Танцы на минном поле - Владимир Свержин

— Вы разрешите? — В приоткрывшуюся дверь просунулось круглое лицо майора Расторгуева. — Я стучал, вы, видимо, не слышали.

— Да, заходите, Родион Степаныч. Простите, задумался.

— Садитесь. Что-нибудь новенькое?

— Так точно, товарищ подполковник, — майор понизил голос почти до шепота. — Вчера я, как вы мне приказали, велел установить негласное наблюдение за московской комиссией…

— И что? — следователь напрягся, как борзая, почуявшая следы.

— Тут странное дело получается…

— Давайте, давайте, не тяните!

— Вчера полковник Михненко с этим приезжим подполковником устроили пьянку…

Крутый невольно поморщился в ожидании подробного рассказа о том, чего и сколько усидели господа офицеры, и как они буянили после этого. — Вы уверенны, что все это имеет значение для следствия? — Переводя взгляд с лица майора на давешнюю папку, спросил он.

— Вам лучше судить. Разрешите, я продолжу?

— Продолжайте, — пожав плечами, вздохнул Крутый.

— Так вот, разошлись они уже за полночь, но наш командир, почитай, совсем лыка не вязал, а этот приезжий подполковник — ничего, как и не пил вовсе.

— Вот как? — Вновь обретая интерес к обстоятельствам нынешней ночи, заторопил представитель военной прокуратуры.

— После того, как они разошлись, — продолжал Расторгуев, — подполковник вернулся в офицерское общежитие, но перед тем, как идти к себе, тринадцать минут провел в комнате одного из офицеров приехавшей с ним группы. Некоего лейтенанта Сундукова.

— Но это еще может ничего не значить — медленно произнес следователь.

— Вот и я так в начале подумал, — расплылся в улыбке особист, — мало ли, сигарет зашел попросить, или распоряжение на завтрашний день дать.

— Ну?

— Так вот, сегодня этот самый лейтенант, ничем так, особо не занимаясь, приклеился к старшине первой роты старшему прапорщику Захаркину с разговорами: долго ли он здесь служит, не случалось ли чего за это время, особо в последние годы, а паче всего, — что здесь делает комиссия из военной прокуратуры.

— И что же ваш прапорщик? — Скрывая охватившее его возбуждение, проговорил Крутый.

— Как положено! — Майор похлопал себя по груди, где под кителем чистым тоном стучала одна из трех компонент истинного чекиста, — Все при мне сообщил под роспись. Так что, все тут.

"Вот оно! Вот оно и случилось!" — возбужденно думал про себя следователь, вслушиваясь, как учащенно бьется его сердце: "Вот он, след!"

— Спасибо, Родион Степанович, — он поднялся, протягивая майору руку. — Это очень важная информация. Продолжайте наблюдение. Глаз с них не спускайте. Чуть что новое — сразу докладывайте лично мне. Днем, ночью, — не имеет значения.

— Есть, товарищ подполковник! — Расторгуев подскочил, несколько озадаченный таким порывом экспрессии обычно сдержанного и молчаливого следователя.

"Они все знают", — сверлила мозг полковника неотвязная мысль. "Знают куда больше, чем мы. Если это так, то группа Дунаева с боеголовками, очевидно где-то на территории страны. И вся их чертова организация, откуда-то проведав о следствии, принимает меры. В таком случае, ой-ей-ей что может быть! Скажем, отзовет завтра Президент эту комиссию, а послезавтра возьмет, да и долбанет здесь, скажем, склад авиабомб, как раньше под Владивостоком! Тогда тут точно не разберешь, когда и что было", — в эту минуту у Крутыя возникло внезапное желание поднять в ружье комендантский взвод и одну из рот охраны и взять с налету под стражу всю эту, так называемую, "комиссию". Он протянул руку к кнопке звонка.

