Двадцать лет спустя. Часть 2 - Александр Дюма

— Хорошо, — ответил король, — но я не хочу, чтобы хоть один из них дотронулся до меня.

— Ваше величество, я стою здесь, — сказал д’Артаньян, — и ручаюсь вам, что если кто-нибудь осмелится на такую дерзость, он поплатится за нее жизнью.

— Теперь что делать? — спросила королева. — Я слышу, они идут.

— Ла Порт, выйдите к ним и повторите еще раз, чтобы они не шумели. Ваше величество, ожидайте здесь, у двери. Я стану у изголовья короля и, если надо будет, умру за него.

Ла Порт вышел; королева стала у портьеры, а д’Артаньян спрятался за полог кровати.

Послышалась глухая, осторожная поступь множества людей; королева сама приподняла портьеру, приложив палец к губам.

Увидев королеву, люди почтительно остановились.

— Входите, господа, входите! — сказала королева.

Толпа колебалась, словно устыдись. Они ожидали сопротивления, готовились ломать решетку и разогнать часовых; между тем ворота сами отворились перед ними, и короля — по крайней мере, на первый взгляд — охраняла только мать.

Шедшие впереди зашептались и хотели уйти.

— Входите же, господа! — сказал Ла Порт. — Королева разрешает.

Тогда один из них, посмелее других, отважился переступить порог и вошел на цыпочках. Все остальные последовали его примеру, и комната наполнилась бесшумно, так, как если бы эти люди были самые покорные и преданные придворные. Далеко за дверью виднелись головы тех, которые, не имея возможности войти, подымались на цыпочки.

Д’Артаньян видел все сквозь дыру, которую он сделал в занавесе; в первом из вошедших он узнал Планше.

— Вы желали видеть короля, — обратилась к нему королева, поняв, что в этой толпе он был вожаком, — и мне захотелось самой показать вам его. Подойдите, посмотрите и скажите, похожи ли мы на людей, желающих бежать.

— Конечно, нет, — ответил Планше, несколько удивленный неожиданно оказанной ему честью.

— Скажите же моим добрым и верным парижанам, — продолжала Анна Австрийская с улыбкой, значение которой д’Артаньян сразу понял, — что вы видели короля, спящего в своей кроватке, и королеву, готовую тоже лечь спать.

— Скажу, ваше величество, и все, кто со мной, подтвердят это, но…

— Что еще? — спросила Анна Австрийская.

— Простите меня, ваше величество, — сказал Планше, — но верно ли, что в постели сам король?

Анна Австрийская вздрогнула.

— Если есть среди вас кто-нибудь, кто видел короля, — сказала она, — пусть он подойдет и скажет, действительно ли это его величество.

Один человек, закутанный в плащ, закрывавший лицо, подошел, наклонился над постелью и посмотрел.

У д’Артаньяна промелькнула мысль, что человек этот замышляет недоброе, и он уже положил руку на шпагу; но от движения, которое сделал этот человек, наклоняясь, лицо приоткрылось, и д’Артаньян узнал коадъютора.

— Это действительно король, — сказал тот, поднимая голову. — Да благословит господь его величество!

И все эти люди, вошедшие озлобленными, теперь с чувством смирения благословили царственного ребенка.

— Теперь, друзья мои, — сказал Планше, — поблагодарим королеву и удалимся.

Все поклонились и вышли по очереди, так же бесшумно, как вошли. Планше, вошедший первым, уходил последним.

Королева остановила его.

— Как вас зовут, мой друг? — сказала она.

— Как вас зовут, мой друг? — сказала королева.

Планше обернулся, очень удивленный таким вопросом.

— Да, — продолжала королева, — принять вас я считаю такой же честью, как если бы приняла принца, и мне бы хотелось знать ваше имя.

«Да, — подумал Планше, — чтобы отделать меня, как принца. Благодарю покорно!»

Д’Артаньян затрепетал, как бы Планше, поддавшись на лесть, словно ворона в басне, не назвал своего имени, и королева не узнала, что Планше служил у него.

— Ваше величество, — почтительно ответил Планше, — меня зовут Дюлорье, к услугам вашего величества.

— Благодарю вас, господин Дюлорье, — сказала королева. — А чем вы занимаетесь?

— Я торгую сукном, ваше величество, на улице Бурдоне.

— Это все, что мне хотелось знать, — сказала королева. — Премного обязана вам, любезный Дюлорье; мы еще увидимся.

— Прекрасно, — прошептал Д’Артаньян, отводя полог, — Планше не дурак; сразу видно, что прошел хорошую школу.

