Невидимый фронт войны на море. Морская радиоэлектронная разведка в первой половине ХХ века - Владимир Кикнадзе

Среди морского командования существовало мнение, что важно не столько выяснение фактической обстановки, сколько ее оценка, и что для талантливого энергичного начальника не составит труда правильно оценить обстановку. Распространение получило и такое мнение: «разведка нужна только противнику, активно настроенному»[156]. А поскольку активные действия русского флота в начальный период войны не предполагались, то отсюда делался соответствующий вывод и об организации разведки, что нашло отражение и в мероприятиях оперативной подготовки, рассмотренных нами выше.

«Хотя цусимский разгром был жив в памяти руководителей флота и морского ведомства», вопрос организации флотской разведки теоретически «был разработан чрезвычайно слабо». Курсы тактики и стратегии Морского корпуса и Академии, расчеты и соображения МГШ при обосновании планов строительства флота, а также проект составленного за год до войны «Боевого наставления для высших соединений флота» учитывал разведку, как «непременное условие для правильного построения планов операций», но все это было лишь «первым приближением, наметкой, но никак не законченной, четко проработанной и осознанной доктриной». Отсутствовало даже наставление по разведке, документ, уже существовавший к тому времени в немецком флоте. Для сравнения, в военном флоте Германии были предусмотрены «разведочные группы»[157], тогда как в русском флоте корабельная разведка не получает должного выражения (ни в теории, ни в корабельно-строительной программе, ни в подготовке флота), не выходя фактически за рамки дозора и тактической разведки.

Результатом преобладания таких мнений и неадекватного отношения командования к разведке стала недостаточность и низкая готовность к началу войны сил, предназначенных для ведения разведки на море.

На 1914 год морской министр ставил Балтийскому флоту весьма ограниченную задачу: «Воспрепятствовать противнику проникнуть в восточную часть Финского залива, за меридиан о. Нарген, хотя бы временно обеспечив мобилизацию сухопутных войск Петербургского округа, имеющих ближайшей задачей – защиту столицы». Отказ Командующего флотом от борьбы в западной части Финского залива и в других частях Балтийского моря был среди прочего обусловлен и отсутствием учета тех сил, которые «может выделить германский флот для операции на Балтийском море». Составители оперативного плана не смогли из оценки военно-политической обстановки сделать вывод о том, что русский флот Балтики в борьбе с Германией не останется без союзников[158]. Таким образом, низкая эффективность разведки в мирное время не позволила принять командованию решение по наиболее эффективному применению сил флота, а в итоге, с учетом существовавших взглядов на разведку, сделало последнюю ненужной.

Можно считать, что на Балтийском флоте к началу Первой мировой войны корабельная разведка, в современном понимании этого процесса, отсутствовала совсем. Она сводилась к выставлению в 100 милях от центральной минно-артиллерийской позиции корабельного дозора. В его состав входили устаревшие крейсера, миноносцы и лишь одна современная боевая единица – быстроходный эскадренный миноносец одноименного типу названия – «Новик». Чтобы усилить разведывательные средства флота, не располагавшего для этих целей необходимым корабельным составом, был поставлен вопрос о мобилизации для несения дозорной службы в своих водах частных пароходов малого тоннажа. В мирное время не предусматривалась специальная подготовка к решению задач разведки и подводных лодок, строительство которых во флоте также было преуменьшено по сравнению с потребностями.

Воздушная разведка тогда находилась в «зародышевом состоянии». К началу 1914 года в составе авиации Балтийского флота было семь самолетов, из которых три были переделаны для посадки на воду, и всего семь летчиков. К 1 августа в Морском министерстве насчитывалось около трех десятков самолетов, два десятка дипломированных летчиков и десять учеников-летчиков[159]. В условиях нехватки кадров в 1915 году для летной работы в морскую авиацию были привлечены армейские летчики. Но эффективность их деятельности, особенно на Балтике, оказалась весьма низкой: «В результате полетов на разведку донесения армейских летчиков содержали столь большие погрешности как в точности места обнаруженных кораблей в море, так и в типах и классах их, что командование принуждено было часто посылать повторно в тот же район для разведки снова морских летчиков, имевших достаточную морскую подготовку и навыки по наблюдению в море»[160].

