Все, что считается - Георг Освальд

Безусловно, не все, кого я вижу, инвалиды, далеко не все; наоборот, они образуют самую маленькую группу, просто они бросаются в глаза. Есть так же молодчики из ночлежки и бомжи, пьянчужки и психи, они тоже толкутся на этом пятачке и, конечно, тоже привлекают к себе внимание. Но самой интересной можно назвать наиболее многочисленную группу: это люди определенного сорта, которых, наверное, и назвали бы «нормальными», хотя это совсем не так. У них нет настоящих недостатков – ни физических, ни психических, и тем не менее они навсегда исключены из обычных общественных отношений. Их дефекты можно распознать только со второго взгляда. У некоторых они совсем не видны, но зато явно чувствуются. В большинстве случаев речь идет о сниженном, не дотягивающем до среднестатистического интеллекте и полном отсутствии социальной адаптации. Совокупность этих особенностей обеспечивает невозможность задействовать таких особей. В этой группе есть экземпляры, у которых внешне имеются все необходимые задатки, и все-таки они за бортом. Такое впечатление, что им не хватает какого-то гена или секретного свойства, что и делает их ни на что не годными. Кажется, я один из таких экземпляров. Именно поэтому с сегодняшнего дня я стал частью шоу обломков жизни, которое каждое утро проходит на этой площади. Я тоже обломок, шляющийся с видом директора банка в костюме и дорогих ботинках, с загорелым лицом и наманикюренными ногтями, хотя и превратился в личность, получающую социальное пособие. Мои внешность, одежда и поведение выдают человека, принадлежащего к общественной элите. Факты же доказывают, что это совсем не так. Моя мимикрия – это и есть мой физический недостаток, и если вы считаете, что я могу вот так просто взять и переодеться во что попроще, то вы ничего не поняли.

Те, кто сейчас двигается по этой площади, и есть мои новые товарищи, с сегодняшнего дня я принадлежу к их касте. Наверное, все это мне снится. Само собой разумеется, я могу прямо сейчас оказаться в безопасности, стоит только пойти туда, где мое настоящее место, – в свой банковский филиал.

Как только подхожу к сервисному отделу, сразу понимаю, что совершил фатальную ошибку, но уйти не могу. Меня уже увидел сидящий за окошечком молодой человек, который три недели назад побывал в нашем отделе в качестве стажера. Он кивает мне, демонстрируя ту приветливость, которую мы признаем единственной формой корректного обращения наших молодых сотрудников с другими людьми. Он просит клиента, которого как раз обслуживает, подождать несколько секунд и ненавязчиво подает знак, выделив меня из группы ожидающих и приглашая подойти к окошечку. Следую его приглашению.

В голове крутится вопрос, была бы такой же моя реакция, если бы я все еще оставался заместителем руководителя отдела по работе с проблемными клиентами. Может быть, я не стал бы дожидаться приглашения, а подошел бы к окошечку и подозвал парня к себе? На самом деле всё гораздо проще: оставаясь заместителем руководителя отдела по работе с проблемными клиентами, я бы сюда не пришел. Нюансы молодой человек улавливает чисто автоматически:

– Господин Шварц! Вот так сюрприз! Какими судьбами вы здесь?

Ему что-то известно? Не может быть. Он один из тех сотрудников, которые о подобных вещах узнают самыми последними. Отвечаю:

– Хочу снять четыреста марок. Не волнуйтесь. Я пройду к автомату.

– Да что вы, господин Шварц! Я мигом!

Размышляю, не должен ли я попросить его сначала обслужить клиентов. В качестве начальника, которым я больше не являюсь, я был бы просто обязан это сделать, но я не хочу привлекать внимания, не хочу беспокойств и дискуссий. Пусть только сделает всё побыстрее. Вводит в компьютер номер моего счета и проверяет данные. По лицу вижу – что-то привлекло его внимание. Говорю:

– Ну и что?

Склоняется над окошечком и шепчет:

– Я заметил, что в этом месяце вам еще не перевели зарплату. Может быть, выяснить, в чем дело?

Чувствую, как от ужаса в жилах стынет кровь, и говорю:

– Ничего страшного, я уже всё выяснил. Деньги придут на следующей неделе. Ошибка бухгалтерии.

– Ну, тогда другое дело.

Кажется, мое объяснение его устраивает. Делает распечатку на четыреста марок. Отходит от окошечка и разговаривает с другим парнем. Мне не слышно, о чем они говорят. Наверное, спрашивает, получил ли тот зарплату и не знает ли, что за ошибка произошла в бухгалтерии. Парень пожимает плечами и качает головой. Оба смотрят в мою сторону. Наконец мой молодой человек возвращается с четырьмястами марок и пересчитывает их при мне. Говорит:

– Надеюсь, что вопрос с бухгалтерией решится.

