно сокровище — святынюИмел под небесами он;С ним раем почитал пустыню…Но что ж? всегда ли верен сон? ..

На гордых высотах ЛиванаРастет могильный кипарис,И ветви плюща обвилисьВокруг его прямого стана;Пусть вихорь мчится и шумитИ сломит кипарис высокой, —Вкруг кипариса плющ обвит:Он не погибнет одиноко!..Так, миру чуждый, ЗораимНе вовсе беден — Ада с ним!Она резва, как лань степная,Мила, как цвет душистый рая;Всё страстно в ней, и грудь и стан,Глаза — два солнца южных стран.И деве было всё забавой,Покуда не явился ейИзгнанник бледный, величавый,С холодной дерзостью очей;И ей пришло тогда желанье —Огонь в очах его родитьИ в мертвом сердце возбудитьЛюбви безумное страданье,И удалось ей. — ЗораимЛюбил — с тех пор, как был любим;Судьбина их соединила,А разлучит — одна могила!

На синих небесах лунаС звездами дальними сияет,Лучом в пещеру ударяет;И беспокойная волна,Ночной прохладою полна,Утес, белея, обнимает.Я помню — в этот самый часОбыкновенно нежный глас,Сопровождаемый игрою,Звучал, теряясь за горою:Он из пещеры выходил.Какой же демон эти звукиВолшебной властью усыпил?..Почти без чувств, без дум, без сил,Лежит на ложе смертной мукиМладая Ада. ВетерокНе освежит ее ланиты,И томный взор, полуоткрытый,Напрасно смотрит на восток,И утра ждет она напрасно:Ей не видать зари прекрасной,Она до утра будет там,Где солнца уж не нужно нам.У изголовья, пораженныйБоязнью тайной, ЗораимСтоит — коленопреклоненный,Тоской отчаянья томим.В руке изгнанника белеетДевицы хладная рука,И жизни жар ее не греет.«Но смерть, — он мыслит, — не близка!Рука — не жизнь; болезнь простая —Всё не кончина роковая!»Так иногда надежды светЯвляет то, чего уж нет;И нам хотя не остаетсяДля утешенья ничего,Она над сердцем всё смеется,Не исчезая из него.

В то время смерти ангел нежныйЛетел чрез южный небосклон;Вдруг слышит ропот он мятежный,И плач любви — и слабый стон,И, быстрый как полет мгновенья,К пещере подлетает он.Тоску последнего мученьяДух смерти усладить хотел,И на устах покорной АдыСвой поцелуй напечатлел:Он дать не мог другой отрады!Или, быть может, ЗораимЕще замечен не был им…Но скоро при огне лампадыНедвижный, мутный встретив взор,Он в нем прочел себе укор;И ангел смерти сожаленьеВ душе почувствовал святой.Скажу ли? — даже в преступленьеОн обвинял себя порой.Он отнял всё у Зораима:Одна была лишь им любима,Его любовь была сильнейВсех дум и всех других страстей.И он не плакал, — но понятноПо цвету бледному чела,Что мука смерть превозмогла,Хоть потерял он невозвратно.И ангел знал, — и как не знать?Что безнадежности печатьВ спокойном холоде молчанья,Что легче плакать, чем страдатьБезвсяких признаков страданья.

И ангел мыслью пораженДостойною небес: желаетВознаградить страдальца он.Ужель создатель запрещаетНесчастных утешать людей?И девы труп он оживляетДушою ангельской своей.И, чудо! кровь в груди остылойОпять волнуется, кипит;И взор, волшебной полон силой,В тени ресниц ее горит.Так ангел смерти съединилсяСо всем, чем только жизнь мила;Ноум границам подчинился,И власть — не та уж, как была,И только в памяти туманнойХранит он думы прежних лет;Их появленье Аде странно,Как ночью метеора свет,И ей смешна ее беспечностьИ ей грядущее темно,И чувства, вечные как вечность,Соединились все в одно.Желаньям друга посвятилаОна все радости свои,Как будто смерть и не гасилаВ невинном сердце жар любви!..

Однажды на скале прибрежной,Внимая плеск волны морской,Задумчив, рядом с Адой нежной,Сидел изгнанник молодой.Лучи вечерние златилиШирокий синий океан,И видно было сквозь туман,Как паруса вдали бродили.Большие черные глазаНа друга дева устремляла,Но в диком сердце бушевала,Казалось, тайная гроза.Порой рассеянные взглядыНа красный запад он кидал,И вдруг, взяв тихо руку Ады,И обратившись к ней, сказал:«Нет! не могу в пустыне долеОднообразно дни влачить;Я волен — но душа в неволе:Ей должно цепи раздробить…Что жизнь? — давай мне чашу славы,Хотя бы в ней был смертный яд,Я не вздрогну — я выпить рад:Не все ль блаженства — лишь отравы?Когда-нибудь всё должен яОставить ношу бытия…Скажи, ужель одна могилаНичтожный в мире будет следТого, чье сердце столько летМысль о ничтожестве томила?И мне покойну быть? — о нет!..

