Наследник для авторитета - Анна Сафина

– Правильно, Армен, за бабу, что у тебя работала, – при моих словах замечаю, как незаметно для глаз дергается его тело.

Хмурюсь, понимая, что не наблюдай за ним пристально, этот факт мог бы от меня ускользнуть.

– Так скажи мне, – делаю паузу, накаляя обстановку до предела, – ты поишь своих тёлок той бурдой, что предотвращает от ублюдков, что могут понести твои девки?

– Д-да, конечно, регулярно, почти у всех вообще спираль стоит, – мелко и быстро кивает, промачивает лоб той тряпкой, – с этим у меня строго.

Встаю, откидываю стул, тот с грохотом падает на пол. Подхожу ближе, нависая над этим трусливым боровом.

– Так скажи, Армен, – выделяю его имя отдельно, – какого хрена эта Эльфи беременна от меня?

Дергаю его к себе за грудки, уравнивая наши взгляды на одном уровне. Чувствую, как бешено колотится его сердце, как потеет тело. Мерзость, отвратительный вкус чужого страха противен до тошноты.

– Ну, она…, – пульс ускоряется хлеще прежнего, наводя меня на определенные подозрения, – ну, она – не постоянная работница…

– Это я уже понял, жирный, – кидаю его обратно.

Его тело с шумом грузно падает на спинку дивана, тот от такой натуги жалобно скрипит, но выдерживает человеческий вес.

– А за что ты бабки взял, гнида? – выплевываю с отвращением, ненавидя всю эту ситуацию.

Стоило еще в тот раз насторожиться, когда поняла, что девчонка – целка гребаная. По реакции Армена понятно, что это случайность, но это и раздражает больше всего.

– Я все верну, – он резво кидается к шкафу, вскрывает свой сейф, достает пачки купюр и дрожащими руками преподносит их мне, – но Вам же понравилось? Наверняка девственница, недотрогу все строила…

Брезгливо смотрю на нал, окидываю взглядом его покрасневшую рожу. Не буду сейчас марать об него руки, убью нахер.

– Заткни пасть, – кидаю ему и иду к выходу.

Что ж, Эльвира, я окончательно убедился, что ты не типичная ночная бабочка, но все же склонна к жадности. Деньги, переданные через Макса, приняла без зазрения совести. Насчет стриптиза минус грех, но все еще недостаточно, чтобы заслужить воспитывать моих детей. Зря сказал о твоей беременность этому уроду, но вряд ли после этой ночи он сможет когда-либо открыть свой хлебальник. Мертвые не говорят.

Глава 9

Я нахожусь в этом доме уже несколько дней. С тех самых пор, как Шамиль оставил меня на попечение Хаят, я видела его только издалека. Он уходит очень рано, а возвращается поздно. Если вообще приходит домой ночевать. В груди тлеет какое-то неприятное чувство, но я гашу его на корню. Нечего думать об этом гаде.

Комната, в которую меня поселили, светлая и просторная, с большой удобной кроватью и отсутствием каких-либо режущих предметов. Предусмотрительно, но ко мне не относится, подобных мыслей у меня никогда не возникало, даже в самые худшие времена. Внезапно раздается стук.

– Эльвира, – прохладный голос Хаят, – хозяин ждет Вас к ужину.

Задерживаю дыхание, живот сводит болезненным спазмом, но я встаю, не чувствуя под собой пола. Выдыхаю, делаю глубокий вдох и иду к выходу. Перед смертью, как говорится, не надышишься. Делаю шаг из своей уединенной комнаты, не ожидая от этой встречи ничего хорошего. Спускаюсь и иду в сторону обеденной залы. В этом доме с этим строго – завтрак, обед, ужин только по расписанию и внизу. Пару раз я настаивала, что мне лучше в комнате, но никто меня не слушал, так что я лишний раз убеждалась, что мое слово здесь ничего не значит. Встаю возле двери и не решаюсь войти. Вот только, видимо, мое присутствие для него не секрет.

– Проходи, Эльвира, – раздается мужской приказ.

Тяжелый, холодный, без лишних эмоций. Сглатываю и толкаю дверь, ступая в обитель Преисподней.

– Присаживайся, – даже не поднимает на меня взгляда, делает просто широкий жест рукой в сторону накрытого стола.

А там пир. Когда я сидела тут одна, меня пичкали только постной едой, без излишеств. На секунду становится обидно, но я гашу это чувство, не позволяя нелепому ростку этого противного чувства пустить в моей душе отравленные корни. Сажусь молча, беру приборы и не отказываюсь от угощений. Когда еще придется насладиться пищей.

– Итак, – бросает салфетку на стол, – нам нужно поговорить.

Поджимаю губы, сдерживаю стон, настолько неприятно мне давно не было. Я знаю, о чем пойдет речь, но, сколько бы ни думала об этом, выхода не находила. Да и подготовить себя к такому невозможно.

– О чем? – спрашиваю, не в силах терпеть тишину и молчание, прерываемое лишь тиканьем часов.

И это так сюрреалистично, но в то же время отражает мое состояние, что мне не по себе.

– Мой юрист подготовил документы на подпись, – берет лежащую в углу стола папку, открывает и протягивает мне.

Ничего другого, как взять ее, не остается. Я бездумно пролистываю листы, буквы и цифры расплываются в непонятное месиво, не позволяя понять, что там написано. И спустя пару минут бесполезного рассматривания я вынужденно сдаюсь и кладу их на дубовую поверхность. Поднимаю взгляд на Шамиля, который продолжает внимательно за мной наблюдать, и краснею. Не от смущения, нет, от злости и негодования. Кое-что прочитать мне все же удалось.

– Это неприемлемо, – единственное приличное, что могу сказать.

– Что тебя не устраивает? Сумма? Это можно обсудить, – наклоняет голову набок и произносит таким тоном, будто мы обсуждаем обычную продажу дивана или телевизора.

– Вы и правда думаете, что я откажусь от своего ребенка? – как не сдерживаю себя, но скрыть ярость и возмущение не получается.

Внутри меня все кипит, желая вырваться бушующим торнадо, но я пока что контролирую себя. Вот только в уголках глаз скапливается влага. От несправедливости, что из раза в раз преследует меня, куда бы я ни подалась. Почему так? Почему я?

– Я бы хотел такого варианта развития событий, не скрою, – ухмыляется этот мужлан, затем достает из нагрудного кармана сигарету.

Натыкается на мой выразительный взгляд и приподнимает руки.

– Пардон, забыл, – кидает ее на стол и складывает руки на груди, прожигает меня тяжелым тягучим взором своих черных глаз, – через два месяца я женюсь.

Его слова звучат для меня приговором. Сердце спотыкается, начинает сильно стучать и ходить ходуном, ладошки тревожно потеют.

– И что будет? – чувствую, что после мне придется вести борьбу за своего малыша не только с Шамилем, но и с его избранницей.

– Для тебя ничего не изменится, – пожимает плечами, а затем протягивает руку за договором, – но права на