Полет сокола - Смит Уилбур

— Мне нужно с вами поговорить, — объявила она.

Сент‑Джон иронически приподнял бровь.

— Вы не могли подобрать лучшего времени… — Он обвел широким жестом бурлящее море и опасный берег.

— Другого случая не представится, — поспешила объяснить она. — Как только вы бросите якорь в Столовой бухте, мы с братом покинем корабль.

Насмешливая улыбка на губах капитана медленно растаяла.

— Ну, раз вы так решили, значит, нам нечего больше сказать друг другу.

— Я хочу, чтобы вы знали причину.

— Я‑то знаю, — хмыкнул он, — но сомневаюсь, что знаете вы.

Робин впилась в него взглядом, но Сент‑Джон уже скомандовал поворот рулевому, а затем обратился к темному силуэту у подножия грота:

— Мистер Типпу, будьте добры взять еще один риф.

Повернувшись к Робин, Мунго задрал голову, вглядываясь в крохотные фигурки матросов на грот‑рее.

— Скажите, — тихо спросил он, — вам приходилось видеть шестнадцать тысяч акров хлопковых коробочек, готовых к сбору? Вы видели, как кипы хлопка сплавляют на баржах вниз по реке на фабрики? — Она молча смотрела на него. — Я все это видел, доктор Баллантайн, и никто не посмеет утверждать, что с людьми, работающими на моих плантациях, обращаются как со скотом.

— Значит, вы хлопковый плантатор?

— Совершенно верно, а после этого плавания куплю еще и сахарную плантацию на Кубе. Половина груза пойдет в уплату за землю, а другая половина будет выращивать тростник.

— Вы гораздо хуже, чем я думала, — прошептала Робин, — вы не просто служите злу, вы сам дьявол!

— Ваша экспедиция отправляется в глубь континента… — Теперь капитан смотрел ей в лицо. — Когда вы туда доберетесь, если это вообще случится, вы увидите настоящие ужасы, такие жестокости, которые и не снились американским рабовладельцам. Людей косят войны, лихорадка, пожирают дикие звери — какая уж тут вера в небеса! По сравнению с тамошней дикостью бараки и хижины для рабов покажутся раем земным.

— И вы уверяете, что, отлавливая этих несчастных и заковывая их в цепи, вы оказываете им благодеяние?! — возмущенно воскликнула Робин.

— Вы бывали на плантациях в Луизиане? Нет, конечно. Ну так я приглашаю вас туда. Приезжайте как‑нибудь ко мне в гости, в Баннерфилд, и сравните моих рабов с африканскими дикарями — или хотя бы с теми несчастными, что обитают в трущобах и работных домах вашего благопристойного зеленого острова.

Робин хорошо помнила безнадежно спившихся, потерявших человеческий облик бедняков из миссионерской больницы. Она не знала, что ответить.

Сент‑Джон цинично улыбнулся:

— Если подумать, это не что иное, как насильственное обращение язычников. Я вывожу их из кромешной тьмы на пути Господа и цивилизации — фактически выполняю вашу миссию, хотя мои методы куда более эффективны.

Робин вздохнула:

— Вы неисправимы, сэр.

— Я мореплаватель и плантатор, а еще торговец рабами и их хозяин и готов отдать жизнь за свое право быть всем этим.

— И вы еще говорите о праве?! — воскликнула она.

— Да, о праве кошки на мышь, о праве сильного, доктор Баллантайн. Это закон природы.

— В таком случае могу лишь повторить, капитан Сент‑Джон, что намерена покинуть ваш корабль при первой возможности.

— Что ж, очень жаль. — Свирепый взгляд желтых глаз немного смягчился. — Мне бы этого не хотелось.

— Я посвящу всю жизнь борьбе с вами и с такими, как вы.

— Какая женщина пропадет… — Он мрачно покачал головой. — Хотя, с другой стороны, ваше решение дает нам шанс увидеться снова. Надеюсь, так и случится.

— И еще одно, капитан Сент‑Джон: я никогда не прощу вам прошлую ночь!

— А я, доктор Баллантайн, никогда ее не забуду.

