Феллах - Абд ар-Рахман аш-Шаркави

— Тафида! — закричал он. — Позови садовника. Пусть немедленно соберет пчел. Вот бездельник! Куда он только смотрит?! Стоило бею уехать, как он всех пчел выпустил!

В саду, примыкавшем к дому, была пасека. Чуть поодаль находился хлев для домашнего скота и небольшой дворик для птицы, за которой ухаживала сама хозяйка.

— У Ризка-бея и пчелы есть? — поинтересовался я у шейха.

— На все воля аллаха! Почему бы ему не иметь пчел? Наш бей весьма достойный человек, и аллах к нему милостив. Пасека у него вон там, за деревьями, а за садом — выгон для телят. А это, вдоль стены, виноград посажен. Прямо как в райских кущах! Ты посмотри, какие пальмы!

«Да, здесь и впрямь как в раю, — подумал я. — Только вряд ли в раю к пальмам привязывают людей и бьют кнутами. А в хозяйственной хватке Ризку нельзя отказать, что и говорить. Да, деньги делать он умеет!»

— Ты прав, шейх Талба! Аллах не обидел Ризк-бея. Все-то у него есть: и мед, и молоко, и яйца, и мясо, и фруктов в избытке — даже другим дает и денежки за это получает. Кажется, чего человеку не хватает? Зачем еще на чужое зариться? Ты не можешь, шейх Талба, ответить мне, откуда у него такая жадность? Неужели ему мало своей земли? Почему он отбирает у крестьян то, что ему не принадлежит? Или у него нет денег, чтобы заплатить за пользование кооперативными машинами для обработки земли, вот он и отбирает последние гроши у бедного крестьянина за аренду машин, которыми тот никогда не пользовался?

— Что ты несешь? Аллах тебя разума лишил, что ли? Разве тебе Ризк сделал что-нибудь плохое? Или он тебе кровный враг? Не иначе как слуги дьявола да всякие безбожники вбили тебе в голову такие дурные мысли и вложили в уста твои неразумные речи. Неужели Ризк заслужил подобные нападки? Нет и нет, тысячу раз нет — аллах тому свидетель! Я готов поклясться!.. Земля, которую он, как ты говоришь, отобрал у бедняков, испокон веков принадлежала его семье. Уж поверь, я-то знаю. Ею владели и дед его, и отец. Потом случилось так, что старый бей, отец Ризка, вынужден был продать ее эмиру. Теперь же эта земля по праву принадлежит тому, кто ее обрабатывает. А кто ее обрабатывает? Разве не Ризк? Конечно, ему помогают те, кто считаются совладельцами. Но сами-то они сумели бы обработать эту землю? Ты спроси их! У них нет ни знаний, ни средств. Да и работать они не умеют. И Ризк их учит вести хозяйство. Они дают ему свои руки, а он им — свой опыт. За это они должны быть ему только благодарны. Ну, а разговоры о кооперативных машинах, которыми он пользуется и якобы бесплатно — пустая болтовня. Все это выеденного яйца не стоит. Да что тут говорить! Не только земля — вся деревня со всеми ее жителями с давних времен принадлежала семье Ризка. И все работали на него бесплатно и не роптали. Да еще как работали! С утра до поздней ночи. Теперь разве так работают? Да что зря говорить! Во всяком случае, в обморок никто не падает. Я лично таких случаев не знаю. Вместо того чтобы языком трепать, людям следовало бы благодарить аллаха и его пророка. Ну скажи, что плохого в том, что Ризк получает со своих семнадцати федданов больше дохода, чем некоторые со ста? Этому только радоваться надо. Значит, аллах к нему милостив. Всевышний только достойных награждает своими щедротами. Кто хорошо трудится — тот хорошо и зарабатывает. Разве не так?

Появилась Тафида с подносом в руках. Она поставила перед нами позолоченные чашечки с изображением амуров. Произведения искусства тончайшей работы — музейные вещи.

— Нравится? — с улыбкой спросил шейх Талба, перехватив мой восхищенный взгляд. — Бей купил на аукционе, когда распродавалось имущество эмира. А как ты думаешь, откуда их взял эмир? Купил? А за какие деньги? За те, которые получил с земли, приобретенной за бесценок у отца Ризка. Теперь эти чашечки вместе с землей вернулись к их законному владельцу. Самим аллахом и его пророком предписано, что человек имеет право наследовать землю, которая принадлежала его предкам. Долго она переходила из рук в руки, а теперь ее с полным правом снова обрел Ризк-бей…

В это время вошла жена Ризка. Она поздоровалась по всем правилам этикета — церемонно и с достоинством — и села напротив меня, подчеркивая тем самым свое особое расположение к гостю. Заметив, что я сижу, как и шейх Талба, на простом стуле, жена Ризка попросила меня пересесть.

