Криминальное наследство - Фридрих Незнанский

Нельзя сказать, чтобы трагическое известие потрясло его до глубины души: в последний раз с отцом он созванивался, пожалуй, с полгода назад, а виделся… дай бог памяти… и вовсе чуть ли не в начале прошлого года. Да и до этого они вряд ли общались намного чаще. И теперь, прихлебывая горячий кофе, Анатолий с некоторым смущением вынужден был констатировать, что глубокого горя, не говоря об отчаянии, приличествующем в такой ситуации нормальному сыну, он не испытывает.

В дверях кухни появилась Лиза с клочком бумажки в руках, на удивление быстро отделавшаяся от свекрови.

— Инна Владимировна просила тебя как можно быстрее позвонить отцовскому адвокату. У нее, оказывается, есть его телефон, — сказала жена деловито. — Вот он, я записала…

Анатолий слегка поморщился и кивнул: все-таки разговор о наследстве не казался ему уместным едва ли не в первые минуты после гибели Вадима Вячеславовича.

— Толик, — мягко произнесла жена, — я все понимаю, как-никак родной отец… Но вообще-то твоя мать на этот раз права: речь идет об очень больших деньгах, твой грант рядом с ними и не ночевал. А где большие деньги — там жди и больших неприятностей. Тем более если вторая наследница — молодая девица, причем, говорят, красотка!

— Лизочка, — Анатолий вздохнул и отодвинул от себя тарелку с недоеденным тостом, — разве тебе или мне чего-нибудь не хватает?

— Мне хватает, — возразила она. — А вот тебе — точно нет.

— Мне?!

— Да, именно тебе! Твоего последнего гранта достаточно для вашей работы, а как насчет японцев?

Поездка к японским коллегам, точнее, возможность поработать в обсерватории, где ими установлен один из лучших в мире телескопов, была давней и пока что неосуществимой мечтой Сурина-младшего. Но на поездку, а уж тем более на возможность поработать в упомянутой обсерватории требовались деньги, о которых действительно можно было только мечтать… до сегодняшнего дня.

— Или тебе уже кажется пределом мечтаний Пулково? — поинтересовалась Лиза. — Если так, тогда и говорить не о чем. На билет до Питера деньги всегда найдутся.

— Ну при чем тут Пулково и даже японцы? — раздраженно повел плечами Сурин-младший. — Адвокату я так и так позвоню. И жене его тоже, было бы по меньшей мере странно не явиться на похороны собственного отца… Хотя условия завещания и так давным-давно известны, не думаю, что он что-либо поменял за последние полгода.

Действительно, свое завещание предусмотрительный Вадим Вячеславович переписывал всякий раз, как женился заново. Меняя в нем только имя очередной супруги. Все остальное оставалось неизменным: и капитал, и недвижимость должны были достаться единственному сыну и любимой жене в равных, половинных долях. Как только очередное новое завещание оформлялось должным образом, Сурин-старший непременно отзванивал сыну, сообщая ему об этом. После чего оба благополучно забывали друг о друге на долгое время. Когда Анатолию сровнялось восемнадцать лет и прекратилась официальная выплата алиментов, он принципиально не взял у Вадима Вячеславовича ни копейки, хотя тот предлагал неоднократно.

Как ни странно, Инна Владимировна, проявившая вдруг немалую практичность, не возражала. Более того, даже гордилась сыновними принципами, тем более что ее новый муж в своем магазине хозтоваров, выросшем до средних размеров из хлипкой палатки, зарабатывал вполне, с ее точки зрения, неплохо. Да и Толик все свои студенческие годы не гнушался подработкой в упомянутом магазинчике у отчима. Так что «унижаться перед богатеем папашей» было ни к чему.

— Если хочешь, — сказала Лиза, — и этой девушке, и адвокату я позвоню сама… Только напомни, как ее зовут.

— Хочу! — с явным облегчением кивнул Анатолий. — Ее зовут Лариса Сергеевна.

— Вот еще, буду я ее по имени-отчеству величать! — фыркнула жена. — Если не ошибаюсь, мы ровесницы!.. Ладно, собирайся, а то опоздаешь, а я займусь делами.

Наверное, основным чувством, которое испытывал Анатолий на похоронах отца, было чувство вины: ну почему, почему он такой бездушный, почему ничего особого не ощущает, глядя в окаменевшее, неподвижное лицо со знакомыми чертами, вслушиваясь в слова священника и ничего в них не понимая?..

В храме было жарко и душно, вся спина под тяжелой дубленкой, которую он не догадался снять, вспотела, и больше всего ему хотелось отстраниться от отцовской вдовы, стоявшей к нему слишком близко. Во всяком случае, Сурин-младший все время чувствовал, как рядом с его плечом подрагивает Ларисино плечо…

К своему удивлению, он вынужден был признать, что новоиспеченная вдова горюет, пожалуй, искренне. По сравнению с ее предшественницами, дружно заявившимися на похороны, во всяком случае на отпевание, это было почти чудом. Неужели эта то ли бывшая моделька, то ли еще нечто в том же роде действительно любила Вадима Вячеславовича, человека вдвое старше ее?..

