Внешнеполитическая программа А. Л. Ордина-Нащокина и попытки ее осуществления - Борис Флоря

С обсуждением отношений России и Речи Посполитой на сейме в Москве могли связывать известные надежды. Если королевский двор и был удовлетворен безрезультатным исходом переговоров, то в стране явно не все испытывали удовлетворение. Провожавший комиссаров по окончании переговоров подполковник Василий Тяпкин (впоследствии первый русский резидент в Речи Посполитой) сообщал, что «в Пацове… войске на комисаров гораздо нарекают, что они миру не учинили, а естьли б, де, они через войско ехали, то б их всех побили»[272]. Даже некоторые из королевских комиссаров в беседах давали понять, что они были бы готовы заключить мир на более приемлемых для России условиях. Так, один из комиссаров, подкоморий кременецкий Стефан Ледоховский, в беседе с А. Л. Ординым-Нащокиным говорил, что Речь Посполитая могла бы уступить России Смоленск и Северскую землю и только вопрос об Украине остается камнем преткновения[273].

С предложением направить русских великих послов на сейм для заключения вечного мира и союза с Речью Посполитой к царю обратился А. Л. Ордин-Нащокин с очень интересной запиской[274]. Отправить послов на сейм он предлагал потому, что польско-литовские комиссары неоднократно заявляли, что именно на сейме будут принимать окончательные решения. При этом он полагал, что предложенные комиссарам русские условия мира следовало бы разными способами (через гонцов, пленных и др.) сделать известными широким кругам шляхты, чтобы «ведали в Княжестве Литовском и поразумели, что правдою взыскиваятца от Великие России мир»[275]. Если этого не сделать, то «на сейме поруганье будет от сторонних людей, что время испущено», а в июне 1665 г., когда должны возобновиться мирные переговоры, «с польские и литовские стороны будут с великими ратьми», чтобы добиться выгодного мира, и война будет продолжаться.

А. Л. Ордин-Нащокин продолжал отдавать себе отчет в том, что предложенные условия могут вызвать недовольство в русском обществе, но если ранее он запальчиво заявлял, что этим можно пренебречь, то теперь он предлагал добиться одобрения условий «вечного мира», объявив их «всех чинов выборным людем». Это собрание, по его мнению, должно было принять решение о выплате шляхте денежной компенсации за ее отходящие к России владения. Это нужно сделать, «чтоб все люди тем утешились и в денежных зборах не оскорблялись, что не на войну, а на умиренье казна готовить». Политик явно испытывал беспокойство, что общество не захочет нести новые жертвы, связанные с заключением мира. Это же собрание должно было решить, какую часть многочисленного «полона» – «мещан и пашенных людеи» освободить с заключением мира и на каких условиях. А. Л. Ордин-Нащокин понимал, что освобождение столь многочисленного «полона» затронет конкретные интересы самого широкого круга людей, и поэтому и предлагал, чтобы соответствующее решение было подкреплено авторитетом «выборных людей».

Наконец, собор должен был одобрить предусмотренное условиями «вечного мира» решение украинского вопроса. Связано это было с тем, что в свое время Войско Запорожское было принято под власть царя по решению Земского собора 1653 г.[276] В этой части своей записки А. Л. Ордин-Нащокин доказывал, что лишь предлагаемое решение обеспечит установление мира: «и здержано будут черкасы крепким миром неподвижно». Уже здесь проявилось, может быть, еще в более яркой форме, чем в более ранних его записках, представление о «черкасах» как некоей враждебной, анархической силе, которую нужно обуздать. Далее в тексте обнаруживаются прямые отрицательные отзывы, отражающие подобное восприятие «черкасов»: «А черкасская в подданстве неправда всему свету явна в их непостоянстве и хотят, чтоб война и кровь никогда не престала». Из сказанного следовал очевидный вывод: «И такои народ своевольнои недобро бес крепости великим государям держать, чтоб и иные к ним такие ж не множились». Высказывания эти столь ярки, что не нуждаются в комментариях. В письмах и указаниях царя Алексея, уже цитировавшихся выше, можно обнаружить черты иного отношения к «черкасам» – сознание духовного родства с ними, как с православными, понимание, что для достижения стабильности нужно предоставить «черкасам» определенные «вольности» не только на Левобережной, но и на Правобережной Украине.

