Властелин «чужого». Текстология и проблемы поэтики Д. С. Мережковского - Елена Андрущенко

Скриба не посчитал ответ Д. Мережковского убедительным.

«Оставьте, г. Мережковский. Вы лучше всякого другого знаете, что ваши слова – пустая отговорка. Вы перевели, не указав источника – вот и весь инцидент» [94] .

Этот упрек можно было бы адресовать большинству написанного Д. Мережковским. Ю. Айхенвальд называл его

«"несравненным маэстро цитат, властелином чужого, глубоким начетчиком", который "цитирует много и многих – вплоть до полкового писаря"» [95] .

М. Ермолаев предполагает, что это происходило намеренно, Д. Мережковский действовал,

«как бы говоря нам: я пытаюсь показать вам душу писателя, пытаюсь показать свою, слившуюся с его душой, но не подумайте, что я хоть немного присочиняю. <…> Писатель не загораживает, не забалтывает автора – напротив, он дает ему возможность раскрыться, сохранив его голос и даже интонацию» [96] .

Приходится признать, что во многих случаях маэстро был «глубоким начетчиком».

В процессе текстологического обследования становится очевидным, что источником его вдохновения являлись чужие тексты, которые он, зачастую переводя, пересказывая, цитируя без кавычек, адаптирует для современного ему читателя. Он, как правило, избирал в качестве отправной точки научный или биографический труд о писателе, а также его произведения. Собственные интерпретации и комментарии Д. Мережковского, включающие домысел, находятся в поле между этими двумя типами текстов. Почерпнутые из них материалы цитируются, пересказываются и компилируются. В.В. Розанов писал, что

«свои мысли он гораздо лучше выскажет, комментируя другого мыслителя или человека; комментарий должен быть методом, способом, манерою его работы» [97] .

Этот комментарий тесно связан с его своеобразным видением истории литературы, в которой, как он полагал, неутомимо, из века в век, пробивалось стремление преодолеть языческую – в древности, и христианскую в новое время – односторонность. Чтобы донести до обыкновенного читателя эту мысль, он прибегает к прочтению произведений писателя сквозь призму его личности, воссозданной по воспоминаниям, дневникам или чужим исследованиям.

«Текучесть», «изменчивость», по выражению Б. Томашевского, текста дает возможность судить о читательских и исследовательских предпочтениях писателя. Их косвенным свидетельством может быть частотность употребления имен: тех, кому посвящены статьи; тех, кому посвящены статьи, но названные вне статей; тех, кому статьи не посвящены. Это единичные упоминания: Байрон (более 20), Лермонтов, Наполеон (более 10); упоминания с развернутой характеристикой: Гёте (более 25), Л. Толстой (более 20), Достоевский, Петр I, Пушкин, Тургенев, Ренан, Шекспир, Данте (более 10). Подтверждением этого может быть и одна из центральных книг писателя, «Л. Толстой и Достоевский», в которой эти имена являются его неизменными «спутниками».

Глава II Из чего «сделана» книга «Л. Толстой и Достоевский»

Книга «Л. Толстой и Достоевский. Жизнь, творчество, религия» впервые публиковалась в журнале «Мир искусства» в 1900–1902 гг. [98] Сам писатель датировал свой труд 1898–1902 гг. – со времени начала работы над книгой до конца 1902 г., когда завершилась его публикация в журнале С.П. Дягилева. Как писал Б. Томашевский,

«очень часто автор начинает печатать свое большое произведение прежде, чем оно доведено им до окончательной обработки. Так бывает с произведениями, печатающимися по частям в периодической печати, напр.<имер> в журналах. Иной раз первые главы бывают рассчитаны на несколько иное построение конца, чем это оказывается на самом деле. В повторном издании автор принужден согласовывать начало своей работы с целым, как она явилась в результате творческого процесса или под влиянием условий появляется в печати» [99] .

Конечно, он имел в виду, прежде всего, художественные произведения, журнальные публикации которых по ряду причин отличаются от отдельного издания, и таких случаев в истории литературы множество. Что же касается книги Д. Мережковского, то при подготовке отдельного издания книги он провел стилистическую правку и первые две части выпустил в свет в составе одного тома отдельно от третьей: дважды – в 1901 г. в издательстве «Мира искусства», затем в 1903 г. в издательстве М.В. Пирожкова, в 1909 г. в издательстве «Общественная польза». Третья часть как отдельный, второй том публиковалась в 1902 г. в издательстве «Мира искусства», в 1903 г. М.В. Пирожковым, в 1909 г. в двух частях в издательстве «Общественная польза».