«Возможно, испытывала к нему дочерние чувства…» — подумал он — и в общем-то не ошибся. В любом случае Анатолию показалось, что, как это ни удивительно, Лариса среди всей этой вырядившейся в пух и прах, сверкающей крупнокаратными бриллиантами толпы едва ли не единственный близкий ему человек. И он ничуть не удивился, когда в ответ к подошедшему к Ларисе Сергеевне сразу после службы адвокату — ушлому на вид, быстроглазому человечку — она сказала, покачав головой:

— Ради бога, оставьте меня в покое — ни сегодня, ни завтра я не смогу… Не смогу!..

И он, глянув на ее дрожащие от сдерживаемых слез губы, счел нужным вмешаться.

— Давайте созвонимся через неделю, — тихо предложил Анатолий, сочувственно косясь на Ларису. — Вы же видите…

Адвокат слегка пожал плечами и внимательно посмотрел на Сурина-младшего:

— Что ж, мне все равно, вам решать… Вы ведь его сын?

— Сын.

— Похожи, — неопределенно пробормотал тот. — Через неделю я вам позвоню…

Он действительно позвонил, как и обещал, через неделю после похорон. Вновь было раннее утро, и звонок на этот раз застал Анатолия за завтраком. Трубку взяла Лиза, поздоровалась, произнеся неизбежное «Очень приятно!» — очевидно, адвокат представился — и, положив ее рядом с аппаратом, кивнула мужу:

— Тебя… По поводу завещания.

Сурин-младший хмуро мотнул головой и потянулся к телефону: второй аппарат у них был на кухне. Выслушав адвоката, он совсем было решил оттянуть встречу еще на день, поскольку вечером должно было состояться плановое заседание кафедры, но Лиза, что-то почуявшая, молча показала мужу кулак, и он обреченно согласился.

Все эти дни у Анатолия Вадимовича так и не иссякало паршивое настроение, установившееся после похорон отца. Он и сам этому удивлялся, поскольку особой впечатлительностью прежде не грешил, а тут… Отчего-то все вокруг казалось ему отвратительно-мрачным, словно обреченным на увядание, распад, гибель… Наверное, виновата погода, решил он, то ли зима, то ли не зима… Хорошо еще, что каникулы остались позади и можно забыться работой!

— Я решил назначить встречу у себя в конторе, — бодро вещал в трубку адвокат, — Лариса Сергеевна согласилась… Вам, насколько знаю, тоже известны условия завещания?

— Вроде бы да, если отец их не менял…

— Не менял, — заверил его собеседник, — никаких неприятных сюрпризов вас не ждет, уверяю! Подъезжайте к пяти часам, запишите адрес и проезд… Вы на машине?

Анатолий хотел сказать, что плевал он на сюрпризы, на суету с наследством и вообще на всю эту хренотень, но сдержался и вместо этого покорно извлек на свет блокнот и приготовился записывать. Потом, распрощавшись с адвокатом, сердито бросил трубку и поглядел на жену, все это время стоявшую рядом в напряженной позе.

— Ну?! — Глаза у Лизы, как показалось Анатолию, горели нехорошим, кошачьим каким-то огнем.

— Что — ну? — раздраженно буркнул он. — Сегодня в пять часов поеду к этому типу… Довольно-таки противный тип, на мерзавца похож.

— Какая разница, на кого или на что он похож?

Лиза облегченно улыбнулась и, шагнув к мужу, неожиданно обняла его, ласково прижавшись к груди Анатолия:

— Толечка, милый, я не понимаю, почему ты так на все это реагируешь: сердишься, ворчишь… Вообще ходишь как в воду опущенный… Ну что с тобой?

Она подняла на него свою круглую мордашку, посмотрела в глаза тем своим наивным взглядом, который всегда выбивал Анатолия из колеи и вызывал умиление: в Лизе и правда было что-то детски-невинное, непонятно с какой стати ему почудился минуту назад в нежно-голубых глазах жены огонек жадности!..

— Сам не знаю, — сник он. — Настроение почему-то паршивее некуда. Прости меня, вот останется позади вся эта мышиная возня — сразу исправлюсь!

Он поцеловал Лизу долгим, крепким поцелуем, после чего заглянул в детскую, чмокнул спящую дочку в забавный пуговичный носик и, наконец, всерьез заторопился: очередная лекция уже грозила начаться с опозданием как минимум на десять — пятнадцать минут. Его машина вторую неделю находилась в ремонте, еще предстояло ловить такси или левака.