Различные участники этой странной комедии с минуту смотрели друг на друга, не говоря ни слова. Королева все еще стояла у дверей, д’Артаньян наполовину высунулся из своего убежища, король, приподнявшись на локте, готов был снова лечь при малейшем шуме, который указал бы на возвращение толпы; но шум не приближался, а, напротив, удалялся, становился все слабее и, наконец, совсем затих. Королева вздохнула. Д’Артаньян отер свой влажный лоб. Король соскочил с постели и сказал:

— Едем!

В эту минуту показался Ла Порт.

— Ну что? — спросила королева.

— Ваше величество, я проводил их до самых ворот, — отвечал камердинер. — Они объявили своим товарищам, что видели короля и что королева говорила с ними, и теперь они расходятся, гордые и довольные.

— О негодяи! — прошептала королева. — Они дорого поплатятся за свою дерзость!

Затем, обратясь к д’Артаньяну, прибавила:

— Сударь, ни от кого не получала я лучших советов. Продолжайте: что нам теперь делать?

— Ла Порт, — сказал Д’Артаньян, — закончите туалет его величества.

— Значит, мы можем ехать? — спросила королева.

— Когда вашему величеству будет угодно: вам остается только спуститься по потайной лестнице; я буду ждать у выхода.

— Ступайте, — сказала королева, — я следую за вами.

Д’Артаньян сошел вниз; карета была на месте, и мушкетер сидел на козлах.

Д’Артаньян взял узел, положенный Бернуином в ногах мушкетера; в нем лежали шляпа и плащ кучера господина Гонди. Д’Артаньян накинул на себя плащ и надел шляпу.

Мушкетер сошел с козел.

— Идите, — сказал ему Д’Артаньян, — освободите вашего товарища, который стережет кучера. Затем садитесь оба на лошадей, отправляйтесь на Тиктонскую улицу, в гостиницу «Козочка», возьмите там мою лошадь и лошадь господина дю Валлона, оседлайте и снарядите их по-походному и на поводу приведите их из Парижа в Кур-ла-Рен. Если в Кур-ла- Рен вы уже никого не застанете, поезжайте в Сен-Жермен. Все это — по королевскому приказу.

Мушкетер приложил руку к шляпе и пошел исполнять полученные приказания.

Д’Артаньян сел на козлы. За поясом у него была пара пистолетов, в ногах лежал мушкет, позади — обнаженная шпага.

Вышла королева; за нею шли король и герцог Анжуйский, его брат.

— Карета коадъютора! — вскричала королева, отступая на шаг.

— Да, ваше величество, — сказал д’Артаньян, — но садитесь смело; я сам правлю.

Королева села в карету. Король и его брат вошли вслед за нею и сели по бокам.

— Входите, Ла Порт, — сказала королева.

— Как, ваше величество? — сказал камердинер.

— В одну карету с вашими величествами?

— Сегодня не до этикета, дело идет о спасении короля. Садитесь, Ла Порт.

Ла Порт повиновался.

— Опустите занавески, — сказал д’Артаньян.

— А не покажется ли это подозрительным? — спросила королева.

— Будьте покойны, ваше величество, — сказал д’Артаньян, — у меня готов ответ.

Занавески были опущены, и карета быстро покатила по улице Ришелье. У заставы вышел навстречу караул из двенадцати человек; впереди шел старший с фонарем в руке.

Д’Артаньян сделал ему знак подойти.

— Вы узнаете карету? — спросил он сержанта.

— Нет, — ответил тот.

— Посмотрите на герб.

Сержант поднес фонарь к дверце.

— Это герб коадъютора! — сказал он.

— Т-с! Он там вдвоем с госпожой Гемене.

Сержант расхохотался.

— Пропустить! — приказал он. — Я знаю, кто это.

Потом, подойдя к опущенной занавеске, сказал:

— Желаю приятно провести время, монсеньер.

— Нахал! — крикнул ему д’Артаньян. — Из-за вас я потеряю место!

— Нахал! — крикнул ему д'Артаньян. — Из-за вас я потеряю место!

Заскрипели ворота, и д’Артаньян, увидев перед собой открытую дорогу, стегнул изо всей силы по лошадям, которые понеслись крупной рысью.

Через пять минут они настигли карету кардинала.

— Мушкетон! — крикнул д’Артаньян. — Подними занавески в карете ее величества.

— Это он! — сказал Портос.

— Кучером! — воскликнул Мазарини.

— И в карете коадъютора! — прибавила королева.

— Черт возьми, господин д’Артаньян, — сказал Мазарини — вы золотой человек.

ГЛАВА 9

Как д'Артаньян и Портос выручили от продажи соломы: один — двести девятнадцать, а другой — двести пятнадцать луидоров