Выход в свет второго тома в издательстве «Мира искусства» удивил Л. Шестова, который писал:

«…второй том этого сочинения явился для меня совершенной неожиданностью. Правда, я позволяю себе думать, что в значительной степени он явился неожиданностью и для самого автора: мне представляется, что в то время, как он начал писать свой труд, он – "даль свободного романа сквозь магический кристалл еще не ясно различал". Может быть, он даже и не предвидел, что задумает выпустить огромный отдельный том под заглавием "Религия Л. Толстого и Достоевского"» [100] .

Думается, это не совсем верно. Оснований для того, чтобы считать замысел изначально таким, как он выразился в начале 1900-х гг., несколько. Уже в «Вечных спутниках» Д.С. Мережковский писал о «жизни» своих «героев», беря сведения о ней из дневников, записок, писем или из воспоминаний о них. Иногда недостаток биографических сведений восполнялся произведениями, что нередко приводило к отождествлению писателя с его героями. «Творчество» возникало из анализа произведений, а выводы из биографии и наследия были связаны с поисками высшей идеи, которая, якобы, выразилась и в том, и в другом («религия»). Особенно последовательно этот подход выдержан в статье «Пушкин», в ней он дал, видимо, ожидаемый результат. И новую книгу Д. Мережковский прямо связывает с этой статьей:

«Когда несколько лет назад, в статье о Пушкине, я высказал мысль, что главная особенность его сравнительно с другими великими европейскими поэтами заключается в разрешении всемирных противоречий, в соединении двух начал, языческого и христианского, в еще небывалую гармонию, – меня обвинили в том, что приписываю Пушкину мои собственные, будто бы "ницшеанские" мысли, хотя, кажется, никакая мысль не может быть противоположнее, враждебнее последним выводам ницшеанства, чем эта именно мысль о соединении двух начал. Больше, чем кто-либо, я чувствую, как недостаточны и несовершенны были слова мои, но все-таки я не могу от них отречься» [101] .

Сам замысел этой книги и способ его реализации в ней вырастали из статьи «Пушкин». Об этом свидетельствует и частотность обращения к его имени, и степень «включенности» его наследия в размышления о судьбах русской культуры.

С другой стороны, в словах Л. Шестова есть и своя правота. В Предисловии к «Религии» сам Д. Мережковский пишет:

«Вся книга, для которой строки эти служат предисловием…» (198),

т. е. «Религия», на самом деле, это книга, а ее связь с предшествующими частями, которая безусловно существует, объясняется общностью материала, на котором выстраивается концепция автора.

В цитате, приведенной выше, Д. Мережковский говорит, что подвергся «обвинениям» за интерпретацию пушкинского творчества. Это отсылает к полемике, развернувшейся после выхода в свет «Философских течений русской поэзии», а также к публикациям Пушкинского юбилея 1899 г. На первое издание, подготовленное П. Перцовым, откликнулись В. Соловьев, Д. Спасович, А. Богданович и др. В статье В. Соловьева «Особое чествование Пушкина (Письмо в редакцию)» [102] речь шла о включенных в «Философские течения.» статьях В. Розанова, Н. Минского и Д. Мережковского, посвященных Пушкину, и чуждых В. Соловьеву идеях, которые в них развивались. «Пушкинские» номера «Мира искусства», приуроченные к юбилею поэта [103] , он связывал с рождением «ницшеанского» мировоззрения в русской культуре. Рецензия В. Соловьева вызвала ответ Д. Философова в августовском номере «Мира искусства» за 1899 г., отстаивавшего право нового прочтения наследия поэта. Эту статью В. Соловьев назвал «исполнительным листом», предъявленным ему «ничшеанцами». Вторая статья В. Соловьева «Против исполнительного листа» [104] была посвящена ницшеанству в русской культуре. Близкие по смыслу высказывания о ницшеанском пафосе статьи Мережковского о Пушкине содержала рецензия А.Б. [А.Богданович] «Критические заметки» [105] и статья В.Д. Спасовича «Д.С. Мережковский и его "Вечные спутники"» [106] . Отсылая читателя к этой печатной полемике, Д. Мережковский утверждал близость своих идей высказанным Ф. Достоевским в его Пушкинской речи и право развивать концепцию, предложенную в статье «Пушкин».