Археолог: солнечный камень (СИ) - Рудин Алекс

Я прошёлся по пляжу, выискивая в полосе прибоя кусочки янтаря. Море часто выбрасывало их, особенно, если ночь была ветреной. Нашёл несколько жёлтых и коричневых крупинок величиной с ноготь большого пальца.

Ссыпав их в карман, я свернул в сторону от моря и отыскал укромную полянку — крохотный песчаный пятачок в густых зарослях шиповника. Разделся до трусов, аккуратно сложил одежду в сторону и занялся делом.

В прошлой жизни после сорока лет я основательно увлёкся йогой. Как правило, сорок лет — это тот самый рубеж, до которого ещё можно дотянуть на ресурсах организма. Но вот после уже приходится браться за дело самому, если не хочешь остаток жизни проползать скрюченной и пыхтящей развалиной.

Когда я поймал себя на том, что не могу без одышки подняться на четвёртый этаж, я встревожился и стал искать — как поправить здоровье. Тут-то и подвернулась йога. Замечательная наука, для овладения которой не требуется ничего, кроме коврика и самодисциплины.

Сегодня у меня даже коврика не было, но чем хуже мягкий тёплый песок?

Я сделал несколько дыхательных упражнений, а потом стал неторопливо и тщательно выполнять начальный комплекс асан. Выбрал самые простые позы — ведь тело, хоть и молодое, нужно приучать к нагрузкам постепенно.

Главное в йоге — правильная поза, баланс и дыхание. Отсчитывая вдохи и выдохи, я закончил начальный комплекс и замер в позе младенца.

— Привет! — сказал прямо надо мной звонкий девчачий голос.

Я неторопливо досчитал секунды, открыл глаза и поднялся. Передо мной стояла Светка.

Видно, она только что закончила свою обычную пробежку по пляжу. Её дыхание ещё было неровным, глубоким. На щеках краснел румянец, на чистом высоком лбу выступили капельки пота.

— Привет, — ответил я, отряхивая песок с коленок и локтей.

— Ты что тут делаешь?

Светка спросила это без вызова, с интересом.

— Занимаюсь, — честно ответил я. — Индийская практика, Хатха-йога. Слышала?

— Слышала, — недоверчиво прищурилась Светка. — Сам выдумал?

Я пожал плечами.

— Нет. В детдоме директор научил. Он несколько лет работал в Индии по образовательной линии, там увлёкся йогой.

— Правда? — глаза Светки расширились.

— Ну, да.

— Слушай, Гореликов! А можешь показать мне несколько упражнений?

— Конечно, — улыбнулся я. — почему бы и нет? Становись рядом, начнём с дыхания.

Я показал Светке позу горы и объяснил, как правильно дышать.

— А это правда, что йоги не стареют до ста лет? — спросила она.

— Правда, — ответил я. — То есть, они, конечно, стареют. Но тело у них остаётся таким же гибким и подтянутым, как и в молодости.

— Здорово! — воскликнула Светка.

Встала ровно, закрыла глаза и старательно засопела.

— Расслабь тело, — сказал я ей, глядя, рак равномерно вздымается под купальником упругая грудь. — У тебя плечи зажаты.

Светка попыталась расслабиться и пошатнулась. Я мягко придержал её за горячее загорелое плечо.

— Эй! Вы что тут делаете?!

Треща кустами шиповника, к нам с озверевшим видом пробирался Светкин ухажёр Жорик.

Апрель 997-го года. Деревня пруссов

— Собирайся, епископ! Арнас хочет тебя видеть!

С этими словами Эрик вошёл в дом, который предоставил под жильё Адальберту и его спутникам. Дом был построен в ожидании свадьбы младшего сына Эрика. Как только молодые сыграют свадьбу — они поселятся в собственном доме, хотя и на общем дворе с родителями. Таковы были обычаи пруссов.

Адальберт торопливо прочитал короткую благодарственную молитву Спасителю. То, что вождь пруссов пожелал сразу встретиться с епископом — это, конечно, хороший знак.

Епископ скинул дорожную рясу и достал из кожаного мешка облачение из тонкого выбеленного полотна. Надел на шею бронзовый епископский крест на длинной медной цепочке. Поверх рясы набросил длинный лёгкий плащ из беличьего меха — с моря дул холодный сырой ветер.

