Палач в нетерпении - Светлана Алешина

— Хочу, — кивнула я.

Он ушел.

Я осталась одна, прикрыв глаза, — полумрак начинал раздражать меня.

— …И вот ведь какая незадача — она падает! С этих своих огромных каблуков, представляете?

— …Не надо было ему этого делать. Как в «Уилте», помните?

Я резко обернулась, пытаясь определить, что это. Кто это? Откуда это?

Уилт. Шарп.

Может быть, я зацикливаюсь?

Голос, произнесший эту фразу, был бесполым — как любой шепот.

Кто дал двум геям клички Подл и Грязнер? Тот, кто читал Шарпа. Тот, кто отличался совсем не низким интеллектом и в то же время сочетал это с самой низкой подлостью…

Тот, кто не останавливался перед вырыванием страниц из книг для того, чтобы досадить Татьяне.

Я чувствовала, как напряглись мои руки, и в то же время голос внутри пытался остановить меня:

«Саша, почему ты все это связываешь воедино? А если это — простые совпадения?»

А если — нет?

— Сашенька, вы меня заждались? Ради бога, извините! Я мчался так быстро, как только мог, но здесь же повсюду агенты вражеской разведки!

Я подняла глаза. Прямо передо мной стоял с двумя изящными турецкими чашечками Варлаамов. И его глаза смеялись самым наглым образом.

На какое-то мгновение мне показалось, что он мне заговорщицки подмигнул — мол, я знаю, кто ты такая, девочка, можешь не делать свое личико глупеньким!

«Интересно, — подумала я. — А ведь, судя по его шуткам и склонности к иронии, он вполне может оказаться тем самым человеком, который любит Тома Шарпа».

И тем самым человеком, который из всего криминального чтива выберет умного, тонкого и ироничного Блейка…

Его глаза были прозрачными, как у ребенка.

— Кстати, там Пенс скоро сдастся под мощным напором наших «сексуальных меньшинств», — сообщил он, протягивая мне кофе. — Последнее, что я слышал, проходя мимо, это сакраментальное: «Уйди, противный!» Может быть, попытаемся спасти его, а? Жаль парня — не ровен час, склонят его к скользкой дорожке…

— Не склонят, — уверенно отозвалась я и поперхнулась.

— А вы хорошо его знаете, Сашенька? — деланно удивился Варлаамов.

— В общем-то, неплохо, — пришлось признаться мне.

— И откуда же?

— Серегу я знаю благодаря Тане, — соврала я, отводя взгляд в сторону. — А что?

— Так, ничего… Я его тоже хорошо знаю. Говорят, у него есть подружка, и эта подружка работает в сыскном бюро…

Он не отводил от моего лица глаз. Смотрел себе этак спокойненько, с легкой насмешкой.

«Ладно, милый. Не так-то просто тебе заставить меня расколоться, как тебе кажется. Умру — но не признаюсь…»

— Вы ее знаете, Сашенька?

— И откуда же у вас такие сведения о личной жизни Сережи? — поинтересовалась я. — Вы с ним так близки?

— А если не с ним?

Он наклонился к моему лицу и теперь смотрел прямо в мои глаза, та-аким взглядом, что у меня по коже поползли мурашки.

— И с кем же тогда? — выдохнула я, стараясь отодвинуться.

— А вот с этой самой подружкой, — почти прошептал гад Варлаамов.

— Но ведь она — Пенсова подружка, — слабо запротестовала я. — Как это у нее могут быть близкие отношения с вами?

— А я, предположим, пытаюсь ее увести, — сказал он.

Я отодвинулась еще дальше. Мне эти разговоры не нравились. На что он, черт бы его побрал, намекает?

— Вы думаете, это так просто?

— Нет, что вы, Сашенька! Я не сомневаюсь, что это совсем непросто. Но мне так хочется, а если мне чего-то хочется…

Его губы были уже в миллиметре от моих, и я испытывала почти невыносимое желание стукнуть его изо всех сил прямо по губам.

Но он вдруг сам резко отодвинулся и теперь сидел, явно забавляясь моим замешательством.

— Знаете, Сашенька, чего я никогда не мог принять?

Он сказал это грустно, смотря в тот угол, где виднелась стройная фигурка Татьяны, объясняющей что-то Ларчику, оживленно жестикулируя.

— Откуда я могу это знать? — проворчала я. — Я с вами только сегодня имела счастье познакомиться…

— Может быть, вы мне объясните, почему девушки, от которых я без ума, предпочитают совсем иных мужчин?

Сказав это, он встал и шутливо поклонился.

— Если вы немедленно не подойдете к вашему другу Сереже, он может поколотить несчастного Подла, поэтому я вас оставлю. Ненадолго, если позволите…

И после этих слов он быстро исчез, так быстро, что я даже не успела поинтересоваться, кто же был так остроумен, что дал этой «сладкой парочке» такие подходящие имена.

