Американец - Роман Злотников

— И вам доброго дня. Так зачем вы хотели меня видеть?

Прежде чем ответить, Спаркс со вкусом затянулся. Потом подождал, и выпустил струю дыма.

— Наша компания, мистер Хаммерсмит, решила помочь бедолагам, у которых недостаточно средств, чтобы заплатить въездной налог. Мы готовы взять сколько-то из них на содержание на первое время. И дать им работу.

— Это очень благородно с вашей стороны, сэр!

— Да! Кроме того, мы придумали систему, которая позволит со временем развить объем помощи, оказываемой таким бедолагам. Все очень просто. Они должны будут из жалованья возместить сумму, потраченную на них компанией. И она пойдет на помощь новым бедолагам!

— Да, сэр, это очень остроумно! — подтвердил Хаммерсмит. — А многим ли вы сможете помочь?

Ему все было ясно. Такие дельцы время от времени появлялись здесь и вербовали работяг за гроши. К тому же, согласно их договору, все вложенное в вербуемых, тем приходилось возмещать, да еще с процентами. Да и за питание с проживанием можно было вычитать. Опять же, практиковались штрафы, уменьшающие доход. Так что отрабатывать начальные вложения в них иммигрантам приходилось долго. Впрочем, это не его, Хаммерсмита, забота.

— Всем крепким, физически здоровым и одиноким мужчинам, которые у вас есть! Сколько бы их ни было! — солидно ответил Спаркс. И, подумав, добавил:

— Разумеется, если у вас нет к ним иных претензий.

Чиновник достал блокнот, сверился с записями, посчитал про себя и сказал:

— Что ж, хорошо, что у вас имеются средства! Таких у нас на сегодня немало, ровным счетом девяносто восемь человек!

— Всего? — охнул Спаркс, позабыв о сигаре. — Я рассчитывал сотни на полторы-две, не меньше…

При этих словах Хаммерсмит по-волчьи ухмыльнулся ему, но тон его остался участливым:

— Это ничего, сэр! Господь видит намерение в вашем добром сердце и оценит его. Помогите хотя бы этим! Или, если вы твердо намерены реализовать свои изначальные намерения, подождите недельку. Каждый день здесь проходит по семь-восемь сотен человек, под ваши требования подходит не менее дюжины, так что как раз за неделю вы еще полсотни-сотню человек наберете.

— Но почему их так мало? — тоскливо спросил Спаркс в пространство.

— Увы, сэр! — с начавшей пробиваться иронией ответил Хаммерсмит, — вам просто не повезло. За эту неделю из Европы было три «парохода невест».[48]

Спаркс почувствовал эту иронию и решил, что настала пора быть откровеннее:

— Я не могу ждать неделю. Через три дня минимум полторы сотни рабочих должны попасть на нашу стройку. У нас контракт! — тут он посмотрел Хаммерсмиту прямо в глаза и тихо спросил:

— Возможно, ваша служба может снять претензии к части людей, подходящих под остальные мои требования? Понимаю, что это потребует дополнительной работы, но мы готовы компенсировать…

Теперь уже Хаммерсмит взял паузу на обдумывание. Секунда шла за секундой, а он все молчал.

— Ну, и что вы скажете? — не выдержал Спаркс.

— Я скажу, что, раз они вам так нужны, то мы это сделаем. Но они вам обойдутся в дополнительную десятку за каждого, к кому у нас нет претензий. И по двадцатке — за тех, к кому претензии были, но их удастся снять.

Спаркс еще открывал рот, чтобы выразить свое возмущение, но Хаммерсмит перебил его:

— Да, сэр, и еще одно хочу сказать: за тех парней, чей рост превышает шесть футов,[49] вы платите премию. Пять долларов сверху.

— И учтите сэр, — продолжил добивать Спаркса чиновник, — для вас это — не траты. Это — кредит! Ведь всю эту дополнительную сумму вы взыщете с них до последнего цента! К тому же все время, пока они их не вернут, они не смогут от вас уволиться. Так что вы запросто сможете дольше платить им пониженное жалованье.

Воцарилось молчание. Спаркс возмущено пыхтел, но не отвечал. Хаммерсмит ждал. Потом уточнил:

— Ну что, сэр, по рукам? И я иду вдохновлять наших парней на внеурочную работу? Или надо сделать так, чтобы проблемы появились и у тех, кто уже есть?

— По рукам! — тяжело прохрипел вербовщик.

— Тогда встречаемся здесь же в четыре. Готовьте деньги, сэр!

Нью-Йорк, остров Эллис, 5 августа 1895 года, понедельник, после обеда

После обеда началось какое-то оживление. То и дело входили «синемундирники», выкрикивали десятка два имен и, забрав вызванных, удалялись. Как я успел заметить, вызывали в основном молодых и крепких мужчин. Но, увы, я уже догадывался, что надеяться мне не на что. Моя персона вызвала недоверие, так что Америка, в лице чиновников, не желала меня впускать. Потому я забрался на освободившееся место на нижних нарах и решил вздремнуть.

