Мост Вечности (СИ) - Снежная Катерина

Как говорит Элени, в людях должен быть баланс доброты и ума. В женщинах всегда больше первого, в мужчинах второго. Вместе они уравновешивают друг друга. Так вот, в Ниршане не было доброты совсем.

К тому же непонятно, а где в это время пребывает он? Пока я в нем. Он спит, он в моем теле, он где-то еще? Где? Скорее всего, в вип-зоне при обмене Ци нас коротнуло на физической близости. И теперь в нем осела моя Ци. А во мне его. Совсем немного.

Если кажется, что такое невозможно, то нет. Мы узнаем, чувствуем мир посредством пяти органов чувств. Глаза улавливают фотоны света, уши фиксируют колебания в воздухе. Кожа ощущает разрушение межмолекулярных связей через трение. На языке вся таблица Менделеева. А нос вдыхает и различает сложные химические соединения. Пусть и не так разнообразно, как у собак. Может оно, к лучшему?

Мелкие кусочки реальности опускаются на наши органы чувств, и каждый приносит в себе знание, которое в него изначально встроено.

По идее, иньская Ци должна растворяться в иньской Ци, как вода в воде. Но Ниршан — ходячий чистый Ян. Он жесткий, прямой, горячий, и его Яну приобретение моей иньской Ци пришлось по вкусу. А коль разум всегда начинает соответствовать окружающей среде или действительности (помните детей-маугли), то меж нами происходит временной обмен телами. Чертов арктик. Будь Ниршан простым мужчиной, никогда бы такого не случилось.

Я решила выбить из него свою Ци. Вернуть свое. Так и хотелось добавить «У-а-а-а-а-ха-ха-ха-а», ведь задумала я недоброе.

В тут ночь он лег в кровать уставшим. Мышцы болели. Вероятно, у него была силовая тренировка, что-то, что дало нагрузку. Каждое усилие при движении отзывалось сопротивлением натруженных конечностей. С тяжелой головой, меняя горизонталь тела на вертикаль, я чувствовала головокружение. Потерла его лицо руками и, поискав халат, хоть что-то, чем можно прикрыть голый торс, не нашла. Встала на ноги. Шатаясь, добрела до двери и открыла ее.

Все мои эксперименты пока ограничивались спальней. Тело раскачанное, налитое мышечной массой, слушалось Ниршана обычно беспрекословно, но вот внизу паха. Ха, там все гораздо занимательнее. Не так, как у женщин. Я обнаружила, что его перец живет собственной жизнью и, подумать только, никак, вообще никак, не связан с душой.

Прилив крови вызывало вовсе не желание секса. Точнее не только оно одно. Прилив мог быть вызван чем угодно. Злостью, честолюбием, планами к получению желаемого, прикосновениями к коже, фантазиями снов, давлением. Но вот если прилив крепкий, то тогда это ни к чему хорошему не приводило.

У Ниршана портилось настроение, появлялась боль в самом чувствительном месте, и ему хотелось убрать накопившееся неудобство. Вот беда. Нежные, ласковые касания его руки к самому себе не действовали. Он с таким же успехом без какого-либо облегчения мог осыпать ласками собственный локоть или пятку. И, что странно, требовалась жесткая рука. Усилия. У меня появилась теория о том, что возможно мужчины такие жесткие, потому что они там с собой такие жесткие. Аж рука отнимается! Чтобы какая-нибудь девчонка стала теребить себя до потери пульса, настолько яростно и ядрено, словно хочет оторвать насовсем. Зачем?!

Выйдя за дверь, я (точнее Ниршан) сделала несколько шагов, разглядывая дом. У него статусное жилье. Стояла поздняя ночь, должно быть тихо. Но слышались звуки. Я открывала все двери подряд, пока не наткнулась на лакея лет шестидесяти. Судя по залу и линейке, вымеряющей линию блюд от края стола, здесь готовили утреннюю трапезу.

— Где мои таухуа?

Лакей удивленно посмотрел на меня, выпрямился и молчал. От меня дружелюбием не разило, скорее чем-то иным. Алкоголем?

— Я спрашиваю, где мои таухуа?

Тот сглотнул, тиская линейку в руках.

— Сэр, у вас их нет, — он попытался подобрать нужные слова, смутился. — Таухуа…

Вот это новость. Но нужна девушка, хотя бы одна. Лакей настолько смутился и так покраснел, словно он сам лично только что распустил мой гарем.