И после его ухода я почувствовала себя совсем плохо.

Как рыбка, выброшенная на пляжный берег. Вокруг ходят какие-то огромные люди в купальниках и трусах, а маленькая рыбка-Сашура валяется на песке, недоуменно разевая ротик, — и куда ж это меня занесло-то?

Вот так примерно я себя и чувствовала.

Кофе я допила, поставила чашечку на изящный столик и поднялась, чтобы пойти освобождать из объятий гея несчастного Пенса, как вдруг мое внимание привлекла фигура в самом углу, такая же одинокая, как и я. Человек стоял, явно стараясь остаться незаметным, сознательно уходя в тень, растворяясь в этой тени, пытаясь сохранить инкогнито.

Я сделала шаг в его сторону, боясь спугнуть свою «добычу».

Он меня не заметил — стоя ко мне спиной, он не сводил глаз с Тани.

Подойдя ближе, я узнала его. Мягко коснулась плеча и тихо позвала:

— Виктор? Что вы тут делаете?

Он дернулся и резко обернулся ко мне.

— Ох, — выдохнул он с облегчением. — Это вы…

— Ну не граф же Дракула. Так почему вы тут?

— А граф Дракула уже здесь, — мрачно усмехнулся Виктор.

— То есть? Я вас не поняла…

— Вот, — протянул он мне лист, вырванный из книги. — Извольте сами полюбоваться. Мне тоже стали присылать странные послания.

Я взяла лист у него из рук.

То, что там было написано, заставило меня улыбнуться, но, когда до меня дошла вся чудовищность этой фразы, я подняла на Виктора глаза.

— «Могут ли женщины убивать»? — прочитала я. — Что это, Виктор… И как это связано с вашим появлением здесь?

— Потому что рядом с этим я нашел приглашение на этот праздник, — грустно усмехнулся он. — О нет, без почерка. Обычная распечатанная открытка… Взгляните сами: «Если вы свободны сегодня вечером, поспешите разделить радость с Татьяной Борисовой и Андреем Володарским. В этот вечер состоится наша помолвка! Не опоздайте на вручение подарков, которое состоится в двадцать ноль-ноль».

Последняя фраза была подчеркнута. — Вот я и торчу тут, совершенно не понимая, зачем меня сюда позвали. Как только я появился, Никитич задергался, как в преддверии нервического припадка, а Татьяна вообще делает вид, что она не знает, кто я такой… Но должен же я понять, почему надо было меня вызывать, и особенно к вручению подарков? До восьми осталось не так уж и много — всего десять минут. Наверное, можно подождать.

У меня из головы не выходило это странное «Могут ли женщины убивать».

Вторая повесть из сборника Чейни.

Женщины…

Неужели это все-таки Лада?

Я поискала взглядом ее внушительную фигуру. Она стояла, довольно спокойно разговаривая с Никитичем. Почему-то я не могла оторвать глаз от ее рук.

Они были почти мужскими. Большими. С длинными и узловатыми пальцами.

Как бы поймав мой пристальный и заинтересованный взгляд, Лада подняла глаза и спокойно посмотрела в мою сторону.

«Могут ли женщины убивать», — снова вспомнила я.

Она смотрела абсолютно спокойным, холодным взглядом.

Потом посмотрела на Татьяну. И — о господи! — сколько ненависти было в ее тяжелом взоре!

Могут ли женщины убивать?

При взгляде на Ладу сразу напрашивался ответ — да, могут!

В полумраке ее лицо приобрело какой-то странный, бледный, землистый оттенок. Улыбка слегка раздвинула ее губы и была скорее похожа на усмешку.

Впрочем, когда я осмотрелась, я с ужасом убедилась, что в этом освещении все выглядят примерно так же. Скорее всего и я ничем не лучше… Андрей Никитич, например, был сейчас похож на графа Дракулу из копполовского фильма. Такой же мертвенно-бледный, с мелкими чертами лица. Только прическа не такая, но залысина тоже дай бог!

Грязнер напоминал все того же ангела, только изрядно напившегося и павшего уж так низко, что и Люциферу не снилось. Кстати, он тоже производил впечатление смертельно обиженного и оттого злого ребенка. Правда, судя по целенаправленным взглядам, опасаться его страшной мести Пенсу все-таки стоило. Вокруг Пенса вьюном вился Подл, явно намереваясь увести у меня моего лучшего друга, толкнув его на дорогу разврата. У Пенса вид был просто несчастный, потому что он из верности долгу и мне все еще пытался вытянуть из Подла бесценную информацию, но когда наши глаза встретились, он взглядом показал мне, что уже устал от этого придурка.