— Эй, ты! — удар по почти развалившимся кроссовкам привлек мое внимание. Возле нар стоял очередной «синемундирник» и смотрел на меня начальственным взором.

— А ну-ка, привстань!

Я послушно встал и расправил плечи. Лучше бы я этого не делал! Футболка треснула. «Синемундирник» ухмыльнулся.

— Да уж! — фыркнул он. — Красавец! Но шесть футов в тебе есть. Как тебя зовут? — тут он всмотрелся в бирку, прикрепленную к моей груди. — «Воронтсофф»? Ага, ага… — бормотал он под нос, сверяясь со списком. — Ну что, парень, кончилось твое ожидание. Пошли! Сбылась твоя мечта! Гостеприимная земля Америки ждет тебя!

Не знаю отчего, но в этот момент я услышал эхо своего тоста, поднятого в «России». Как будто мой голос. Искаженный так, как всегда искажается в записи, негромко и слегка издевательски повторил мне на ухо: «Ну! За сбычу мечт!»

Из мемуаров Воронцова-Американца

«…Меня отвели в столовую, как и остальных кандидатов. Там очередной „синемундирник“ очень коротко объяснил мне ситуацию. Либо я подписываю контракт со строительной компанией, беру у нее кредит на ту сумму, что нужна на улаживание всех моих вопросов и взяток (этот момент обозначили деликатно, но так, чтобы поняли дебилы), плачу эти самые „взятки и взносы“ и получаю работу и разрешение на въезд. После чего еду строить железную дорогу куда-то в окрестности Балтимора и там отрабатываю, по расписке, займ с процентами… Либо мне завтра пишут отказ и высылают в Европу.

Получив вполне ожидаемое согласие, „синемундирник“ сначала провел к ближнему концу длинного стола, где я поставил подпись в какой-то ведомости, а затем направил к остальным завербованным.

Там, кстати, мне и пояснили, что, судя по сумме „взяток и взносов“, я был в самой дорогой категории „отказников ростом выше шести футов“. И откуда всегда находятся вот такие знатоки?

Нас небольшими партиями вызывали в другой зал, где чиновники наскоро поздравили нас с получением разрешения на въезд и приводили к присяге. Затем выводили на пирс, где пришлось дожидаться остальных.

Ну что ж, вот и сбылась мечта. Америка приняла меня. Я стал ее гражданином. Только вот отчего на душе тоскливо-то? От малой торжественности? Так я понимаю, что народ прет валом, им просто некогда.

А что до этой почти неприкрытой коррупции, то я точно знаю, что она пройдет. Так что же, получается, меня просто угнетает, что я попал в непривычную мне роль гастарбайтера? Что придется сначала землю покидать? Причем, как мне сказали, отрабатывать потраченную на меня сумму придется почти год, даже если экономить. Ну и что? Что это со мной? Отставить нюни! Я — справлюсь! Я — сильный!

Так я рассуждал сам с собой. И все гнал от себя мысль, что тоска вызвана не трудностями, а просто неласковым приемом моей новой родины».

Санкт-Петербург, 22 июня 2013 года, суббота, второй час ночи

На этот раз чтение пришлось прервать по абсолютно независящим от него причинам. Выпитый чай стал проситься наружу.

Возвращаясь в гостиную, Алексей неожиданно задумался. Было понятно, что «неласковый прием „новой Родины“» Американец описывал, что называется, «с натуры». Но тогда почему же он продолжал с добром относиться к Штатам и позже, до самого конца своей жизни?

Впрочем, зачем гадать? У него под рукой источник. Если правильно читать, кусочки реальности, упакованные в обложку фантастики, легко можно распознать.

Между Нью-Йорком и Балтимором, 5 августа 1895 года, понедельник, вечер

Мне было очень интересно, как же мистер Спаркс будет защищать свои инвестиции. Ведь, судя по тому, что у нас было около сотни как «беспроблемных» (тысяча долларов по тарифу), так и проблемных (еще две) завербованных, и, к тому же, около трех четвертей здесь были ростом за шесть футов (еще около семисот пятидесяти долларов премии), вложился он основательно. Если же вспомнить, что он вложился еще и за билеты, и за въездной налог, то сумма его затрат вообще подходила к восьми тысячам. Такая сумма была значимой даже в нашем времени, здесь же она была небольшим капиталом! А потерять ее он мог легко. Как минимум половина из нас не испытывала к нему какой бы то ни было благодарности за решение проблем и не горела желанием отрабатывать вложенные в них средства. И способ был невероятно прост, всего-то и надо по дороге на вокзал выбрать время и «сделать ноги».