Микрошечка - Владимир Васильев

- А не подарит ли Прекрасная Дама танец и рабу своему? - возник вдруг мой властелин.

- С превеликой радостью, - поднялась я.

- Подождите, - остановил нас сын. - Это не совсем та музыка...Давайте, я сыграю вашу любимую.

Он выключил проигрыватель и сел за небольшой "кабинетный" рояль, на котором и я играла (вернее сказать, поигрывала) всю жизнь, и он учился. И зазвучала мелодия нашей молодости. Под нее зарождалась и расцветала наша любовь. Мы начали танцевать, и я забыла о пространстве, которое надо оберегать. Я была далека отсюда и во времени (в это время уменьшалась мама!), и в пространстве. И в этой дальней дали я была не одна...

Мелодия звучала не совсем так, как прежде. И исполнялась она тогда оркестром, а сын теперь импровизировал и варьировал. Оттого то и это время, как бы наложились друг на друга, не смешиваясь, но сосуществуя. Университетский ресторанчик, где мы впервые танцевали, вдруг оказался в нашей гостиной. И стойка бара совместилась с камином.

То, что происходило, трудно назвать танцем. Скорее, восходящие потоки памяти несли меня по воле своей. И музыка, казалось, длилась бесконечно. Сын нанизывал вариацию на вариацию, заставляя (или помогая?) каждый раз по-новому переживать воскресшее и восхищенно удивляться тому, как много оно содержало в себе неразгаданного в свое время.

Не знаю, сколько бы еще это могло продолжаться, но вдруг мой затуманенный эмоциями взор наткнулся на зеркало. И то, что я в нем увидела, заставило меня оцепенеть. Муж тоже остановился и замер, проследив за моим взглядом. А сын (конечно же, он давно это видел) то ли с горящими от вдохновения, то ли с блестящими от слез глазами играл самозабвенно какую-то совсем уже немыслимую вариацию. Наверное, если бы не его музыка, я бы завизжала от ужаса. Но очень уж музыка была созвучна моменту и не позволяла диссонирующих эффектов типа визга.

В зеркале отражалось весьма странное, если не сказать страшное существо, общим силуэтом напоминавшее моего мужа, но на месте его лица торчал клок волос, а из плеч, извиваясь к затылку, тянулись щупальцы. В пространстве тела, вообще, клубился белый туман.

Я все поняла и сделала шаг назад. И ирреальная мизансцена стала вполне реалистичной. Всего несколько мгновений, подобных удару тока, но меня еще долго била дрожь.

Пытаясь достойно завершить сцену, я сделала книксен, муж поклонился и протянул руку, чтобы отвести меня к креслу. Мы пошли к камину. Сын изобразил несколько аккордов финала, и наступила тишина. Мы, все трое, ошеломленно смотрели друг на друга.

- Да! Это было нечто! - выдохнул свои эмоции сын. - О, если бы вы позволили мне сделать из этого фильм!

- Над этим стоит подумать, - неожиданно согласился мой технарь. Я вопросительно посмотрела на него.

- Если мы ступили на Тропу, - попытался объяснить он метафорически, то надо готовить к ней и коллективный разум социума. А это уже сфера искусства... Слушай, - обратился он к сыну, - а ты ощущаешь в себе силы на такой фильм?..

- Наблюдая эту гениальную сцену и участвуя в ней, мне показалось, что могу... Возможно, я слишком самонадеян.

- Скромность хороша, пока не мешает делу, - буркнул отец. - Если почувствовал, что можешь, дерзай.

- Но стоит ли привлекать к себе внимание, пока мы сами не знаем ответа, - я попыталась проявить разумную осторожность.

- На какой вопрос? - насторожился сын.

- Ну, прежде, чем перейти к нему, - улыбнулась я хитро, - нельзя ли предложить даме бокал нашего "Лешего-Эльфа". Все еще дрожит внутри.

Мужчины бросились к столу.

- Эх, - вздохнул сын, - очень сомневаюсь, что возможен второй дубль такой сцены...

- Зачем второй дубль, - пожал плечами отец. - Все записано наилучшим образом. Даже такое, что тебе и не снилось. Пусть это будет фильм без дублей, как жизнь.

- В искусстве это не всегда возможно, - возразил сын.

- Чем дольше я живу, тем больше склоняюсь к заключению, что жизнь более искусство, чем наука.

- Эй, интеллектуалы! - напомнила я о себе. - Где мое вино?.. Впрочем, подождите, я сама! - вдруг вспомнила я, что больше никто и никогда мне вина не нальет, хоть в лепешку расшибется... Наверное, мои деликатные и тянули время, чтобы до меня дошло.

Я поднялась и подошла к столу. Мы с мужем вдвоем взялись за графин и разлили вино по бокалам. К камину каждый вернулся со своим хрустальным сосудом. Сели полукругом возле огня, изредка поднося к губам напиток.

- Итак, - начала я разговор, - наследный принц наш, что вы имеете сказать по поводу происходящего здесь?.. Что требует объяснений?

Сын сразу посерьезнел. Не то, чтобы до сих пор он дурачился. Но играл. В трагедии. И осознавал, что играет. Теперь в спектакле антракт, и актеры говорят о насущном.

- Я понял, что правильно оценивал ситуацию, будучи вдали от вас. Очень вам благодарен, что не отгородились от меня высокой трагедией, которую переживаете, а позволили стать ее участником... Я был участником, но за стенами театра... Я понял, что мама уменьшилась настолько, что больше не могла жить в этом мире полноценной жизнью...

- Давно уже не могла, - подтвердила я.

- И сейчас, - продолжил сын, - мама находится в какой-то миниатюрной модели этого мира, выполненной с очень высокой степенью адекватности... Совмещение миров осуществляется с помощью передачи видеограмм очень высокого качества. Скорее всего, голограммы, но, возможно, и что-то более новое... Мы в твоем мире такие же, извиняюсь, призраки, точнее, видеообразы, как ты в нашем. Поэтому общение требует большого искусства, чуткости, внимания друг к другу. И вам это здорово удается. Наверное, без телепатии тут не обходится - настолько интуитивно синхронны ваши действия. Наверное, это тот самый вариант жизни, который невозможен без высочайшего профессионализма... Я восхищен вами. И никогда-никогда не забуду сегодняшнего вечера... Потому что, наверное, только сегодня, сейчас, понял, как люблю вас. Одно дело думать, считать, что любишь, поскольку это само собой разумеется, другое дело в полной мере ощутить... И еще, видимо, именно сегодня я стал окончательно взрослым. Через ощущение разлуки... Что-то я много говорю, но почему-то боязно замолчать... Конечно, меня страшно интересует конкретика технической реализации. Если это не секрет, думаю, папа потом расскажет. Пока же я всецело принимаю и одобряю ваши действия. Хотя не знаю, нуждаетесь ли вы в моем одобрении.

- Нуждаемся, - подтвердила я. - И в одобрении, и в понимании, и, может быть, в помощи.

- Чем я могу помочь? - встрепенулся сын.

- Мне уже ничем, кроме любви, - улыбнулась я. - А вот папе... Если когда-нибудь пойдет вслед за мной. Он надеется, что я его дождусь там в микровселенной, оберегаемой им, и мы встретимся.