— Я готов, — сказал Адальберт, стискивая в руках дорожное Евангелие в кожаном переплёте.

Эту Евангелие, написанное на тончайшем пергамене, подарил ему наставник в Магдебурге. Его учитель тогда только-только вернулся из земель руссов, где безуспешно склонял тамошнего князя Владимира принять христианство по римскому образцу. Но Владимир предпочёл прислушаться к вероотступникам из Константинополя, у которых были давние связи с Руссией.

— Я пойду с вами, Ваше преосвященство, — сказал Бенедикт, с трудом поднимаясь с широкой лавки.

Вчера вечером, разместив монахов, Эрик первым делом позвал лекаря. Лекарь размотал бинты, осмотрел рану. Затем одобрительно поцокал языком и что-то сказал Эрику.

— Он говорит — хорошо вытащили стрелу и правильно промыли рану морской водой, — перевёл Эрик. — Скоро всё заживёт.

Лекарь достал из кожаной сумки деревянную банку с мазью. Желтоватую мазь он тщательно втёр в кожу вокруг раны, но самой раны касаться не стал. Только промыл её чистой водой, прижал пучок длинного зелёного мха и снова туго перевязал. Потом сказал Эрику ещё несколько слов.

— Он говорит, раненому нужен покой и кислое питьё. Сейчас.

Эрик вышел из дома. Со двора послышался его крик:

— Заринка!

И дальше непонятные слова на прусском. Вскоре в дом пришла жена Эрика с глиняным кувшином. В кувшине оказался кислый морс из каких-то местных ягод. Бенедикт одним духом осушил кувшин и всю ночь спал спокойно, даже почти не ворочался. И утром хотя и выглядел осунувшимся, но жара у него не было, и рука болела терпимо.

Адальберт, который не понаслышке знал, как могут гноиться любые раны, удивился мастерству лекаря пруссов и помолился за спасение спутника.

Вот и сейчас Бенедикт без помощи поднялся с лавки и упрямо повторил:

— Я пойду с вами. Помогу убедить вождя.

Адальберт бросил короткий взгляд на Эрика. Но рыжебородый великан равнодушно ждал, что решат монахи. Тогда епископ решительно кивнул:

— Хорошо. Идём!

Ему и самому стало легче на душе.

По дороге Адальберт с удивлением разглядывал деревню пруссов. Ничего себе!

Отправляясь в дорогу, он представлял себе дикарей, которые ютятся в лачугах из веток, или в наспех вырытых землянках и питаются чуть ли не сырой рыбой. Но всё оказалось иначе.

Пруссы жили в небольших, но добротных деревянных домах. Селение удачно расположилось в излучине широкой реки. Здесь река делала почти полную петлю, огибая невысокий холм. У подножия этого холма и находилась деревня. Единственное не защищённое рекой место пруссы огородили крепким и высоким бревенчатым частоколом. С внутренней стороны по верху стены шёл дощатый помост для лучников. А снаружи от одной излучины реки до другой был вырыт широкий ров, превращавший холм в настоящий остров.

Ров Адальберт видел ещё вчера, когда они только шли в деревню. Им пришлось пройти по узкому деревянному мосту, и епископ с содроганием заметил, что из мутной воды под ними торчат острые деревянные колья.

Да, эту деревню непросто взять приступом. Благодаря удачному положению, она занимала большую площадь. Дома не теснились друг к другу, и располагались свободно, образуя семейные дворы. На вершине холма стоял дом вождя, сам по себе похожий на крепость. Перед ним, у подножия лежала торговая площадь. Сейчас она была пуста — видно, оживала только в дни приезда торговцев.

Адальберт задумался — с кем же торгуют пруссы? Географию епископ знал весьма приблизительно, но припомнил, что к востоку отсюда живут племена огнепоклонников-жемайтов, а ещё дальше лежит та самая Руссия, которую хотел крестить его наставник.

Воистину, христианский мир только кажется большим, пока живёшь в нём. Но стоит выйти за его пределы — и сразу понимаешь, какие огромные скопища язычников окружают оплот истинной веры. Это похоже на масляный светильник, который со всех сторон обступила ночная тьма. И долг каждого христианина заботиться о том, чтобы светильник не угас, а наоборот — разгорелся , как можно ярче. Это и его, Адальберта, долг!