Четыре минус три - Барбара Пахль-Эберхарт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вскользь я сообщаю, что завтра у меня день рождения. Я упоминаю об этом, потому что не знаю, что же еще сказать. Пытаюсь улыбнуться. Улыбкой прежней веселой Барбары. Мне не удается.
Думать позитивно. Во всем есть что-то хорошее.
Таким всегда был мой девиз.
Эльфи привыкла именно к той, прежней, женщине, которая выглядела так, как я выгляжу сейчас. И высказывает свою мысль. Громко и жизнерадостно.
«Первый день рождения в твоей новой жизни. И в придачу — солнце!»
Чуть оптимистичнее, чем следовало. На то, что вслед за этим произошло, мы обе не рассчитывали. У меня началась истерика. В доли секунды мое сознание наполнилось тысячей образов из моей старой жизни:
Фини в купальных трусиках плещется, смеясь, в лягушатнике. Тимо с рвением сажает цветы. Хели и я в саду на закате, каждый с бокалом вина…
Какая новая жизнь, если всего этого больше не существует?!
Очевидность вонзает мне сотни ножей прямо в сердце. Чем безудержнее я рыдаю, тем сильнее становится боль. Но слезы удержать невозможно.
«Не хочу новой жизни!»
Эльфи вскакивает с места. Обнимает меня. Успокаивает. Гладит. У нее теплые руки.
«Ты права. Никакая это не новая жизнь. Это твоя жизнь. И она такая, какая есть. Чтобы жизнь стала новой, нужно время. Оно у тебя есть».
Я беру носовой платок, который приносит мне Эльфи. Потом еще один. Третий носовой платок мне не нужен. Улыбка, которая вдруг мне удается, настоящая.
«А мой день рождения давай пропустим».
«Так точно!» — по-военному реагирует Эльфи на мои слова, как на приказ.
И тут мне действительно удается рассмеяться. Смех нравится мне больше слез. От смеха не так больно. У Эльфи есть чувство юмора, что она немедленно демонстрирует. Я, благодарная, посмеиваюсь над ее шутками. Боль, с ее остротой, пусть убирается за дверь. Нечего беспокоить нас за завтраком.
Несколько часов спустя.
«Я хочу купить льготный проездной. Как это делается?»
Я на вокзале Граца. Через полчаса отходит мой поезд на Вену. В первый раз за много лет я не поеду на машине. Пользуясь случаем, я хочу купить себе льготный проездной билет сразу на целый год. Я буду теперь часто ездить поездом. У меня же теперь достаточно времени.
У фотоавтомата я изучаю новые требования к фотографиям на документы.
В фас. Нейтральное выражение лица. Не улыбаться.
Не улыбаться — это просто. Рассматривая фотографию, я удивляюсь тому, как мало нейтральности в моем нейтральном выражении лица.
Мумия-путешественница.
В поезде. Целое купе для меня одной! Слава Богу! Некоторое время я читаю «Тибетскую книгу мертвых». Теперь рассеянно наблюдаю смену ландшафта за окном.
Я еще не совсем успокоилась после утренней сцены. Слова Эльфи. Моя бурная реакция. Боль снова начинает медленно прибывать.
Нет! Пожалуйста, не надо! Только не сейчас. Никаких слез. Ничего не меняется от того, что я плачу. Мою семью слезами не вернешь.
Мои мысли начинают свой бег с самого сначала.
Я должна организовать себе помощь. Обращусь к психотерапевту. Найду специалистов, которые мне помогут уничтожить боль прежде, чем она уничтожит меня.
Кто может мне помочь? Ханна! Она много лет возглавляет Службу Клоунской Поддержки (SUPERVISION DER ROTEN NASEN) и практикует как психотерапевт. Я достаю из сумки мобильный телефон.
«Семейная расстановка — вот что было бы неплохо. При этом я могу пасть в объятия заместителя[9] Хели. А заместителям моих детей рассказать о том, как я их люблю. Там-то я и буду плакать. Там, где заместитель Хели будет меня утешать. Там, в присутствии заместителей моих детей, психотерапевта и всех прочих, — там все будет к месту».
Ханна не отвечает. Что рассказать автоответчику, в голову не приходит. Кроме того, в горле у меня — ком. В пейзаже за окном нет ничего для меня утешительного. А посему я закрываю глаза.
Воображение рождает картину. Это своеобразная расстановка. Я у Ханны, в той комнате, где она обычно проводит семинары. Со мной три человеческих существа без лица. Это заместители Тимо, Хели и Фини. В исполнении неизвестных. Моя фантазия группирует трех умерших вместе. Вдруг я слышу осаживающий меня голос:
«Ты больше не с ними. Ты не отсюда. Твое место с другой стороны. И там ты одна. Без них».