Как известно, при жизни Алексея Михайловича земский собор для обсуждения вопроса об условиях мира с Речью Посполитой так и не был созван, но к другим соображениям своего советника царь отнесся со вниманием. Действительно, на сейме в присутствии широкого круга участников политической жизни Речи Посполитой можно было, казалось, добиться большего, чем при переговорах с назначенными королем комиссарами. 10 октября 1664 г. в Варшаву был послан Вас. Тяпкин с предложением выслать на сейм русских великих послов. К тому времени, когда Тяпкин в декабре 1664 г. прибыл в Варшаву, сейм уже заканчивался, и Ян Казимир предложил выслать таких послов на следующий сейм, который должен был собраться в марте 1665 г., но на это предложение уже царь Алексей не реагировал[277].

Глава 4. Посредники

В русской внешней политике этих лет определенное место заняли поиски посредников, при содействии которых можно было бы добиться заключения мира с Речью Посполитой. Попытки эти оказались безрезультатными не в последнюю очередь потому, что власти Речи Посполитой, формально не возражая подчас против участия посредников, последовательно прилагали усилия, чтобы не допустить их появления на переговорах. Однако рассмотрение свидетельств об этих попытках дает в распоряжение исследователя интересный материал о том, как русские политики оценивали характер отношений своей страны с другими европейскими державами, как видели они ее место в системе европейских международных отношений.

Вопрос о посредниках оживленно обсуждался в Москве в 1659–1660 гг. В то время единственным результатом хлопот стала серьезная попытка австрийского посредничества, когда в начале 1661 г. с этой целью император Леопольд I направил в Москву посольство во главе с Августином Майербергом. Этот эпизод в истории международных контактов в Восточной Европе получил подробное освещение в книге З. Вуйцика[278]. Исследователь привлек для его освещения целый ряд документов Венского архива, но, к сожалению, оставил без внимания русские записи переговоров с австрийскими послами, что делает возможным повторное рассмотрение этого эпизода с учетом всей совокупности имеющихся материалов. Серьезное внимание к этой попытке посредничества и связанным с ней русско-австрийским переговорам со стороны польского исследователя явилось вполне оправданным, так как в этом эпизоде дипломатической истории нашли свое отражение важные новые тенденции эволюции международных отношений в восточной части Европы.

В самом выступлении императора в качестве посредника в конфликте между Россией и Польско-Литовским государством не было ничего нового. Наоборот, к середине XVII в. это было своего рода традицией. Последний раз в этой роли австрийские дипломаты выступали в 1655–1656 гг. Однако в то время Речь Посполитая была главным союзником Австрии в восточной части Европы, и целью посредничества было помочь союзнику найти выход из трудного положения.

В существенно иных условиях протекала миссия Майерберга. К этому времени империя Габсбургов, вступившая в борьбу с османами на территории Трансильвании, нуждалась в союзниках против Османской империи. Такими союзниками могли бы стать Россия и Речь Посполитая, прекратившие войну между собой. Подобные расчеты не были новостью для австрийской политики в Восточной Европе, однако особенность положения, сложившегося к началу 60-х гг. XVII в., состояла в том, что в польско-русской войне Речь Посполитая опиралась на союз с вассалом Османской империи – Крымским ханством, а Россия вела против него войну. В результате в Вене сложилось представление о непримиримом конфликте между Россией и Крымом и о том, что именно от Русского государства можно ожидать помощи в войне с османами[279]. В таких условиях не было необходимости при посредничестве ставить во главу угла интересы Речи Посполитой. Неудивительно, что в инструкциях послам указывалось, что в своей посреднической миссии они должны принимать во внимание интересы обеих сторон[280].

Имело место и другое важное обстоятельство. К началу 60-х гг. политика стоявшей во главе Речи Посполитой королевской пары и тех группировок политической элиты, на которые она опиралась, с ее планами возведения на польский трон французского принца все более расходилась с политикой Австрии – соперника Франции в борьбе за европейскую гегемонию. В Вене рассчитывали на возможное сотрудничество между Россией, Австрией и антифранцузскими силами в самом Польско-Литовском государстве[281]. После того, как австрийское влияние на ход дел в Речи Посполитой серьезно ослабло, в Вене нервно восприняли известия о попытках французского посла А. де Люмбра выступить в качестве посредника на мирных переговорах. Возникала перспектива вовлечения и России в орбиту французской политики. Неудивительно, что в инструкциях Майербергу предписывалось добиваться того, чтобы Россия не приняла французское посредничество[282]. Знакомство с записями переговоров А. Майерберга в Москве показывает, что он добросовестно добивался решения поставленных перед ним задач.