Зуга Баллантайн осадил коня у обочины дороги на узком перешейке между отрогами Столовой горы и Сигнального холма. Он соскочил с седла, чтобы дать лошади отдохнуть после тяжелого подъема из города по крутому склону, и бросил поводья слуге‑готтентоту, ехавшему рядом. Зуга слегка вспотел, в висках пульсировала тупая боль после вчерашней пирушки. Великолепное сладкое вино Констанции, одного из лучших виноградников в мире, вызывало похмелье не хуже, чем дешевый грог из портового кабака.

Они сошли на берег пять дней назад, и гостеприимство обитателей Капской колонии превзошло все ожидания. В гостинице на улице Бюйтенграхт пришлось ночевать лишь первую ночь, а наутро Зуга отправился с визитом к мистеру Картрайту, одному из самых солидных местных купцов. Рекомендательные письма от Лондонского миссионерского общества произвели должное впечатление, и путешественники получили в свое распоряжение бунгало для гостей, выстроенное в саду богатого особняка Картрайта на склоне горы над старым парком Ост‑Индской компании.

С тех пор все вечера превратились в веселую круговерть званых ужинов и танцев. Будь на то согласие Робин и Зуги, дни проходили бы так же легкомысленно — с пикниками, морскими прогулками, рыбной ловлей, верховой ездой и долгими неспешными обедами на лужайке под раскидистыми дубами, так живо напоминавшими Англию. Однако Зуга старался избегать развлечений, чтобы успеть завершить подготовку экспедиции. Он наблюдал за выгрузкой снаряжения с «Гурона», что само по себе оказалось задачей не из простых: ящики нужно было поднять из трюма, спустить на лихтеры и перевезти через опасную полосу прибоя в Роггер‑Бэй. Вдобавок понадобилось оборудовать временный склад для груза, в чем снова помог Картрайт. Зуга не раз поминал недобрым словом упрямство сестры, из‑за которой на него свалилось столько работы. Вначале он долго упирался.

— Черт возьми, сестренка, даже отец, когда не было другого выхода, путешествовал с караваном арабских живодеров. В конце концов, если Сент‑Джон в самом деле перевозит негров, мы могли хотя бы выведать, где он их берет и у кого, — в самый раз для отчета обществу.

Однако его доводы не возымели действия: Робин пригрозила написать в Лондон директорам общества да еще и поделиться сведениями с редактором «Кейп таймс». Зуга, сжав зубы, неохотно согласился.

Теперь он с тоской смотрел на «Гурон», который стоял вдали от берега, повернувшись навстречу резкому юго‑восточному ветру. Даже с голыми мачтами красавец корабль, казалось, готов был взлететь. Через день‑другой Сент‑Джон снимется с якоря, а экспедиции придется ждать следующего корабля, который отправится к побережью арабской и португальской Африки.

Зуга передал рекомендательные письма из министерства адмиралу Капской эскадры королевского флота и заручился обещанием всяческого содействия. Тем не менее Баллантайн каждое утро часами осаждал морские агентства и судовладельцев в надежде поскорее отправиться в путь.

— Вот чертовка, — ворчал он, — из‑за нее мы потеряем месяц, если не больше.

Время подпирало. Если не выбраться с зараженного лихорадкой побережья до сезона дождей, риск подхватить малярию станет смертельным.

Сверху донесся пушечный грохот, и над вершиной Сигнального холма поднялось белое облачко дыма. Дозорный пост предупреждал колонистов о приближении гостей. Зуга прикрыл глаза фуражкой и прищурился, вглядываясь в даль. Даже не будучи моряком, он опознал уродливый силуэт и торчащую дымовую трубу британского военного корабля, так упорно преследовавшего «Гурон». Неужели с тех пор прошло две недели? Как быстро летит время… Покачивая мачтами, канонерская лодка заворачивала в Столовую бухту навстречу ветру, за кормой тянулся тонкий черный шлейф дыма. «Гурон» стоял на якоре меньше чем в полумиле. Зуга покачал головой. Встреча враждующих капитанов сулила интересное развитие событий, но в целом он испытывал глубокое разочарование. Будь это торговое судно, оно могло бы подбросить экспедицию к восточному побережью, а так… Зуга резко отвернулся, принял у слуги поводья и стремительно вскочил в седло.

— Куда? — коротко спросил он.

Низкорослый желтокожий юноша в темно‑фиолетовой ливрее — цвета Картрайтов — указал налево. Дорога разветвлялась, переваливая через драконий хребет Капского полуострова и спускаясь к океанскому побережью.