Взгляни: за этими горамиС могучим войском под шатрамиСтоят два грозные царя;И завтра только что заряУспеет в облаках проснуться,Труба войны и звук мечейВ пустыне нашей раздадутся.И к одному из тех царейИдти как воин я решился,Но ты не жди, чтоб возвратилсяЯ побежденным. Нет, скорейВолна, гонимая волнамиПо бесконечности морей,В приют родимых камышейВоротится. Но если с намиПобеда будет, я принестьКлянусь тебе жемчуг и злато,Себе одну оставлю честь…И буду счастлив, и тогда-тоМы заживем с тобой богато…Я знаю: никогда любовьГеройский меч не презирала,Но если б даже ты желала…Мой друг, я должен видеть кровь!Верь: для меня ничто угрозыСудьбы коварной и слепой.Как? ты бледнеешь?.. слезы, слезы?Об чем же плакать, ангел мой?»И ангел-дева отвечает:«Видал ли ты, как отражаетРучей склонившийся цветок?Когда вода не шевелится,Он неподвижно в ней глядится,Но если свежий ветерокВолну зеленую встревожит,И всколебается волна,Ужели тень цветочка можетНе колебаться, как она?Мою судьбу с твоей судьбоюСоединил так точно рок,Волна — твой образ, мой — цветок.Ты грустен, — я грустна с тобою.Как знать? — быть может, этот часПоследний счастливый для нас!..»

Зачем в долине сокровеннойОт миртов дышит аромат?Зачем?.. Властители вселенной,Природу люди осквернят.Цветок измятый обагритсяИх кровью, и стрела промчитсяНа место птицы в небесах,И солнце отуманит прах.Крик победивших, стон сраженныхПринудят мирных соловьевИскать в пределах отдаленныхИных долин, других кустов,Где красный день, как ночь, спокоен,Где их царицу, их любовь,Не стопчет розу мрачный воинИ обагрить не может кровь.

Чу!.. топот… пыль клубится тучей,И вот звучит труба войны,И первый свист стрелы летучейРаздался с каждой стороны!Новорожденное светилоС лазурной неба вышиныКровавым блеском озарилоДоспехи ратные бойцов.Меж тем войска еще сходилисьВсё ближе, ближе, — и сразились;И треску копий и щитов,Казалось, сами удивились.Но мщенье — царь в душах людейИ удивления сильней.

Была ужасна эта встреча,Подобно встрече двух громовВ грозу меж дымных облаков.С успехом равным длилась сеча,И всё теснилось. Кровь рекойЛилась везде, мечи блистали,Как тени знамена блуждалиНад каждой темною толпой,И с криком смерти роковойНа трупы трупы упадали…Но отступает наконецОдна толпа; и побежденныйУж не противится боец;И по траве окровавленнойСкользит испуганный беглец.Один лишь воин, окруженныйВраждебным войском, не хотелЕще бежать. Из мертвых телВокруг него была ограда…И тут остался он один.Он не был царь иль царский сын,Хоть одарен был силой взглядаИ гордой важностью чела.Но вдруг коварная стрелаПронзила витязя младого,И шумно навзничь он упал,И кровь струилась… и ни словаОн упадая не сказал,Когда победный крик раздался,Как погребальный крик, над ним,И мимо смелый враг промчался,Огнем пылая боевым.

На битву издали взираяС горы кремнистой и крутой,Стояла Ада молодаяОдна, волнуема тоской,Высоко перси подымая,Боязнью сердце билось в ней,Всечасно слезы набегалиНа очи, полные печали…О боже! — Для таких очейКто не пожертвовал бы славой?Но Зораиму был милейДевичьей ласки путь кровавый!Безумец! ты цены не зналВсему, всему, чем обладал,Не ведал ты, что ангел нежныйОставил рай свой безмятежный,Чтоб сердце Ады оживить;Что многих он лишил отрадыВ последний миг, чтоб усладитьТвое страданье. Бедной АдыМольбу отвергнул хладно ты;Возможно ль? ангел красотыТебе, изгнанник не дорожеНадменной и пустой мечты?..Она глядит и ждет… но что же?Давно уж в поле тишина,Враги умчались за врагами,Лишь искаженными теламиДолина битвы устлана…Увы! где ангел утешенья?Где вестник рая молодой?Он мучим страстию земнойИ не услышит их моленья…