Я хочу сказать Хели, что я его очень люблю. Но беззвучный женский голос в моей голове противится этому. Более того, эта женщина напускается на заместителя Хели:
«Зачем ты это сделал?! Зачем?! Как же я тебя ненавижу!»
В ужасе я распахиваю глаза.
Что это? Разве я ненавижу Хели? Что с моей головой? Что она себе позволяет?
Ком, стоявший в моем горле, наконец разрешается слезами. Слезы текут по моим щекам, принося облегчение. Слезы лучше слепой ярости.
Нет, я, пожалуй, откажусь от расстановки.
Куда же запропастились мои носовые платки?
31 марта 2008 года. Вена
«День рождения не состоится».
Так мы решили — я и мои родители.
Их подарок будет заключаться в том, что они позволят мне не вставать и будут перехватывать телефонные звонки желающих меня поздравить. Я со своей стороны постараюсь прожить этот день как можно быстрее. Спать. Читать. Снова спать. Что же может быть лучше.
Во второй половине дня мой отец тихонько стучит в дверь.
«Там на проводе журналистка. Он непременно хочет с тобой говорить. Пожалуйста, ответь ей. Она названивает вот уже три дня подряд».
«А надо ли это?»
«Пожалуйста!»
Ну, ладно.
«Алло?»
«Госпожа Пахль! Как я рада вас слышать. У меня нет слов выразить вам мое восхищение вами. Я прочитала о вас статью с выдержками из вашего обращения по электронной почте. Может быть, вы согласились бы опубликовать его целиком в нашем журнале? То, что вы написали, — невероятно утешительно. Это, без сомнения, помощь и остальным скорбящим людям».
Помощь? Как это может быть? Написанное мною помогает людям. В то время как я сама недоумеваю, к кому же мне обратиться за помощью. Что касается помощи. У меня есть кое-какие мысли на этот счет…
Мне известен журнальчик, о котором идет речь. Они часто пишут об инициативах, помогающих выйти из кризиса. Таких, как «Женщины помогают друг другу». Это хорошо себя зарекомендовавшая контактная сеть.
«Я не возражаю. Вы можете опубликовать мой текст. Как вы считаете, могу ли и я рассчитывать в результате этой публикации на помощь?»
Помощь. Может, эта сеть поможет мне найти подходящего психотерапевта? Хотя — у меня уже есть терапевт. Тогда, может быть, мне удастся найти какое-нибудь занятие? Я могу, например, пополнять товаром полки в супермаркете. Если больше не смогу справляться с клоунскими обязанностями. Или… да мало ли что. Неважно. Женщинам в контактной сети наверняка придет что-нибудь в голову. Они смогут мне помочь, если мне самой ничего не придет в голову.
«Разумеется, вы можете рассчитывать на нашу помощь. Может быть, у вас завтра найдется время зайти в редакцию? Мы бы хотели хотели вас сфотографировать».
«О’кей»
«Замечательно. С нетерпением жду вас завтра. И, пожалуйста, не отдавайте ваш текст в другие газеты. Мы желаем, чтобы наше издание имело на публикацию эксклюзивное право».
Эксклюзив. Звучит внушительно.
«Я согласна».
Однако. Я стала людям интересной. Тем, что у меня погибла семья. И я им настолько интересна, что у кого-то возникает желание иметь на меня эксклюзивные права. Вот тебе на!
Укладываясь после разговора в постель, я чувствую себя существенно значительнее, чем прежде. Меня замечают. Я кому-то интересна. Не так уж и мало для человека, у которого нет никого и ничего, кроме себя.
Я стала людям интересной. Тем, что у меня погибла семья. Однако.
Ночами я не смыкаю глаз. Возможно, оттого, что я много сплю днем. Мои глаза не желают закрываться. Они всматриваются и всматриваются в темноту, в которой все равно ничего не увидеть. Нет, кое-что увидеть все-таки можно. С наступлением темноты в моем сознании возникают картины.
Праздник душ. Море людей. И фотокорреспондент среди них. Что он забыл на моем празднике? Возможно, он собирал информацию для статьи? Кто знает, не опубликован ли мой мейл в газетах?
И моему отцу тоже не спится. Я слышу его шаги в гостиной. И направляюсь туда.
«Папа, разговаривал ли ты с фотокорреспондентом на похоронах?»
«Разговаривал. Он хотел о тебе написать».
Так и есть. Теперь я уже не так интересна журналу. Ведь ему не видать эксклюзива.
«И ты ему разрешил?»