Селфи с римским фонтаном - Наталья Солнцева

Карандонис закусил губы, чтобы не застонать от досады и отчаяния, не выдать себя. А ну, как и его поволокут к алтарю… и зарежут, словно жертвенного барашка, дабы умилостивить кровожадного бога? Даже во сне умирать страшно. Не то что наяву!

Он узнал чашу и теперь не сомневался в ее подлинности. Вот она, снова полная горячей крови! Снова выползают из ее золотого зева дрожащие алые змеи, плотоядно обвивая острый акинак. Снова ликуют воины, от их криков встают на дыбы кони и разносится по степи долгое эхо…

Он содрогнулся от отвращения, дернулся и… открыл глаза. Жуткие звуки смолкли, исчез запах дыма и крови. Медленно, не веря в свое чудесное спасение, хозяин магазина повернул голову. Деревянная стена возвышалась перед его лицом… Это же прилавок! Он не где-то в степи, среди диких и жестоких кочевников, а на первом этаже своего дома, лежит на полу торгового зала. Ему просто стало дурно от излишеств еды и питья. Доктор предупреждал, что обжорство при его тучности противопоказано! Он всего-то потерял сознание и упал…

– Боже мой… – онемевшими губами прошептал грек и заплакал. – Я уже прощался с жизнью, а мне даровано спасение… Надо молиться, почаще ходить в храм, искупать вину… Моя душа черна от злодеяний! Я обирал бедных, обманывал богатых, набивал свой карман, не заботясь о ближних. Поступал с людьми безжалостно, забыл о совести…

Хорошо, что никто его не видел! Размазывая по лицу слезы, Карандонис поднялся на четвереньки. Свеча догорела и потухла. Он очутился в кромешной тьме, пронизанной желтым мерцанием золота. Сквозь плотные занавеси в комнату проникал узкий лунный луч, торговец не сразу сообразил, что луна падает на вещи из скифского могильника, и поэтому кажется, будто они светятся… Он суеверно перекрестился и зажмурился. Мокрые ресницы склеились.

Пока грек пришел в себя, взгромоздился на стул и замер, прислушиваясь, не идет ли обратно приказчик, прошло около часа. Время остановилось. Чаша горела в темноте, вселяя в его сердце смутный неодолимый страх…

Ему пришло в голову, что стоит поскорее от нее отделаться. Только бы нашелся подходящий покупатель, готовый выложить за это сокровище достойную сумму! Он потребует подтверждения, что столь дорогая вещь изготовлена в древности и извлечена из царского захоронения, а не сработана в мастерских печально известных одесских ювелиров. Благодаря фирме братьев Гохманов, одесские умельцы прогремели на весь мир, особенно некий Израиль Рухомовский, который виртуозно подделал «тиару Сайтафарна». Собственно, даже не подделал, а сотворил по заказу невиданных ловкачей и мошенников. Фальшивка оказалась такой «похожей» на археологическую находку, что ввела в заблуждение известных экспертов. Разразился громкий скандал, доверие коллекционеров и богатых любителей экзотики к продавцам старины было подорвано. У Гохманов перестали приобретать уже настоящий антиквариат, а вместе с жуликами пострадали и честные коммерсанты.

К последним Карандонис причислял себя. Он, разумеется, не ангел, но на крупный обман ни разу не решился. Может, из трусости – куражу не хватало. Зато не погубил окончательно свою репутацию – разве что слегка подмочил…

Крымская земля была полна золота, закопанного в погребениях знатных кочевников, хозяев Великой степи. Ради этого многие грабители рисковали своей жизнью, проделывая узкие лазы в курганных насыпях. Драгоценности из царских могил обретали новую жизнь, переходя из рук в руки… из страны в страну, и нередко за ними тянулся шлейф слухов и афер, а их путь окрашивала человеческая кровь. История скифских древностей все еще ждет того, кто напишет захватывающий дух роман о судьбе «золота мертвых».

Археология Крыма официально началась с раскопок в 1827 году Херсонеса и Неаполя Скифского. Работы шли вяло, не привлекая особого внимания. Но когда осевший в России француз Поль Дюбрюкс открыл несметные сокровища кургана Куль-Оба под Керчью, сам император Николай I заинтересовался находками, и государство стало выделять деньги на раскопки.

