Василиск - Сергей Другаль

— Что с тобой, Нури?

— Беда у него, — сказал Иван, снимая с деревца персик. — Попробуй, — он протянул его Нури. — Кот у него в холодильнике.

Было так. Детская столовая опустела. Разошлись, закончив дела, старшие дежурные, и лишь посапывал за стенкой кухонный автомат да звенели за открытыми окнами ребячьи голоса. Нури прошел между столиками, одобряя чистоту, и вдруг услышал всхлипывания. Возле последнего стола сидела на полу девчушка и размазывала по щекам слезы. Маленький фокстерьер стоял мордой в угол и шевелил обрубком хвоста. Кто-то пренебрег запретом и притащил щенка. Это вполне могло быть. Но забыть щенка в столовой — такого быть не могло.

Нури присел на корточки, щенок не оглянулся и так же мертво вилял хвостиком.

— Они его загип-п-нотизировали, а мне жалко, и я плачу. А как вишневый компот, так они его сливают в ведро. Я не возражаю. Если бувескул тоже любит компот, пусть…

Нури подхватил щенка на ладонь, ощущая странную одеревенелость животного, и поставил на подоконник. Щенок не изменил ни позы, ни поведения.

— Вундеркинды, — сказал Нури. Он обеими руками гладил щенка, снимая наваждение. Тот обмяк, тявкнул и сбежал.

Нури недоверчиво оглядел столовую, ожидая новых сюрпризов. И сюрприз был. Выходя, он машинально открыл холодильник, и оттуда с мявом выскочил кот.

— Дожили, — разглядывая дымящегося от злости кота, произнес Нури. Девчушка заревела в голос.

— Кто это сделал? — спросил Олле, и воспитатели молча воззрились на него. — Но кто-то же это сделал. Загипнотизировал щенка, запер кота… Бедные животные.

— Не надо сюсюкать. — Нури раскусил персик. — Нам сюсюкать ни к чему.

— Но…

— И я говорю, Олле, плохие мы воспитатели. Но не настолько плохие, чтобы искать виновных.

— Дети есть дети. — Хогард раздробил в ладони округлый камень, отбросил крошки. — Только я, видимо, непригоден для этой работы. Мне под землей как-то спокойней. Здесь я как-то теряюсь. Не умею делать замечаний, весь в сомнениях, так ли поступаю, а на многие вопросы не знаю ответа и тогда говорю: не знаю.

— Ну и правильно.

— Но это роняет мой авторитет воспитателя.

— Вот, — сказал Нури. — Вот здесь наша общая ошибка. По себе знаю: стоит начать думать об авторитете, как сразу невольно начинаешь принимать позы. А позу от детей не спрячешь, как кота в холодильник. И потом, вам не режет слух словосочетание «авторитет воспитателя»?

— А почему должно резать?

— Потому, что оно подразумевает авторитет профессии. Авторитетной же может быть только личность.

«Нури не совсем прав, — подумал Иван Иванов. — Врач и воспитатель должны быть авторитетны изначально, потому и сложны экзамены для кандидатов в воспитатели». Иван оглядел выращенное деревце, уловил признаки увядания — еще день простоит и засохнет. Пусть. Все подобные чудеса недолговечны.

— По-моему, ваши беды оттого, что вы погрязли в буднях, что и имел в виду Нури, — сказал Олле. — И потеряли ореол героев, столь привлекательный для детей.

— А Марья Ванна? Как у нее с ореолом?

— Бабка другое дело, Рахматулла. Она у истоков, а вы неофиты, вы начинающие…

Бабку привел Сатон. Директор Института Реставрации Природы был с ней почтителен, а бабка с виду была неулыбчива и свирепа.

— Познакомьтесь, — сказал Сатон. — Марья Ивановна, няня. А это ваши ученики. Рахматулла Хикметов (Рахматулла сделал шаг вперед и склонил голову), космонавт, йог. Пока единственный, кто побывал на Венере. Признан достойным.

— Иван Иванов. Маг. (Иван извлек из воздуха шикарный букет роз и молча положил на стол перед Марьей Ивановной. Бабка шевельнула худым плечом, покосилась на букет.) Признан достойным.

— Хогард Браун. Спелеолог, автор трудов по прогнозированию и утилизации энергии землетрясений и… юморесок. Признан достойным.

— Э, — сказала бабка. — Серьгу убери или смени камень на овальный.

— Сегодня же, Марья Ванна.

Ворон на подоконнике склонил набок голову, прислушиваясь.

— Нури Метти, — продолжал Сатон. — Кибернетик, механик-фаунист. Генеральный конструктор Большой моделирующей машины. Признан достойным.

Бабка чуткими глазами оглядела учеников и подобрела. Видимо, они понравились ей своей серьезностью.

— Марья Ивановна будет вести практические занятия, поможет вам овладеть некоторыми навыками. — Сатон поцеловал бабку в щеку и вышел.

— Вазу с водой, — ни к кому не обращаясь, сказала бабка. Хрустальная ваза возникла перед ней, и бабка поставила в нее цветы, чтобы они не завяли. Потом принесла объемистую плетеную корзину.

— То, чему я вас научу, — начала она, — может вам понадобиться, а может и нет, но знать это нужно.

Фильмы вы смотрели, таблицы там всякие, диаграммы изучали, теорию знаете, верю. А я вам преподам главное.

Она достала из корзины тряпочку, расстелила на столе.

— Это пеленка.

Бабка вытащила розового голого младенца, положила на пеленку.

— А это кукла. Учебное пособие. Младенец. Дите. Ясно? Младенец состоит из рта, живота, ручек, ножек и попки.

— Попки, — повторил Хогард. — Это надо запомнить.

— Дите, — продолжала бабка, — любит чистоту, хорошее настроение, доброту и чтобы с ним разговаривали или хотя бы агукали. Вот ты, агукни.

Выслушав, как агукает Нури, бабка обиделась.

— Рехнуться можно, — нервно вздрагивая, сказала она. — Нечистая сила так агукает по ночам на кладбище.

Потом бабка достала из той же неисчерпаемой корзины ролик и в качестве домашнего задания велела прослушать его и к утру освоить разговор с младенцем или хотя бы мало-мальски сносное агуканье.

— Если дите отсырело, если у него болит живот, или оно хочет есть, или его кто ненароком обидел, то дите заходится.

— Как это? — робко спросил Иван.

— Не слышал? Послушай. — Бабка звонко хлопнула учебного младенца, тот всхлипнул и заревел. Во время жуткого перерыва в реве бабка сказала:

— Вот это и есть — заходится.

— Силы небесные, — пробормотал Рахматулла.

— А с этим можно бороться? — спросил Хогард.

— Вам бы только бороться, — завелась бабка. — Вам бы только трудности преодолевать. Надо выяснить причину, почему дите недовольно. И устранить. Например, перепеленать. Но не туго.

Бабка что-то сделала с младенцем, и он замолчал. Ученики столпились у стола, чтобы лучше видеть. Ворон сел на плечо Хогарда, потянул серьгу, но спелеолог даже «кыш» не сказал. Потом под пристальным и явно пристрастным наблюдением бабки все по очереди пытались спеленать младенца.