Агентурной разведки на флотах не было, а сведения, добываемые агентурной (тайной) разведкой особого отделения МГШ, были ограничены и не удовлетворяли потребности флотов в разведывательной информации. Штат агентов был незначителен, а сами кадры не в полной мере подготовлены; связь – недостаточно надежна и не позволяла передавать сведения с требуемой оперативностью. Германский сигнальный код был разослан на флоты лишь 13 июля, где его еще предстояло размножить. Только 15 июля был поднят вопрос о посылке офицеров, умеющих отличать свои корабли от неприятельских, на форты Ино, Красная Горка и Кронштадт. На месте сведущих людей в этом деле не оказалось. Во всем чувствовалась запоздалость[161].

В результате в момент наибольшего обострения политической напряженности командование Балтийского флота оказалось практически отрезанным от жизненно важной для него информации, а необходимость наличия более полных и достоверных данных о противнике стала понятна командованию лишь за считанные дни до начала войны. «Страдаем отсутствием сведений, где и что делает германский флот, то же и шведский, также вероятный противник… Теперь особенно нужна была агентура, а у нас ее, видимо, совсем нет»[162], – докладывал в МГШ за несколько дней до начала войны командующий морскими силами Балтийского флота адмирал Н.О. Эссен[163]. Еще резче выражался флаг-капитан по оперативной части штаба флота капитан 1 ранга А.В. Колчак[164]: «Мы совершенно лишены сведений о противнике. Разведке нашей цена 0. Она ничего путного не делает»[165]. Представленный в Генмор Эссеном проект посылки морских офицеров на коммерческие суда, совершавшие рейсы в Германию, был отклонен ввиду недостаточной проработанности[166]. К 25 июля 1914 года был подготовлен проект организации

«Службы наблюдения за противником во время войны», в которой насчитывалось бы 13 агентов. Курировали агентурную разведку на Балтике лишь два морских офицера – заведующий «столом Балтийского театра» Особого делопроизводства старший лейтенант В. Виноградов и его помощник старший лейтенант Р. Окерлунд, чего явно было недостаточно. Тем не менее, количество сотрудников этого делопроизводства до конца войны так и не изменилось[167].

Отсутствие зарубежной агентуры, способной с началом военных действий вскрывать планы и намерения командования военно-морских сил Германии (и Турции после ее вступления в войну), привело к тому, что именно внедрение агентов-наблюдателей, отслеживавших перемещение неприятельских сил и докладывающих об этом, было выбрано в качестве основного направления деятельности МГШ по организации агентурной разведки на морских театрах военных действий. И если первоначально имела место явная недооценка агентурно-разведывательной службы, то в дальнейшем роль агентуры излишне переоценивалась. Командовавший Балтфлотом с мая 1915 года по сентябрь 1916 года вице-адмирал В.А. Канин[168], «вследствие излишней доверчивости к донесениям агентуры» неоднократно был введен в заблуждение сведениями о местоположении неприятельского флота[169].

Единственным разведывательным органом на Балтийском флоте, который реально был способен добывать необходимые сведения о противнике, являлась Служба связи. Хотя до войны морские силы России располагали незначительным количеством станций и наблюдательных постов из числа БНПиС, занимавшихся ведением радиоразведки, «не было ни одного движения германских кораблей, которое сразу же не сделалось бы известным нашему флоту»[170]. Вместе с тем, двойственное положение БНПиС – работа в интересах разведки флота и подчиненность начальнику Службы связи, создавало некоторые трудности в организации радиоразведки.

Результаты радиоразведывательной деятельности накануне войны, а также в первые дни военных действий убедили командование флотов в необходимости создания помимо БНПиС Службы связи станций радиоразведки, оснащенных соответствующим радиооборудованием, техникой и специалистами – радистами-разведчиками и дешифровальщиками (хотя об этом свидетельствовал гораздо ранее еще опыт Русско-японской войны 1904–1905 гг.). Наиболее интенсивно и успешно эта работа развернулась на Балтийском флоте. Так, на побережье Балтики уже в августе 1914 года для ведения радиоразведки были выделены на БНПиС южного (Гапсаль (Хаапсала), Кильконд (Кихелькона, о. Эзель), В. Дагерорт (о. Даго)), западного (Преете, Утэ, Або (Турку)) и северного (Гельсингфорс (Хельсинки) – два, Ганге (Ханко)) районов по три радиоприемника. В дальнейшем эти БНПиС были оформлены как разведывательные станции (радиоперехвата и радиопеленгаторные).