Отвечаю несколько раздраженно:

– Я же вам уже сказал. Ошибка устранена!

Прощаемся по форме. Он по-лакейски, как предусматривает полученное им образование, я несколько свысока, как положено заместителю руководителя отдела. Когда на выходе пытаюсь убрать деньги, руки начинают дрожать настолько сильно, что купюры никак не попадают в кошелек. Мну их и сую в карман.

СНАРУЖИ

21

Музыка орет так, что дрожат внутренности. Уве держит в руках связку ключей с ложечкой для кокаина, покручивая ими прямо перед самым лицом барменши. Поймав ее взгляд, он показывает на наши стаканы из-под виски. Все три пусты. В каждом из трех баров в «Функаделике» на полке стоит черный «Джонни Уокер» с именем Уве на бутылке. Он говорил, что лишь немногие из посетителей могут похвастаться такой привилегией.

Барменша, миленькая толстушка с татуировкой в виде бус из колючей проволоки, длинными, гладкими, выкрашенными в черный цвет волосами и бледным кукольным личиком, наполняет стаканы на два пальца. Уве вытаскивает из пачки сложенную в длину десятку, расправляет ее и протягивает девушке, зажав между средним и указательным пальцами. Это чаевые, виски давно оплачено.

Пачка денег у Уве знаменита на весь «Функаделик», да и не только здесь, об этом мне рассказал Анатоль. Ее толщина всегда составляет два сантиметра, а первая купюра – обязательно тысяча. Барменша выуживает десятку и отворачивается, выставив подбородок и не высказав никакой благодарности. Не приходится сомневаться в том, что Уве она терпеть не может. Он прикуривает от пластмассовой зажигалки в виде длинных стройных женских ног под красной мини-юбкой. Ухмыляется, пускает дым, высовывает язык и грязно смеется. Уве устраивает вечеринку, в ней принимает участие Анатоль. Я тоже приглашен, если, конечно, понял правильно.

Когда я был студентом, то иногда заскакивал на дискотеки. Все время в сопровождении своего друга Маркуса, который в ночной жизни считался тогда важной фигурой, «фигурой номер один», как он сам говорил. Я понимал, по каким правилам шла игра, и за спиной Маркуса мог чувствовать себя более раскованным, чем был на самом деле. Но когда я пришел в банк, все это потеряло смысл. Ясное дело, по вечерам я не всегда сидел дома, но ходил туда, куда принято ходить людям нашего круга, скажем, в бар «Гаррис Нью-Йорк», в «Леманс», в дорогие рестораны. Здесь, в «Функаделике», главными клиентами являются дети, не достигшие и тридцати, которые думают, что определенная одежда, определенная музыка, определенные наркотики и определенные деньги имеют значение. Может быть, по-своему они не так уж и не правы. Но для меня это чушь. Я здесь только из-за Уве и Анатоля, которые пытаются дать мне понять, что тут они чувствуют себя в своей тарелке, даже если и не считают, что молодежный стиль для них приемлем. Они ведут себя как старейшины сцены, в руках которых – независимо от моды – находится пальма первенства по той простой причине, что они существуют здесь слишком давно.

Без сомнения, чтобы считать Уве человеком необычным, совсем не требуется его любить. Его кожа, приобретшая золотисто-бронзовый оттенок в принадлежащем ему солярии, его тело титана, накачанное в принадлежащей ему фитнес-студии, коротко подстриженные волосы, доведенные до белизны с помощью перекиси водорода, – все это позволяет ему выглядеть грубым, непобедимым братом-близнецом Ван Дамма; сходство усугубляет и тот факт, что ростом он больше чем метр девяносто.

А вот Анатоль совсем обыкновенный, такой, как все. У него гавайская рубашка, застиранные джинсы и довольно длинные волосы с пробором посередине.

Ну а я, третий участник застолья, все еще люблю надевать свои костюмы, даже если иду куда-нибудь поздно вечером. В этом есть свое преимущество – обслуживают лучше. Дело не в том, что выглядишь знатоком, – просто начинаешь казаться фигурой важной, присутствующей в данном месте не ради удовольствия. Ну а если человек пришел сюда не ради удовольствия, то он из полиции или преступник, обтяпывающий свои делишки. Я ни то и ни другое, но объяснить мое появление в костюме рядом с Уве и Анатолем очень трудно, поэтому я считаюсь фигурой загадочной, что доставляет мне удовольствие.

Дело не в том, что Уве и Анатоль натворили что-то из ряда вон выходящее, но в их жизни появились некоторые проблемы, решить которые помогаю я, выступая в роли консультанта. Поэтому мы и вместе.