Дюбрюкс не имел ни специального образования, ни средств для археологических исследований. Будучи сначала начальником Керченской таможни, затем смотрителем соляных озер, он вдоль и поперек исколесил побережье Боспора Киммерийского[10], отыскивая памятники прошлого. Он составлял планы античных поселений, пользуясь веревкой и компасом, и собирал монеты, терракотовые статуэтки и плиты с древними надписями.

Француз, обладающий чутьем ученого, был уверен, что холм, откуда местные жители добывали камень для строительства, – это не простая возвышенность, а насыпанный кочевниками курган над могилой вождя. Он день за днем проводил вместе с рабочими, пока те не наткнулись на склеп, сложенный из тщательно отесанных каменных плит…

Вся Керчь узнала о золоте, обнаруженном в погребении скифского царя. Люди толпились у раскопа, одни – изнывая от любопытства, другие – мучимые жаждой наживы. У кургана выставили полицейский караул…

Однако грабители улучили-таки момент, проникли в склеп, вывернули плиты пола и похитили из тайника множество драгоценной утвари. Дерзкое ограбление взбудоражило воображение керчан… и породило так называемых «счастливчиков», – людей, которые занялись поиском и разорением древних могил.

Драгоценности попадали к перекупщикам и торговцам, сбывающих предметы из захоронений тем, кто больше заплатит. На «золоте мертвых» можно было сделать целое состояние…

Поскольку подлинных сокровищ на всех не хватало, некоторые предприимчивые дельцы организовали подпольную индустрию подделок. Продажу доверчивым клиентам редкостных «археологических находок» поставили на широкую ногу.

Карандонис отлично знал о грандиозной афере, которую провернули братья Гохманы из Одессы. Они умудрились продать фальшивую «тиару скифского царя Сайтафарна» не куда-нибудь, а в Лувр! Мошенники обвели вокруг пальца маститых международных экспертов. Сперва они пытались всучить «уникальную вещь» Венскому императорскому музею, но у тех не хватило денег, чтобы приобрести тиару. Гохманы запросили слишком большую цену.

То, что не удалось сделать в Вене, получилось в Париже.

Тиара изумительной красоты ослепила искусствоведов и ученых. Их глазам предстал куполообразный шлем из тонкой полосы золота, выполненный в три яруса. Внизу – бытовые сценки из жизни скифов; вверху – сюжеты из «Илиады» Гомера, а между ними была изображена крепостная стена Ольвии с надписью: «Царю великому и непобедимому Сайтафарну. Совет и народ ольвиополитов».

Директор Лувра созвал компетентную комиссию, которая, как и до этого австрийская, признала тиару подлинной. Аферисты запросили за нее около 400 тысяч франков. Меценаты одолжили музею требуемую сумму – и Лувр приобрел фантастически дорогой экспонат. Несколько лет европейцы ездили в Париж любоваться на это «чудо».

Едва тиару выставили на всеобщее обозрение, некоторые знатоки из Мюнхена и Петербурга высказали сомнение в ее подлинности. Но дирекция Лувра не желала прислушиваться, пока в одной из французских газет не опубликовали сенсационное сообщение: «Гравер Израиль Рухомовский, проживающий в Одессе по улице Успенской в доме 36, заявляет с полной категоричностью, что именно он является создателем тиары. Заказ на нее он выполнил за две тысячи рублей в течение восьми месяцев. Свое авторство он готов доказать…»

Ювелир прибыл в Париж и сделал то, что обещал. В 1903 году следствие по поводу «тиары Сайтафарна» было окончено, – ее автором признали Рухомовского. Французы негодовали. Фотографии блистательной фальшивки и одесского ювелира, почтенного отца семейства, обошли всю мировую прессу. После такой «аферы века» продавать «вещи из скифских гробниц» стало трудной задачей.

Теперь к этому добавилась война.

Вот в каких обстоятельствах Карандонису предстояло убедить покупателя, что он выставляет на продажу золотые изделия, которые много веков назад принадлежали скифскому царю и царице. Он прикинул, куда лучше податься… и отправился в Стамбул. Там у него, по крайней мере, были налажены связи.

Глава 10

В доме на Кутузовском, где до развода проживали Злата и Дмитрий Евлановы, шел ремонт. Рабочие в серых комбинезонах подготавливали стены подъезда к покраске. Их голоса гулко отдавались в пыльных, затоптанных строителями лестничных клетках. В воздухе стоял запах шпатлевки.

Консьержка прижимала к лицу мокрый носовой платок. Она не могла сказать ничего вразумительного.