— Прошу вас, устраивайтесь поудобнее, — сказала она, указывая мне на помпезное и огромное, как королевский трон, кресло. — Усаживайтесь сюда, это кресло Ризк-бея. Редкая, можно сказать антикварная, вещь. Знаете, сколько лет этому креслу? По меньшей мере лет двести.

— Я слышал, это кресло французское, — поспешил вставить шейх Талба. — Забыл только, как этот стиль называется. Приобрели его тоже на аукционе во дворце эмира. Но еще раньше оно принадлежало старому бею, отцу Ризка. Он привез его из-за границы.

— Да, шейх прав, — подтвердила хозяйка дома, — кресло это французской работы. Оно выполнено в стиле эпохи французского короля Людовика XV.

— Такие кресла увидишь разве только в Париже, — произнес шейх, косясь в мою сторону.

Я промолчал. «Нет, любезнейший шейх, тебе не удастся втянуть меня в разговор о Париже! Напрасно стараешься!»

Пропустив его слова мимо ушей, я с нескрываемым интересом приглядывался к хозяйке дома. И невольно залюбовался этой статной, величественной женщиной с тонкими чертами лица, свидетельствующими о благородном происхождении. На ней было скромное шерстяное платье желтого цвета, плотно облегающее стройную, изящную фигуру. Черные густые волосы схвачены зеленой шелковой косынкой. Большие выразительные глаза — карие с зелеными зрачками — словно избегали взгляда. Она явно боялась встретиться глазами со мной, отводя взгляд в сторону. А может, она вообще никогда не смотрела в глаза мужчине, даже своего мужа.

«Чего, спрашивается, уставился на нее, глаза вытаращил», — попытался я пристыдить самого себя. Но тут же вынужден был признаться, что мне нравится смотреть на эту женщину: на ее стройную фигуру, правильные черты лица, точеный римский нос, чувственные полные губы, открытый, высокий лоб, прозрачную белую кожу… Трудно поверить, что она мать взрослой дочери! Ей самой больше тридцати не дашь. Вот только сейчас, когда она повернулась к Тафиде, попросив ее принести из гостиной сигареты, я заметил несколько предательских складок на подбородке. Но все равно она выглядит очень молодо для своего возраста. Впрочем, что мне за дело, как она выглядит. Будь она молодой или старой, красивой или уродливой, меня это не должно интересовать. У меня дело к ее мужу — Ризк-бею. Подумать только — какой красивой женщиной владеет Ризк. Наверняка он считает ее такой же собственностью, как фруктовый сад, пчелиные улья, ферму! Разве может такое неземное создание принадлежать человеку, способному до полусмерти, зверски избивать беззащитного, привязанного к дереву юношу? Как он может после этого смотреть в ясные глаза этой женщины? Неужели руками, сжимавшими кнут, ласкал он потом это прекрасное тело? А мне-то что? Почему меня это задевает?..

— Да, вашей милости должно быть известно, что мой муж пережил в последнее время немало неприятностей, — нарушила тягостное молчание хозяйка дома. — Он сейчас, как никогда, нуждается в тихой жизни и покое. Вовсе не потому, что он сын знатного человека или влиятельный бей. Я знаю, теперь такие люди не в почете. Как их только не называют — и феодалами и реакционерами! Но мой муж совсем не такой. Он имеет право и на уважение и на отдых. Всю свою жизнь он трудился для крестьян. Жил среди них, работал с ними. А кто не знает отца моего мужа, царство ему небесное? Он всегда был самым верным защитником крестьян…

Она говорила это ровным, размеренным голосом. Речь текла напевно и плавно, точно музыка. И лицо стало одухотворенным и оттого еще более прекрасным. Чувствовалось, говорит она искренне, не допуская даже мысли о том, что кто-то может поставить под сомнение правоту ее слов.

— Тем не менее, — продолжала она, — все в деревне относятся с предубеждением к Ризку и к уполномоченному… Я даже не знаю, чем это объяснить. В чем причина? Я не отрицаю, Ризк иногда поступает опрометчиво и ошибается. Но он это делает без злого умысла. И ему можно простить его промахи. С кем не бывает. Ведь он приносит обществу большую пользу: кормит его членов и тем самым повышает его благосостояние. К тому же моего мужа никак нельзя назвать феодалом. У него всего каких-то семнадцать федданов земли и вот этот так называемый дворец… Вы сами видите, что это такое…

В ее голосе звучали нотки неподдельного недоумения и негодования. Все это не оставляло никаких сомнений в ее привязанности и верности мужу. Так самоотверженно защищать и расхваливать достоинства супруга может только горячо любящая женщина. И не просто любящая. Было очевидно, что она куда умнее и образованнее своего супруга-мужлана.