— В доме совсем нет женщин?

Он сглотнул.

— Есть.

— Показывай, — велела я, думая, что мне любая сгодится.

Лакей положил линейку и повел меня по коридорам дома до кухни. Идти было тоже так себе. Тело заносило из стороны в сторону.

— Вот, — произнес лакей, показывай рукой.

Я уставилась на женщину. Пару секунд осознавая, что вижу знакомое лицо. На нем за прошедшие годы добавилось морщин, но оно не изменилось. Дина. Но не буду же я делать это с Диной.

— Ладно, — ворчливо произнесла я. — Покажи мой кабинет.

Если лакей и удивился, то виду не подал. С тех пор, как хозяин получил травму, тот часто бывал в отпуске и торчал дома. Вероятно, как любой мужчина, которому делать совсем нечего и скучно, он чудил. А учитывая, что арктики в принципе не болеют, такое поведение можно было приписать не здоровью.

Пройдя в кабинет, я упала в кресло, обдумывая ситуацию. Что же делать? Неужто, Ниршан, не любит женщин? Воспоминания о нас, говорили, что любит. Еще как любит. Тогда в чем дело? Рука сама потянулась к коммуникатору внешней связи. Щелкнула по нему. Появился голографический дисплей, обозначилась последняя загруженная программа. Звонок онлайн, Гуй Ли. Хм, а почему бы и нет. Он жил совсем недалеко, пять минут езды. Соединить с Гуй Ли.

На мониторе возникла картинка вызова абонента. Затем пространство заметалось, и спустя миг на меня смотрел заспанный Гуй Ли.

— Слушаю, — хрипло произнес бывший дядька, поднимая голову с подушки. Сел, стряхивая остатки сна. — Ниршан Линь, ты?

— Ага, он самый. Не сделаешь одолжение старому другу.

— Какое? — он проснулся окончательно, потому что голос потерял сонность и приобрел обычные тона.

— Срочно нужна таухуа. Всего одна.

Откуда я знала, что арктики так ревностно относятся к своим таухуа. Что подобное расценивается, как просьба попросить у соседа ложку, чтобы почесать зад, а затем вернуть назад.

— Что-о-о?!

— У тебя их тысяч пять, не меньше. Выручи друга.

Хотелось добавить «Не будь жмотом»!

Гуй Ли вскочил с кровати и как-то странно заметался по комнате. Прямо взбодрился, будто собирался сделать зарядку. Размять затекшие ото сна мышцы ног, рук. Но метался он точно орангутанг в клетке.

— Ты понимаешь, о чем просишь? — прошипел он в коммуникатор.

Я (точнее Ниршан) закатила глаза.

— О, ну я что, не знаю, как ты к ним относишься?

Тот молчал, застыв, и я добавила: — Да, верну я тебе в любо-о-о-й момент твой сморкальник. Мне всего-то на раз.

Вид у Гуй Ли стал окончательно безумным. Попытка не пытка, решила я, наблюдая за беснованием бывшего дядьки.

— Знаешь что, да иди ты! — он стал заикаться, а потом, все-таки набрав побольше воздуха в легкие, заорал: — Ты че, блин, совсем ополоумел, пьянь заразная. Побираться вздумал? Низший род бессмертных. Я таких, как ты, на ху…

Гасить все его упреки показалось бесполезно, и я выключила связь. Подумав немного, взяла лежащую на столе красную ленту, накручивая на пальцы руки. Ладно, следующий. Набрала номер.

— Что-то случилось? — Велигор Янчжун был на связи.

— Таухуа нужна, — сообщила я, наблюдая за реакцией.

Тому в голову не пришло, что нужна его собственная таухуа. Он приподнялся, рассматривая меня, затем сощурившись, сказал:

— Сейчас буду.

Отключился. Я одобряюще покачала головой. Вот это друг. Вот это я понимаю. Никаких воплей и крика. Раз нужна, сделаю, и даже сам привезет. Не сказал, только через сколько. Во времени-то я ограничена.

***

Велигор прибыл через час. Он торопливо вбежал в кабинет, лицезрея пьяного полуголого Ниршана в кресле. Остановился.

— А где девушка?

Велигор сузив глаза, наблюдал за ним.

— Будет, скоро, — произнес он, оценивая его. Старался понять, что не так. А все было не так. Сидел тот не так, двигался не так, даже смотрел не тем взглядом.

И спросишь, кто перед ним. А ему кто ответит?