Уж солнце низко — Ада ждет…Всё тихо вкруг… он всё нейдет!..Она спускается в долинуИ видит страшную картину.Идет меж трупов чуть дыша;Как у невинного пред казньюНадеждой, смешанной с боязнью,Ее волнуется душа.Она предчувствовать страшится,И с каждым шагом воротитьсяОна желала б; но любовьПревозмогла в ней ужас вновь;Бледны ланиты девы милой,На грудь склонилась голова…И вот недвижна! — ТаковаБыла б лилея над могилой!Где Зораим? — Что, если онУбит? — но чей раздался стон?Кто этот раненый стрелоюУ ног красавицы? Чей гласТак сильно душу в ней потряс?Он мертвых окружен грядою,Но час кончины и над ним…Кто ж он? — Свершилось! — Зораим.

«Ты здесь? теперь? — и ты ли, Ада?О! твой приход мне не отрада!Зачем? — Для ужасов войныТвои глаза не созданы,Смерть не должна быть их предметом;Тебя излишняя любовьВела сюда — что пользы в этом?..Лишь я хотел увидеть кровьИ вижу… и приход мгновенья,Когда усну, без сновиденья.Никто — я сам тому виной…Я гибну! — Первою звездойНам возвестит судьба разлуку.Не бойся крови, дай мне руку:Я виноват перед тобой…Прости! Ты будешь сиротой,Ты не найдешь родных, ни крова,И даже — на груди другогоНе будешь счастлива опять:Кто может дважды счастье знать?

«Мой друг! к чему твои лобзаньяТеперь столь полные огня?Они не оживят меняИ увеличат лишь страданья,Напомнив, как я счастлив был;О если б, если б я забылЧто в мире есть воспоминанья!Я чувствую, в груди моейВсё ближе, ближе смертный холод.О, кто б подумал, как я молод!Как много я провел бы днейС тобою, в тишине глубокой,Под тенью пальм береговых,Когда б сегодня рок жестокойНе обманул надежд моих!..Еще в стране моей родимойГадатель мудрый, всеми чтимый,Мне предсказал, что час придет —И громкий подвиг совершу я,И глас молвы произнесетМое названье торжествуя,Но…» Тут, как арфы дальней звон,Его слова невнятны стали,Глаза всю яркость потерялиИ ослабел приметно он…

Страдальцу Ада не внимала,Лишь молча крепко обнимала,Забыв, что у нее уж нетЧудесной власти прежних лет;Что поцелуй ее бессильный,Ничтожный, как ничтожный звук,Не озаряет тьмы могильной,Не облегчит последних мук.Меж тем на своде отдаленномОдна алмазная звездаЯвилась в блеске неизменном,Чиста, прекрасна как всегда,И мнилось: луч ее не знает,Что̀ на земле он озаряет:Так он игриво нисходилНа жертву тленья и могил.И Зораим хотел напрасноПоследним ласкам отвечать;Всё, всё, что может он сказать —Уныло, мрачно — но не страстно!Уж пламень слез ее не жжетЛаниты хладные как лед,Уж тихо каплет кровь из раны;И с криком, точно дух ночной,Над ослабевшей головойЛетает коршун, гость незваный.И грустно юноша взглянулНа отдаленное светило,Взглянул он в очи деве милой,Привстал — и вздрогнул — и вздохнул —И умер. С синими губамиИ с побелевшими глазами,Лик — прежде нежный — был страшнейВсего, что страшно для людей.

Чья тень прозрачной мглой одета,Как заблудившийся луч света,С земли возносится туда,Где блещет первая звезда?Венец играет серебристыйНад мирным, радостным челом,И долго виден след огнистыйЗа нею в сумраке ночном…То ангел смерти, смертью тленнойОт уз земных освобожденный!..Он тело девы бросил в прах:Его отчизна в небесах.Там всё, что он любил земного,Он встретит и полюбит снова!..

Всё тот же он, и власть егоНе изменилась ничего;Прошло печали в нем волненье,Как улетает призрак сна,И только хладное презреньеК земле оставила она:За гибель друга в нем осталосьЖеланье миру мстить всему;И ненависть к другим, казалось,Была любовию к нему.Всё тот же он — и бесконечностьКак мысль он может пролетать,И может взором измерятьЛета, века и даже вечность.Но Ангел смерти молодойПростился с прежней добротой;Людей узнал он: «состраданьяОни не могут заслужить;Не награждение — наказаньеПоследний миг их должен быть.Они коварны и жестоки,Их добродетели — пороки,И жизнь им в тягость с юных лет…»Так думал он — зачем же нет?..

Его неизбежимой встречиБоится каждый с этих пор;Как меч — его пронзает взор;Его приветственные речиТревожат нас, как злой укор,И льда хладней его объятье,И поцелуй его — проклятье!..

Моряк*