"А если нет? Если действительно это комиссия из управления по тылу, и действительно подполковник посреди ночи заходил к своему подчиненному за сигаретами, а лейтенант этот, оболтус, допустим, чей-нибудь сынок. А из Москвы сейчас выслан, скажем, для того, чтобы после своих шалостей высокому начальству глаза не мозолить? И старшину он расспрашивает не потому, что работа комиссии его интересует, а оттого, что от безделья мается. Возможно такое? Отчего нет? А если даже и правда, что люди из этой комиссии связаны с группой Дунаева, в командировочном предписании у них совсем другое значится. Вот и доказывай потом, что они отъявленные враги, а вовсе не с тобой приступ паранойи от общего переутомления приключился. " Крутый убрал руку от кнопки звонка и нервно застучал пальцами по столу. "Да, задачка… Одно ясно — брать их сейчас нельзя. Да это, черт возьми, и не моя работа, если вдуматься. А чья? Ну, скажем, тех же ФСБшников…" — эта мысль поразила его так, что он бы непременно сел, если бы уже не находился в этом положении. "Господи! Ну, конечно же! Как же я сразу не понял? Вот же оно все, на поверхности. Группа из Департамента по борьбе с терроризмом уже на подлете, с минуты на минуту будет здесь. Значит, ситуация под контролем? Значит, вот зачем они сюда летят! А я то, дурак, не понял. Впрочем, и не мог понять. Но поторопился, поторопился… Не надо было звонить Самому. Хотя, почему не надо? Я делал выводы из тех фактов, которые имелись в моем распоряжении, и проявил разумную бдительность. Бдительность и паникерство совсем не одно и тоже. Теперь поступили новые вводные, следовательно, ситуация изменилась. То есть, что она изменилась быстро, не моя вина, так что корить мне себя не за что. Надо звонить и уточнять совместные действия, исходя из сложившейся обстановки. Причем, сделать это надо до того, как сюда приедут люди из ФСБ." Крутый поднял трубку телефона прямой правительственной связи, и повернул ключ шифратора.

Говорить о том, что главный борец с терроризмом в стране, где разбойники становятся национальными героями, должен быть человеком не робкого десятка, по меньшей мере, странно. В этом отношении генерал-майор Кочубеев, возглавлявший Департамент по борьбе с терроризмом, представлял великолепный образчик отваги, слывшей отчаянной даже среди видавших виды бойцов антитеррористических спецподразделений. Происходя родом из терских казаков, он не так давно получил от Казачьего круга предложение принять должность атамана терского войска. И хотя, сославшись на "служебные обстоятельства", отклонил это предложение, человека более подходящего для подобной должности сыскать было трудно. Сегодня, получив от Самого приказ срочно прибыть в Кремль, он только полупрезрительно хмыкнул и велел закладывать автомобиль. Не то, что бы он не уважал или недолюбливал Президента, но всякие попытки штатских штафирок вмешиваться в дела службы почитал глупыми и бесполезными.

Президент ожидал генерал-майора в своем кабинете, пребывая в состоянии усталом и раздраженном.

— Ты что это, Иван Михалыч, — поздоровавшись, начал он, подымаясь из-за стола и делая шаг в сторону гостя, — Говорят, свои какие-то шахер-махеры устраиваешь.

— Кто же такое говорит?! — возмутился Кочубеев, крепко пожимая протянутую для приветствия ладонь.

— Кто надо, тот и говорит, — недовольно буркнул Президент. — Что у тебя там, под Энском творится?

Подобного вопроса генерал ожидал, да и не мог не ожидать. Кому бы он был нужен, когда бы не умел предугадывать возможные направления атаки противника. Поэтому, придав лицу выражение тревожно-бдительное, как на плакате: "Тише! Враг подслушивает!", он для пущей важности огляделся по сторонам, словно выискивая в углах комнаты этих самых врагов, и, перейдя на драматический полушепот, начал:

— Я не хотел вас заранее тревожить, господин Президент, однако положение действительно вызывает беспокойство.

Верховный Главнокомандующий всея Руси, привыкший к неопределенной уклончивости своих ближних бояр, несколько опешил от упреждающего встречного удара и, смешавшись, медленно произнес:

— Ну — у… Что там у нас стряслось?

— По нашим агентурным данным, — все тем же тоном продолжал Кочубеев, отчетливо проговаривая каждое слово, чтобы придать ему звучания и весомости — со складов в Энске-7 похищены ядерные боеприпасы. Возможно, в скором времени может ожидаться глобальная провокация с применением ядерного оружия, — продолжал блефовать он. — Однако, пока сведения мною лично не проверены, я счел необходимым провести уточнение обстановки. В данный момент в Энск-7 направляется группа полковника Данича, точнее, — генерал посмотрел на часы, — она должна быть уже там.

— Ну- у, это ты, понимаешь, зря. — Произнес Президент, несколько смущенный быстротой и точностью ответа. — Мне уже обо всем известно.

"Ну, и кто ты, после этого" — невольно подумал Кочубеев, не спуская с Президента исполненного рвения взгляда — "А случись что? Кто под топор пойдет? То-то же — мы. Департамент по борьбе с терроризмом не досмотрел".

В кабинете установилось неловкое молчание, Президента мучили мысли о каналах утечки информации, о неверности приближенных и о предательстве в целом. Неловкую паузу прервал телефонный звонок. Автоматически взглянув на номер абонента, Президент поднял трубку.